по саду прекрасную Эмилию — младшую сестру Тезеевой невесты Ипполиты, и вспыхнувшая любовь делает лучших друзей непримиримыми врагами.
Именно эту поворотную сцену, определяющую все дальнейшие события пьесы, мы и предлагаем сейчас вашему вниманию.
Паламон
Как ты, достойный брат мой?
Арсит
Как ты, брат?
Паламон
Окреп вполне, чтоб над бедой смеяться,
И снесть войны превратность; мы, боюсь,
Навеки пленники.
Арсит
На то похоже.
С такой судьбой покорно, не ропща,
Я примирился.
Паламон
О Арсит, кузен мой,
Где ныне Фивы? Где наш гордый край?
Где наши родичи с друзьями? Боле
Не знать нам сей отрады, не глядеть,
Как юноши радеют в состязаньях,
Бахвалясь сувенирами любви,
Как парусами — бриг; не обгонять их,
Как обгоняет стаю сонных туч
Восточный ветр; так Паламон с Арситом,
Ногой небрежной чуть пошевелив,
Предвосхищали похвалы, и лавры
Стяжали словно нехотя. Увы,
Нам за оружье, близнецам в геройстве,
Не браться вновь, не горячить коней,
Как море яростных. Мечи — подобных
Не знал сам красноокий бог войны —
У нас отъяты — им ржаветь в безделье
В святилищах враждебных нам богов.
Мы молнией не выхватим их снова,
Сметая воинства.
Арсит
Нет, Паламон.
Надежды — те же узники в темнице,
Здесь потускнеет молодости цвет,
Как ранняя весна; здесь встретим старость,
Уз брака не изведав, Паламон!
В объятьях нежных молодой супруги
Нам сладких поцелуев не вкушать,
Вооруженных сонмами Амуров;
Нам не дано узнать свои черты
В наследниках, нам не внушать орлятам:
«Пусть не слепит тебя оружья блеск:
Воспомни, чей ты сын — стяжай победу!»
Красавицы оплачут наш удел
И в песнях станут клясть судьбу слепую,
Чтоб устыдилась, видя, сколько зла
Природе с юностью чинит. Вот мир наш,
Нам сверх друг друга никого не знать,
Внимать часам — хронистам нашей скорби;
Зазеленеет плющ — но не для нас,
Настанет щедрое на радость лето,
Но здесь хозяйкой — стылая зима.
Паламон
Ты правду молвишь. Наших фивских гончих,
Что эхом вековой будили лес,
Нам впредь не кликать — и не потрясать нам
Копьем отточенным, коль злобный вепрь
Прочь убегает, как парфянский лучник,
Под градом стрел. Достойные дела,
Что служат пищей благородным мыслям,
Погибнут в нас обоих. Мы умрем
В конце концов (вот горькое бесчестье!)
Детьми безвестности и скорби.
Арсит
Брат,
Из самой бездны тяжкого злосчастья,
Из происков и козней злой судьбы
Два утешенья, два благословенья
Явились: стойкость пред лицом беды
И радость разделять друг с другом горе.
Пока мы вместе, я скорей умру,
Чем этот кров сочту тюрьмой.
Паламон
Бесспорно,
В том благо наивысшее, кузен,
Что наши судьбы сплетены. Вместили
Два благородных тела — две души,
Назло невзгодам слитых воедино.
Они не сгинут, не бывать тому;
К тем, кто не ропщет, смерть во сне приходит.
Арсит
Нельзя ли нам на пользу обратить
Плен ненавистный?
Паламон
Как, кузен достойный?
Арсит
Пусть станет нам святилищем тюрьма
И нас уберегает от растленья.
Мы молоды, но дорога нам честь,
А вольность и бездумные беседы,
Души отрава, сманивают нас
На ложный путь. Какой же благодатью
Воображение нас одарить
Не сможет щедро? Здесь мы друг для друга —
Как будто не скудеющий родник;
Друг другу мы — супруги, и рождаем
Все новые свидетельства любви;
Друг другу мы — отец, друзья, знакомцы,
Друг в друге обретаем мы семью.
Я твой наследник, ты — мой. Это место —
Наследье наше; никакой тиран
Отнять его не смеет; чуть терпенья —
И счастлив наш удел. Излишеств нам
Не знать; рука войны не покалечит,
Моря не поглотят. На воле нас
Супруга б разлучила или дело;
Глодали б распри; злоба подлеца
Знакомства бы искала; я б зачахнул
В чужих краях, и ты бы не узнал,
И длань твоя мне глаз бы не закрыла
С молитвою богам; не будь мы здесь,
Нас развели бы сотни обстоятельств.
Паламон
Благодарю, кузен! Теперь ни в грош
Не ставлю я плененье. Что за горесть
На вольной воле жить — то здесь, то там,
Подобно зверю! Тут я обретаю
Двор более отрадный; суету,
Что жадный дух к тщеславию толкает,
Я распознал — и объявить готов
Мишурной тенью мир, что старец Время
С собою забирает, проходя.
Чем были встарь мы при дворе Креона,
Где грех — закон и где кичится знать
Невежеством и похотью? Арсит мой,
Ведь не даруй нам боги сей приют,
И мы с тобою в старости порочной
Почили б, не оплаканы никем,
Под хор проклятий вместо эпитафий.
Сказать еще?
Арсит
Я обратился в слух.
Паламон
Случалось ли, чтоб кто любил друг друга
Сильней, чем мы, Арсит?
Арсит
Конечно, нет.
Паламон
Не верю, что однажды наша дружба
Иссякнет.
Арсит
С нами лишь она умрет.
Внизу появляются Эмилия и ее служанка.
По смерти же вольются наши души
В сонм тех, кто любит вечно.
Паламон видит Эмилию и замолкает.
Говори!
Эмилия
Сей вертоград — обитель наслаждений.
Что это за цветок?
Служанка
Нарцисс, мадам.
Эмилия
Мальчишка был пригож собой, но глупо
Любить себя; иль в мире мало дев?
Арсит (Паламону)
Так продолжай.
Паламон
Да.
Эмилия (служанке)
Или были девы
Жестокосердны все?
Служанка
Не может быть!
К такому-то красавчику!
Эмилия
Уж ты-то
Была б добрей.
Служанка
А как же, госпожа!
Эмилия
Вот умница! Но ты смотри, с оглядкой
Являй добросердечье.
Служанка
Отчего ж?
Эмилия
Мужчина — норовистый зверь.
Арсит (Паламону)
Что смолк ты?
Эмилия (служанке)
Цветы такие шелком вышьешь?
Служанка
Да.
Эмилия
Хочу, чтоб ими запестрело платье.
Прелестный тон! И дивно подойдет
На юбку, согласись?
Служанка
Да, очень мило!
Арсит (Паламону)
Кузен, кузен, очнись! Эй, Паламон!
Паламон
Арсит, доселе я в темнице не был.
Арсит
В чем дело, друг?
Паламон (указывая на Эмилию)
Взгляни и подивись!
Клянусь, она богиня.
Арсит
Ха!
Паламон
Колена
Склони: богиня это.
Эмилия (служанке)
Средь цветов
Нет благородней розы.
Служанка
Почему же?
Эмилия
Ведь роза — символ девушки. Она
Ухаживаньям ласковым Зефира
Стыдливо открывается, даря
Свой целомудренный румянец солнцу.
Но чуть Борей, нетерпелив и груб,
Подступится — свои красоты роза,
Как непорочность, вновь замкнет в бутон,
Борей шиповникам оставив низким.
Служанка
Однако ж, госпожа, порой цветет
Стыдливость пышно так, что в грязь роняет