— Он мерзавец, Адам. Он самодоволен, отвратителен, изменяет жене и не думает раскаиваться. При этом даже не может понять, отчего жена хочет развестись с ним! Люди такого типа способны причинять близким невероятную боль и унижение.
Кэйген заподозрил, что Конни наделила и без того малоприятного клиента всеми отрицательными чертами своего бывшего мужа, но не хотел перебивать ее, раз уж она разговорилась.
— Конечно, Колдгар не первый и не последний виновный, которого мы защищаем, и не единственный человек, поднявший руку на свою жену, но он так отвратительно эгоцентричен, что даже не стыдится того, что сделал! — вскричала она и принялась мерить шагами кабинет, не в состоянии отогнать горькие воспоминания. — Да, я, к несчастью, знаю, какую боль могут причинить люди подобного самодовольного типа. Так что поверь: этот человек никогда не получит моей защиты!
— Самодовольного типа? — Адам был рад тому, что лед ее сдержанности наконец-то затрещал, и хотел, чтобы он совсем растаял. — По каким же критериям ты делишь людей на типы?
Глава 2
Конни встала напротив, ее хрупкая фигурка даже вытянулась от сдерживаемого гнева. Напряжение, стеной стоявшее между ними, усиливалось и становилось просто невыносимым. Отступать было поздно.
— Тип, — заговорила она, — это категория чего-то или кого-то, имеющего определенные характеристики. В данном случае это внешняя привлекательность, повышенное мнение о собственном эго и наличие эмоционального вакуума, который затягивает в себя все возможное для получения удовольствия, но ничего не дает взамен. Он — захватчик, потребитель.
Адам невозмутимо выслушал ее сердитую речь. Конни обвиняла не Колдгара и даже не своего бывшего мужа. Нет, она винила его самого в принадлежности к такому же типу мужчин. Неужели Конни и впрямь считает, что он не способен на глубокие переживания?
— Я тоже принадлежу к этому типу? — спросил Адам, показывая недовольным тоном, что ему крайне неприятно задавать такой вопрос.
Конни оторопела. Ей вовсе не хотелось оскорблять босса, к тому же она не относила Кэйгена к тому типу мужчин, который только что описала. Он вовсе не был эгоистом или безжалостным бабником.
— По тебе не скажешь, что ты способен взять на себя долгосрочные обязательства по отношению к женщине.
Заметив холодный блеск в его глазах, Конни пожалела о том, что дала волю гневу. Частная жизнь босса ее совершенно не касается.
— Ну да, — низким голосом произнес Адам. — А вот женщины твоего типа имеют обыкновение драматизировать ситуацию и подозревать представителей противоположного пола в самом худшем.
Это обвинение вывело ее из себя, хотя она и поняла, что попалась на удочку опытного рыбака.
— Какой еще тип?
— Нелюбимой, подавленной и сварливой женщины, которая забыла, что такое любовь, и всю свою энергию направила на карьеру, надеясь таким образом заглушить горечь одиночества.
Прислонившись к столу, Кэйген сложил на груди руки и наблюдал, с каким изумлением посмотрела на него Конни. Такая характеристика явно пришлась ей не по душе.
— Нелюбимая и подавленная? Да, может, я и не глуповатая девица, к которым ты так привык, но кто дал тебе право судить меня? Только из-за того, что сам не умеешь любить, ты не имеешь права критиковать других!
Кэйген только внешне был спокоен и сдержан. Его всегда интересовало, что Конни о нем думает.
— Я прослежу за тем, чтобы дело Колдгара передали кому-нибудь еще, или сам займусь им, — принял решение Адам.
Бросив папку на стол, он повернулся к Конни, и оба долго смотрели друг на друга. Адам заговорил первым, и в его голосе послышалась скрытая угроза:
— А теперь, когда мы обсудили деловую сторону, я надеюсь, ты все-таки скажешь мне, что на тебя нашло?
Ну не может она объяснить ему, что творится в ее душе! Конни чувствовала себя сейчас такой уязвимой, что опасалась разбиться на части, поэтому, повернувшись, она молча вышла из кабинета Кэйгена.
Адам не сразу последовал за ней. Надо дать ей несколько минут на то, чтобы она справилась с волнением, а уж потом попробовать снова разговорить ее.
Вернувшись к себе, Конни упала на стул. Ее голова вдруг стала тяжелой, веки опустились. Режим работы был так напряжен в последнее время, что ее даже попросили отложить отпуск, который она планировала взять на этой неделе. Консультации с Колдгаром привели к тому, что болезненные воспоминания вновь стали преследовать ее, а конфронтация с Адамом лишила ее последних сил.
Спор с боссом позволил ей выпустить из-под контроля долго скрываемые переживания. Из-за этого она впервые за три года работы обратилась к Кэйгену с личной просьбой, а потому ее охватило такое чувство, словно она открыла ящик Пандоры. И теперь надо было срочно захлопнуть крышку на этом ящике, пока не случилось беды.
Кэйген двигался с удивительной для его роста и веса грацией. В несколько шагов он преодолел расстояние от двери до ее стола. Заглянув в зеленую бездну ее глаз, Адам протянул расстроенной Конни бокал. Она с трудом подняла руку и поднесла бокал к губам, но, как ни странно, ощутила приятный вкус коктейля из рома и колы. Конни выпила его одним большим медленным глотком. Адам удивленно приподнял брови, увидев, что она протягивает ему пустой бокал, но тут же нашелся и подал ей свой.
Конни не стала отказываться, несмотря на то что в его бокале было больше рома, чем колы. Живительная сила крепкого напитка пробежала по телу, и неожиданно с ее губ сорвался легкий стон.
— Хочешь поговорить обо всем? — предложил Адам, присаживаясь на край стола.
— О том, что я так глупо потеряла контроль над собой? — уточнила Конни, моля про себя Бога, чтобы Кэйген был милостив с ней.
Молитва не помогла.
— Нет, о том гневе, из-за которого ты потеряла контроль.
Оба понимающе замолчали. Адам был проницательным человеком, а Конни — слишком умной для того, чтобы надеяться, будто удастся избежать его вопросов. Признаться, она не собиралась обнажать перед ним свои раны, но, возможно, если приоткрыть хотя бы часть своих проблем, Адам поймет, что произошло.
— Уже октябрь… — робко начала она.
— Ты сердишься из-за того, что я попросил тебя отложить отпуск?
Конни отрицательно покачала головой и махнула рукой. И этот беспомощный жест выдал то, как трудно ей было в те минуты.
— В октябре я всегда езжу в Нью-Йорк, но, думаю, пора прекратить эти поездки.
— Дело Колдгара вызвало у тебя неприятные воспоминания?
— Мой бывший муж — точная копия этого человека. Он был красив, обаятелен и абсолютно убежден в том, что не может сделать ничего плохого.
— Ты ведь ездишь в Нью-Йорк не с ним встречаться?
Глаза Конни расширились от удивления.
— Нет, что ты! Я не видела Карла после развода, и у меня нет ни малейшего желания встречаться с ним.
— Так почему октябрь так важен для тебя?
Конни закрыла глаза, чтобы Адам не увидел ее боль. Перед внутренним взором возникло маленькое неподвижное тельце ребенка, а потом — могильный камень. Боль стала до того острой, что она прикончила второй коктейль.
Как же ей хотелось поделиться с Кэйгеном своим горем! Алкоголь помог немного расслабиться, но она все равно не могла найти слов, чтобы передать, до какой степени ее терзало чувство вины, стыда и неполноценности.
— Развод стал последней каплей.
Это была правда, которая, однако, не раскрывала сути ее проблем.
— И тебе до сих пор так больно?
— Я всегда считала, что брачные клятвы даются на всю жизнь, поэтому о них не так-то просто забыть.
— Он обманывал тебя, — утвердительно произнес Адам, в голосе которого зазвучали гневные нотки.
— Я не всегда была образцовой женой, — призналась она, опустив ресницы. — Мы оба не приложили достаточных усилий, чтобы спасти наш брак, а это, без сомнения, большой грех.
— Большинство людей считают супружескую измену серьезной причиной для развода, — сурово заметил он.
По лицу Конни пробежала тень при воспоминании о родителях и единственной сестре.
— У меня не хватало смелости рассказать родным о том, что Карл обманывал. Они обожали меня и до сих пор считают эгоисткой. Не думаю, что я чего-то достигну, если разрушу их веру в Карла.
— Ну да, зато ты позволила разрушить веру в тебя. Похоже, ты готова была принять незаслуженное наказание.
Глаза Конни потемнели от гнева. Уж кто ей не был нужен, так это психоаналитик-любитель.
— Я устала от бесконечных споров. Все, чего я хотела, так это получить диплом юриста и переехать в Бостон. Временами мы переписываемся и говорим по телефону, но родные не понимают, что я изменилась, а я не могу найти подходящих слов, чтобы объяснить им это.
— Думаю, это скорее гордость, чем боль? — поинтересовался Кэйген.
По лицу Констанс стало видно, что она готова ринуться в бой, поэтому Адам предпочел изменить тактику:
— Ты останавливаешься у родных, когда приезжаешь в Нью-Йорк?
— Да, но думаю, они не очень-то радуются этому, поэтому даже хорошо, что я не поехала туда в этом году.
— Но тебя по-прежнему мучит чувство вины.
Его слова прозвучали столь убедительно, что Конни вздрогнула.
— Я не могу избавиться от него.
— Ты слишком умна для того, чтобы мучиться от подобной вины. Тысячи хороших людей чувствуют, что у них нет иного выхода, кроме развода. Ты встречалась со многими из них и должна это понимать.
Конни удивилась его горячности. Сколько раз говорила она себе эти самые слова, но как же замечательно было услышать их от кого-то еще.
— Это легко сказать и трудно принять, — прошептала она.
Адам понимал, что факты не всегда помогают почувствовать себя лучше.
— И теперь ты решила направить весь свой гнев на несчастных, ничего не подозревающих жертв вроде меня, — предположил он.
Конни покраснела.
— Лучше мне, конечно, избавиться от воспоминания, но Колдгар правда вывел меня из себя. Он оказался жестоким напоминанием о боли и унижении, которые мне пришлось пережить. Я потеряла голову.