Ни секретари губкома, ни председатель губисполкома не поддержали выводов губчека. Более того, руководители губкома сумели убедить президиум в своей правоте, и тот принял постановление: «Ничего серьезного в Ишимском уезде не произошло и не происходит».
Никаких практических выводов из тревожных сообщений Тюменский губком РКП (б) не сделал. Продовольственная разверстка началась без всякой политической подготовки, большевистские пропагандисты и агитаторы в деревни не заглядывали, маломощные и редкие сельские партийные ячейки разваливались.
Почему так случилось?
Пытались объяснить происшедшее некими объективными причинами, вроде малочисленности и слабости губернской партийной организации, нехватки подготовленных кадров партийных и советских работников, отсутствия пролетариата в губернии и т. п. Что ж, не станем сбрасывать со счетов и это, но суть в ином.
Главная причина, на мой взгляд, заключается в ошибочности политической линии, проводимой под диктовку ЦК РКП (б) губернским комитетом партии и его первым секретарем Агеевым. Они считали, что с сибирскими крестьянами (в большинстве зажиточными) нужно и можно разговаривать только с помощью силы. «Мы... часто принуждали там, где при более серьезной терпимой и длительной работе можно было бы добиться нужных результатов убеждением... и тем самым облегчили работу контрреволюции, создав в деревне почву острого недовольства своей политикой», – с запозданием признался губком РКП (б) в передовой статье своих «Известий» (№ 13).
В конце февраля 1921 года на расширенном собрании партийного актива обсуждалось политическое положение в губернии. В принятой резолюции причиной крестьянских волнений назывались «слабость политической работы среди крестьянства, неправильности в проведении посевной кампании, незрелость советского аппарата и неоформленность его функции... Контрреволюционные элементы явились в общем и целом естественными спутниками этих волнений, поднятыми до роли организаторов силой массового движения крестьянства».
Смотрите, как не стыкуется эта резолюция с официальной оценкой событий 1921 года в Тюменской губернии. Коммунисты губернии считают контрреволюцию спутником крестьянских волнений, которые, разливаясь вширь и вглубь, набирая скорость, в конце концов смогли спутников превратить в организаторов...
Орган ЦК РКП (б), газета «Беднота», в феврале 1921 года писала:
«Ишимский уезд Тюменской губернии восторженно приветствовал приход Советской власти.
Но что сделали местные «деятели» своей нераспорядительностью?
Много продовольствия (скота, картофеля, хлеба, фуража) пропало из-за халатности и бесхозяйственности. Продорганы зачастую неправильно собирали разверстку. Разделения на середняков и бедняков не было. Со всех брали огулом. С заявлениями в исполком обращались не только крестьяне, но и целые коммунистические ячейки, но без всякого результата.
Крестьяне после этого стали более недоверчиво относиться к представителям Советской власти.
Вот результат скверной, неумелой, а может быть, обдуманно преступной работы».
Статья заканчивалась заверением, что «все насильники» будут караться Советской властью «жестоко и беспощадно»...
В селах и деревнях Ишимского, Ялуторовского и других уездов о близящемся восстания говорили не только богатеи- мужики на тайных сходках. Об этом заявляли открыто и громко на крестьянских собраниях и съездах. Так что для партийных и советских руководителей губернии и уездов восстание не стало неожиданностью. Его ждали.
Еще 14 сентября 1920 года Тюменский горуком в специальном циркулярном письме предписывал всем коммунистам пройти военную подготовку «и быть начеку, готовыми к появлению контрреволюционных волнений, вызванных разверсткой и спровоцированных колчаковцами».
Из многочисленных жалоб крестьян, решений комячеек, докладных губчека, чекистов Кокарева и Кошкина, военкома Щепетова и других ответственных работников губкому и губисполкому было известно как об ошибках, злоупотреблениях и преступлениях профработников, так и о реакции на это крестьян.
Вот строки из политдонесения Караульноярского волвоенкома Щепетова: «...Инструктор продконторы Бобров обходится с населением весьма грубо, без разговоров требует, не считаясь с тем, есть или нет, и хоть душа из тебя вон, а отдай норму, чем значительно подливает масла в огонь. Население смотрит на власть, как на буржуазный гнет и издевательство, отделаться от коего не находит выхода. Идет страшная перебранка между пролинструктором Бобровым и представителем Гублескома. Бобров приказывает обмолачивать хлеб, а второй гонит крестьян на дровяную повинность... А на дворе метель и сильно падает снег...».
Сколько тоски и горечи в этой, ненароком оброненной фразе: «на дворе метель и сильно падает снег...» – куда убежишь?
Кокарев в январе 1921 года писал в губком: «Крестьяне не могут смирится с тем, что будут существовать на 2 фунта хлеба в день, полагающиеся по разверстке. Рассадниками контрреволюции являемся мы сами».
Студитов в начале 1921 года информировал председателя губисполкома Новоселова о бесчинствах уполномоченного губпродкома Обабкова, который «производил над крестьянами издевательства: грабежи, избиение кулаками, нагайками, прикладами ружей без всякого основания. Лично Обабков сам избивал, и в довершение всего пострадавшие крестьяне были арестованы и отправлены в Ишим».
Невтерпеж было крестьянскому сердцу видеть, как отнятый у селян хлеб, скот, продукты питания гибли на складах, в хранилищах, в загонах. Не стану ссылаться на примеры, проводимые в листовках и газете повстанцев «Голос Народной Армии», приведу лишь строки из Донесений ГубЧК:
...В Ялуторовском уезде наблюдается падеж скота, собранного по разверстке.
...В Туринском уезде сгорело 2000 пудов хлеба, падает от недогляду и бескормицы скот.
...В Бердюжье гибнет 22500 пудов хлеба.
...В Петухово «горит» 4000 пудов хлеба. «К хлебу относятся крайне небрежно».
...В Ишимском уезде сгноили мясо, собранное по разверстке.
Еще раз вспомните, что писалось об этом в эсеровских обращениях, листовках, прокламациях, и станет понятна их прилипчивость и популярность.
Завершить разговор о бесчинствах и преступлениях тюменских продработников хотелось бы ссылкой на два документа: «Заключительное постановление следователя реввоентрибунала Сибири Михалаша» и «Рапорт о контрреволюционном восстании в Ишимском уезде» председателя реввоентрибунала Сибири Опарина.
Вот что сказано в заключительном постановлении о «незаконных действиях» осужденных деятелей тюменских продорганов:
1. Лаурис Матвей Андович, 29 лет, член чрезвычайной губернской контрольно-инспекторской тройки. Матюгался. Угрожал. Ставил к стенке. «Где взять хлеб?» – «В реке, на самом дне». Обещанием выпустить из-под ареста заставил сожительствовать с ним двух гражданок (жену почтальона и Слободенникову). Арестовал судью 12 участка за то, что тот доказал присвоение Лаурисом денег. Раздаривал конфискованное имущество. Незаконно арестовывал...
2. Соколов Виктор Георгиевич. Бил крестьян по лицу. Давал команду «увести, шлепнуть», с дороги возвращал уводимого. Материл. Грозил револьвером...
3. Крестьянников Архип Степанович, губернский уполномоченный по проведению разверстки в Петуховском районе. 30 января проезжая через село Ларихинское, за то, что его не накормили обедом приказал красноармейцам избить прикладами двоих крестьян и те были избиты...
4. Заплетнн Михаил Григорьевич, 32 года, уполномоченный Упродкома. Пьяница и вор. Украл кожи, корову, мешки и т. д.
5. Полякевич Станислав Алексеевич, 39 лет, заместитель Ишимского Упродкомиссара. Так разговаривал с крестьянами: «не хватит хлеба, тебя повесим», «нет шерсти? стригите кожи и п... у баб и жен», «заморю в тюрьме!», «заберу вместо недоимки жену и детей!..» Мат. Заставлял кормить жареным мясом себя и весь отряд.
«Они развращали продармейцев», – заключает следователь. Чтобы убедиться в правоте этого вывода, привожу выдержки из Рапорта председателя реввоентрибунала Сибири Опарина:
«...Значительная доля вины в повстанческом движении падает на... ненормальные и преступные действия отдельных или из числа продработников...».
Чрезвычайный уполномоченный Соколов наносил побои гражданам Чуртанской волости (Прокопьеву, Гилеву, Носкову), грозил, матерился, уводил под расстрел...
«Райпродкомиссар Гущин и начальник отряда Гуляев применяли при проведении разверстки оружие и пороли крестьян плетьми».
Профработник Гурьман отнял у крестьян для себя пимы, брюки; в деревне Воробьево посадил в холодное помещение (зимой) 7 крестьян и держал до тех пор, пока те не подняли крик...
Продинспектор Яковлев производил самовольные аресты, конфисковал для себя две с половиной свиные туши...
Продработник Шулин бегал по селу с наганом, матерился, начал разверстку с ареста 67 крестьян...
Райпродкомиссар Демин бесчинствовал, называл крестьян собаками, самовольно арестовывал и полуголых загонял в холодные амбары...
Уполномоченный контрольной тройки Кубанский истязал крестьян, «бил веревкой с громадными узлами», грозил револьвером...
Райпродкомиссар Коропонов забирал у крестьян для себя имущество и деньги (попросту говоря – грабил)...
Чрезвычайный уполномоченный губернской коллегии Клевцов ночью поднял крестьян села Малахово, чтобы вывозить снопы и молотить хлеб; пьянствовал, в открытую спал с женщиной в сельсовете...
Продработник Максимов по ночам устраивал набеги на крестьян, требовал угощения, грозил револьвером, расстрелом, материл...
Губпродкомиссар Инденбаум сажал крестьян в холодные амбары, арестовывал сельсоветы, брал в свои продотряды лиц из карательных отрядов Колчака, не признавал норм, установленных для пропитания крестьян, т. е. забирал все зерно, под метлу, ничего не оставляя...
Уполномоченный Губпродкома Сеньков (с отрядом) в деревнях Дубинской, Ильинской, Уктузской, Пегановской грабил, избивал крестьян кулаками, нагайками, прикладами; давал залпы по детям и женщинам, матерился...