Мой мальчик, нет, но как в святой молитве,
Один закон твержу я день за днем:
Ты — я, я — ты — звучит навеки слитно, —
Он свят, как прежде, в имени твоем.
Любовь свежа, хоть и зовется вечной,
Ее веков не давит груз и прах,
В морщинах ходит то, что быстротечно,
А у нее же прошлое — в пажах:
Вот где она — метафора любви,
И времени ее не погубить.
Немало я шатался бездорожьем,
И правда — шутовской имея вид,
Проматывал, что мне всего дороже,
И страстью новой множил ряд обид.
Да, правда, что на правду я, бывало,
Косился, ей чужой; такой ценой
Опять мне сердце юность добывало,
Чтобы я вспомнил: ты один лишь — мой.
Окончен страсти пир: я, бесконечно
От опытов устав, принадлежу
Тебе, мой друг, отныне и навечно
Ты — бог любви, которому служу.
И будто к небу открывая путь,
Позволь к груди мне любящей прильнуть.
Фортуну пристыдил бы за меня
И за дела, что подлыми слывут —
Она решает. Мне ль за то пенять,
Что с публикой — публично я живу?
Не от природы было мне дано
Клеймо такое, но к судьбе моей
Пристало, как пятно на полотно;
Так обнови меня и пожалей.
Твой пациент, я в ожиданье мер
Приму все, что заразу поразит,
В раскаянье не буду лицемер,
Питье горчит пусть, но не огорчит.
Тебе, мой друг, лишь стоит пожалеть —
Поможет жалость мне переболеть.
С моей судьбы след низкой клеветы
Способна смыть твоя любовь и жалость:
Когда в мою невинность веришь ты,
Мне все равно, как там у них считалось.
В тебе — мой мир, лишь от тебя хочу
Дождаться похвалы иль приговора;
Другим — никто, и я о них молчу,
Но прям ли путь мой иль покрыт позором?
В такую бездну я швырнуть готов
Мысль о других, что затворить сумею
И от хулителей, и от льстецов,
Свой слух, хоть он и чуток, как у змея.
Тебя я слышу только одного,
Как будто и нет в мире никого.
Расстались мы, и то, что было зримо,
Живет в очах души вдали от глаз;
Так тот, кто полуслеп, влечется мимо,
Не видя, смотрит будто напоказ;
Цветок, иль птицу, или что иное
Глаза надежно в сердце не замкнут;
Не знавшие ни образа, ни строя,
В них беглые виденья промелькнут;
Ведь что бы в их ни отразилось взоре:
Уродства облик или красоты,
День или ночь, вершины или море, —
Во всем я узнаю твои черты.
Одним тобой моя душа полна:
Глаза пусть лгут, была б она верна.
Лесть ли вкушает — всех монархов яд —
Моя душа, увенчана тобою?
Или, напротив, мой правдивый взгляд,
Алхимию любви себе усвоив,
Из монстров и неведомых существ
Творит тебе подобных херувимов,
И с ними мир несовершенств исчез,
В сиянье глаз утрачивая зримость?
Все ж первое — во взоре скрыта лесть:
Душа поверит, что ее нет краше, —
И ведомо глазам, какой поднесть
На вкус напиток в королевской чаше.
Коль он отравлен — грех не так велик,
Раз прежде взором я к нему приник.
Дмитрий Иванов[256]Портрет господина У. ХЭссе
Кем был загадочный г-н У. Х., адресат посвящения, сопровождавшего первое издание сонетов Шекспира? Имел ли он отношение к одному из героев сонетного цикла и не скрывается ли под этими инициалами кто-то еще, кто был близок самому поэту? Недавнее открытие американского литературоведа Джеффри Кэвени, похоже, вносит ясность в этот вопрос. Однако другие загадки «Сонетов» остаются — мы по-прежнему еще очень многого не знаем об этом сборнике.
Сонеты Шекспира относятся к числу самых известных его произведений и по популярности уступают разве что «Гамлету». При этом источником текстов практически всех сонетов выступает одно-единственное прижизненное издание с довольно запутанной историей. Оно было выпущено в Лондоне в 1609 году книгоиздателем Томасом Торпом и называлось «Сонеты Шекспира. Прежде не публиковавшиеся»[257].
В том, что эти сонеты принадлежат Шекспиру, сомневаться не приходится. Во-первых, Торп издал их под его именем и никто из современников — ни тогда, ни позже — авторства Шекспира не оспаривал.
Во-вторых, еще в 1598 году некий Фрэнсис Мерес опубликовал книгу, в которой описал современных ему английских поэтов и драматургов. Шекспир упомянут в ней несколько раз как автор превосходных комедий и трагедий, а также «сладкозвучных» сонетов, «известных его близким друзьям». Сам Мерес не блистал умом и вкусом, но, как полагают ученые, добросовестно собрал мнения, ходившие в лондонских театральных и литературных кругах, — в то время это был довольно узкий мирок, где все знали всех.
В третьих, два сонета к Смуглой даме, 138-й и 144-й по нумерации Торпа, хотя и в несколько измененном виде, были опубликованы в поэтическом сборнике «Страстный пилигрим» около 1599 года. Этот сборник, также подписанный именем У. Шекспир, включает в себя всего пять произведений, на самом деле признанных шекспировскими, а остальные пятнадцать либо написаны другими поэтами, либо до сих пор не атрибутированы.
Наконец, в-четвертых, обнаружено большое количество перекличек на уровне образов, мотивов и аллюзий, а иногда и просто словесных совпадений между сонетами Шекспира и другими его произведениями. Прежде всего, это две ранние его поэмы: «Венера и Адонис» и «Похищение Лукреции», а также комедия «Бесплодные усилия любви» и трагедия «Ромео и Джульетта».
Но вот о том, какое отношение имел Шекспир к изданию, выпущенному Торпом, мы не можем сказать ничего определенного. Судя по тем данным, которыми мы располагаем сегодня, публикация была «пиратской», то есть выпущенной без ведома автора. Например, в ней содержится большое количество опечаток, что необычно для тех изданий Шекспира, в подготовке которых, как считается, он сам принимал активное участие. Кроме того, хотя в 1609 году Шекспир находился на пике популярности, издание Торпа не содержит ни обычного в то время авторского посвящения, ни предуведомления. С другой стороны, Торп был уважаемым мастером, членом Лондонской гильдии книгоиздателей и не стал бы просто так рисковать своей репутацией.
Совсем без посвящения сборник шекспировских сонетов, выпущенный Торпом, не остался — его вставил сам издатель. Считается, что оно имитирует форму траурной римской надписи: все слова набраны заглавными буквами, каждое слово отделяется от следующего точкой:
ТОМУ. ЕДИНСТВЕННОМУ.
КОМУ. ОБЯЗАНЫ. СВОИМ. ПОЯВЛЕНИЕМ.
НИЖЕСЛЕДУЮЩИЕ. СОНЕТЫ.
Г-НУ
У. Х. ВСЯКОГО. СЧАСТЬЯ.
И. ВЕЧНОЙ. ЖИЗНИ.
ОБЕЩАННОЙ.
ЕМУ.
НАШИМ. БЕССМЕРТНЫМ.
ПОЭТОМ.
ЖЕЛАЕТ. ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ.
РИСКНУВШИЙ. ИЗДАТЬ. ИХ.
В СВЕТ.
Т. Т. [258]
По поводу того, кто такой Т. Т., споров никогда не было — все согласны с тем, что это инициалы Томаса Торпа (они же стоят и на титульном листе сборника в выходных данных). А вот личность загадочного г-на У. Х. (в оригинале — Mr. W. H.) породила такое количество версий, исследований и публикаций, что даже краткий их пересказ в рамках этой статьи невозможен. Выделим лишь главное.
Особенную трудность представляет слово «begetter», употребленное Торпом в отношении г-на У. Х. To the only begetter of these ensuing sonnets Mr. W. H. В каком смысле использовал его Торп? В английском языке того времени оно могло означать человека, послужившего причиной для появления на свет «нижеследующих сонетов», причем в самом разном смысле: он мог быть их «отцом», «создателем» и «подателем» одновременно.
Некоторые ученые предполагали, что Торп, возможно, имел в виду кого-то, кто просто передал ему рукописи Шекспира, однако другие, как и подавляющее число читателей XIX–XX веков, предпочитали думать, что речь идет о человеке, вдохновившем Шекспира на сочинение сонетов. Поскольку хорошо известно, что бо́льшая их часть (обычно говорят о первых 126 сонетах) посвящена неназванному Юному другу поэта, то выходило, что У. Х. — это его инициалы.
Оставалось лишь обнаружить подходящее историческое лицо в окружении Шекспира. Разумеется, одних инициалов было недостаточно, и за неимением других источников энтузиастам пришлось обратиться к самим сонетам — да так, будто перед ними настоящий роман в стихах, причем написанный по следам реальных событий.
Между тем, исходя из содержания как отдельных сонетов, так и всего цикла в целом, довольно трудно понять что-либо определенное о конкретных жизненных обстоятельствах, связывающих Поэта и его Юного друга. Можно лишь в самом общем виде утверждать, что Друг моложе Поэта и выше его по общественному положению, а также что его расположения ищут и другие поэты — соперники лирического героя цикла. Кроме того, Друга и Поэта объединяет страсть к Смуглой даме, которая, как можно понять из цикла, дарит свои милости им обоим. Наконец, хотя Поэт относится к Другу с неизменной любовью и восхищением, их отношения претерпевают серьезный кризис.