Когда они наконец добрались до села, Матеяну развернул карту, на которой двумя красными жирными стрелками были показаны направления атаки танков. Одна шла по долине из расположения советских войск на шоссе прямо в сторону ущелья, другая, короткая, спускалась с гор, где были скрыты танки, и упиралась в дорогу. Стрелы соединялись у входа в ущелье.
— Решение представляется мне несколько рискованным, — сказал генерал, и голос его посуровел. — Если атака не удастся, от нас останется одна пыль! Нас и так мало, но мы сознательно с самого начала дробим свои силы. И все же решение исходит из главной и несомненной истины: можно быть уверенным, что немцы не ожидают, чтобы танки прошли сюда через горы… Но знаете, какая самая большая опасность нас поджидает? Немцы могут не оттянуть танки из ущелья!.. То есть им это не потребуется, потому что кроме 23-й танковой дивизии у них здесь в ущелье и в долине имеются еще три пехотные дивизии.
Матеяну пододвинул к себе карту и нахмурился. «Да, немцев надо любой ценой заставить бросить танки в атаку!» — подумал он. Обладающий уравновешенным, но острым умом генерал, также захваченный идеей маневра танками, заметил, что маневр может прийтись по пустому месту, если не заставить немцев бросить свои танки в атаку. В противном случае они зажали бы танки отряда в теснине и уничтожили бы их силами своей танковой дивизии.
Но что может заставить немцев вывести свои танки в атаку? Конечно, превосходящая их сила, которая, следуя по руслу долины, поставила бы под непосредственную угрозу вход в ущелье. Такой силой могли обладать только танки, которые по известной немцам тактике должны атаковать всеми своими силами по шоссе. Однако в подобной прямой схватке гитлеровцы, имея превосходство в три-четыре раза, могли бы легко разгромить отряд.
И все же немцы должны попасться в ловушку своей же собственной тактики.
— Тогда поступим следующим образом, господин генерал! Мы выведем сюда, на шоссе, только семь-восемь танков, самое большее роту… Они не только сломят сопротивление немцев на изгибе долины, но и будут непосредственно угрожать ущелью. Немцы, попавшись на удочку, бросят в бой свои танки…
— Хорошо! — произнес генерал после некоторого раздумья, хотя ему не очень нравилось следовать чужим замыслам. — Будем надеяться, что и на этот раз немцы будут верны своей логике… Впрочем, у них не останется выхода!.. Они должны будут выйти из ущелья, чтобы прикрыть свой тыл, единственный путь сообщения со своими основными силами в Трансильвании… Иначе они рискуют, что мы блокируем их в ущелье и тогда они пропали! Готово! — воодушевился генерал. — Приступаем к работе!
Атаковать решили на другой день, на рассвете. В центре по шоссе наступали батальон горных стрелков и танковая рота, выделенные отрядом. Два полка наступали по краям долины. Третий полк вместе с батальоном горных стрелков находился в резерве на случай контратаки, а еще один полк оставался по-прежнему в селе. Матеяну в решающий момент должен был начать атаку танками из леса вместе со вторым батальоном горных стрелков.
Нужно было немедленно занимать исходные позиции, чтобы гитлеровцы не обнаружили движения танков и горных стрелков. Генерал приказал открыть огонь из всех своих батарей. К ним присоединились и орудия отряда, расположенные в селе. Непрерывная канонада звучала над всей долиной. Напуганные возможной ночной атакой, немцы открыли ответный огонь, так что около часа грохотала не только долина, но и окружающие горы. Таким образом, танки смогли незаметно спуститься и остановились, укрывшись в лесу, на расстоянии двухсот-трехсот шагов от шоссе. Олтян подтянул танки, которым предстояло наступать по шоссе, во дворы на окраине села.
Перед расставанием Матеяну остановил Олтяна и командира горных стрелков:
— Учтите, мы впервые сражаемся вместе с русскими и целая их армия ожидает по ту сторону гор…
— Господин полковник, — обиженным тоном прервал его Олтян.
— Как бы нам не опозориться, Думитраке, — повернулся Матеяну к командиру горных стрелков.
— Мы… горные стрелки, господин полковник?!
На рассвете, когда утренняя заря окрасила вершины гор, советский генерал начал атаку. На этот раз его артиллерия вела огонь только по позициям немцев в долине. Обстрел продолжался, пока танки майора Олтяна не вышли на линию русских и горных стрелков на шоссе.
Потом генерал сосредоточил весь огонь впереди, по шоссе и изгибу долины. Здесь танки должны были прорвать оборону гитлеровцев и открыть дорогу горным стрелкам. В это время, широко развернувшись, пошли в атаку батальоны, наступавшие по склонам гор. Сначала они наступали перебежками сплошным потоком, потом стали по-пластунски карабкаться по склонам холмов, чтобы подойти как можно ближе к позициям гитлеровцев. Вскоре фланги наступающих нависли как клещи, раскрытые в сторону пунктов сопротивления немцев. Здесь они остановились и, к изумлению гитлеровцев, которые ожидали, пока наступающие приблизятся на расстояние для контратаки, принялись окапываться, зарываться в землю. Туда же командир дивизии направил на лошадях и противотанковые орудия. И только когда эти орудия открыли фланговый огонь, он счел, что наступил момент для начала атаки горных стрелков и танков по шоссе.
— В добрый час, господин полковник! — проговорил он в микрофон.
Долина наполнилась пылью и дымом, и поэтому гитлеровцы обнаружили танки Олтяна лишь на расстоянии трехсот-четырехсот шагов, уже развернувшиеся к атаке. В первый момент гитлеровцы были напуганы, растерянны и все их позиции замерли, будто покинутые. Но достаточно было первого выстрела, как все их орудия, сосредоточенные по обе стороны дороги, загрохотали беспорядочно и яростно все разом. Танки тоже открыли огонь с ходу. За танками двигались вперед горные стрелки. Огонь гитлеровцев стал как сплошная плотная стена и на шоссе, и в долине. Передний танк подпрыгнул, как огромная черепаха, и замер, охваченный пламенем. Стало ясно, что танкам не следовало попадаться в эту сеть огня, но возвращаться они уже не могли: они были вынуждены принять бой с зарывшимися в землю орудиями.
Олтян остановил танки и приказал танкистам выбрать открытые позиции, чтобы начать дуэль с орудиями на изгибе долины. Сам Олтян поставил свой танк позади подбитого танка на дороге, который продолжал дымиться. Так началось испытание нервов. Огонь вспыхивал то с одной, то с другой стороны, то одновременно с обеих, и вся долина оглушительно грохотала и вздрагивала. Теперь и русские, вышедшие на склоны холмов, тоже не могли двинуться дальше, так что установилось равновесие, которое не могла нарушить ни одна из сторон. В этот момент укрепившиеся в лесу танки могли бы ударить во фланг и тыл немцев и на изгибе долины, но они не имели права обнаруживать себя раньше, чем гитлеровцы выведут в контратаку свои танки.
Как только начался бой, Матеяну вышел на опушку леса, всматриваясь в окутанные пылью и дымом позиции немцев. По шуму он почувствовал приближение танков Олтяна и вначале был сбит с толку молчанием гитлеровцев. Он вздрогнул при первом орудийном выстреле со стороны изгиба долины, и лицо его просветлело, когда он услышал первые короткие сухие выстрелы орудий с танков. По его расчетам, танки должны были пройти расстояние до изгиба долины самое большее за четверть часа и, разгромив немцев, подмяв их под себя, двинуться дальше, преследуя гитлеровцев по дороге и долине. Но дуэль между танками и орудиями продолжалась уже два часа, а гитлеровские танки в долине так и не появились, как не появились и цепи отступающих немцев.
Потом умолкли и орудия немцев, и танки, долина погрузилась в напряженную тишину, словно подчеркиваемую тишиной окружающих гор. Справа снизу, где должны были появиться гитлеровские танки и где начиналось собственно ущелье, в кустарнике были замаскированы четыре артиллерийские батареи, ведшие непрерывный огонь по позициям русских и горных стрелков. Теперь орудия замолчали, скопившийся под кустарником дым рассеивался.
— Что творится там? — спросил Матеяну, не отрывая взгляда от долины.
Лейтенант Бойня, как всегда находившийся рядом с рацией, поддерживал постоянную связь с командирским танком майора Олтяна. Его юношеское лицо посерьезнело и посуровело.
— Ничего, господин полковник, — ответил он своим мягким голосом, в котором все же чувствовалось напряжение, — стоят друг против друга и ждут. Ни наши, ни немцы не могут двинуться с места…
Матеяну понял, что бой достиг мертвой точки и победителем может выйти только тот, кто первым бросит на весы дополнительный груз, пусть даже одного-единственного солдата. У Матеяну не было никакого резерва, а у советского генерала в резерве был единственный поредевший батальон, который надо было беречь на случай, если бы немцы попытались склонить чашу весов на свою сторону. В этом положении в наибольшей опасности оказались танки Олтяна, находившиеся на виду и скованные гитлеровцами на шоссе. Было очевидно, что время работает на немцев, которым было откуда взять свежие силы и которые в случае необходимости могли бросить в бой танки из ущелья. «Больше нельзя ждать, — подумал Матеяну. — Горные стрелки должны выдвинуться вперед при поддержке танков Олтяна!» Но, обеспокоенный и все более мрачный, он отложил претворение в жизнь этого шага.
К обеду, однако, в конце долины показались новые волны гитлеровцев, которые поспешно выдвигались к месту боя, скопившись на шоссе. Пятнадцать — двадцать машин с противотанковыми орудиями тоже пытались пробиться на подмогу своим на повороте долины. О, если бы он мог ударить по ним! В течение нескольких минут он подмял бы их под гусеницы своих танков! Матеяну связался с советским генералом, и они решили танки, находящиеся в лесу, пока держать в укрытии. Значит, в атаку должны были пойти горные стрелки, не дожидаясь, пока подкрепления гитлеровцев достигнут изгиба долины!
И долина снова загрохотала взрывами и заполыхала вспышками. Матеяну, особенно внимательно следивший за огнем с танков, был доволен, что те каждый раз отвечали на его вызовы и что горные стрелки не оставались без их поддержки. Минуты тянулись бесконечно долго, и в какой-то момент ему показалось, что немцы берут верх. Потом несколько раз прогремели взрывы гранат, и долину заполнили протяжные крики поднявшихся в атаку горных стрелков. В этих криках звучали нотки отчаяния, и у Матеяну перехватило дыхание. Через несколько секунд в конце долины показались группки отступающих гитлеровцев. На их прежних позициях замелькали каски горных стрелков, а на склонах — каски русских.