, над деревней пыль летит. Как увидел я, что это Кэнди едет, сунул крестному дробовик — и шасть через дом на зады. Слышу, Кэнди крик подняла. А я уже на задах за кустами залег. Слышу, она крестного спрашивает, чего он натворил, а ответил ей крестный, нет ли — не слыхал. И вот лежу я, прижался к земле и все молюсь, чтоб он меня не выдал. Христом богом тебя прошу, слышу, Кэнди говорит, скажи, что случилось-то. А он ни слова, то есть я ни слова не слыхал, ну, я вскочил — и бежать. Бежал, бежал — долго, нет ли, не знаю сам. Но куда я ни побегу, куда ни поверну, с Маршалловой земли не могу убежать. Побегу к Пишо, а добежать не добегу, что-то меня дальше не пускает. Поверну и к Моргановой деревне побегу, так и тут меня что-то дальше не пускает. А обратно к шоссе побегу, так и тут меня что-то дальше не пускает. Ну чисто стена, и хоть мне ее и не видать, а всякий раз стена эта меня дальше не пускает. Грохнулся я на землю и давай кричать. Землю грызу. Пригоршней грязь зачерпнул, в рот затолкал — убить хотел себя так. Потом просто лежал себе и лежал. А как солнце зашло, да нет, пожалуй, чуток пораньше, слышу, зовут меня. Слушал, слушал, а больше того голоса не услыхал. Но я знал, это меня обратно зовут.
Чарли тяжело дышал, его наголо стриженная голова была вся в поту. Силы его иссякли. Но чем-то его лицо напоминало мне лица людей, обретших веру. Выражением отрешенности от мира — вот чем. Он вытер пот с лица, с головы, потом поглядел на Мату.
— Ну как, крестный, все путем?
Мату кивнул. Он был горд за Чарли. Но мы — мы были потрясены. Меня не переставало преследовать ощущение, что все это мне примерещилось.
— Я готов, шериф, — говорит Мейпсу Чарли. — Готов за все заплатить. Я свалил с себя тяжкий груз. Теперь я знаю: я мужик.
— Проходите первым, мистер Биггс, — говорит Мейпс и кивает на дверь.
— Как, как вы меня назвали, шериф? — спрашивает Чарли.
— Мистер Биггс, — говорит Мейпс на полном серьезе.
Чарли улыбнулся, да так широко — рот до ушей, зубищи сверкают. Улыбнулся искренне, неподдельно, от души — видно, ему нелегко далось проходить пятьдесят лет в мальчишках.
— Слыхали, — говорит. — Слыхали? Мистер Биггс! Все слыхали? Вот оно как! А теперь расходитесь по домам. Вы свое дело сделали, и неплохо для такого старичья. А теперь расходитесь по домам. Дорогу мужику.
И двинулся из комнаты первым, Мейпс за ним.
Но не успели они выйти на галерею, как из темноты донесся голос:
— Отдай его нам, Мейпс.
Это был голос Льюка Уилла.
Сидни Брукс,он жеПростая Душа
Мы хотели проводить его к машине, мы хотели все пожать ему руку, хотели поглядеть, как он уедет, а потом уж разойтись по домам.
Но тут — новые дела — Льюка Уилла принесло.
Чарли — он самым первым шел. Мейпс — сразу за ним. Следом Мату, за ним Кэнди, Лу, Клэту и я. Когда Льюк Уилл заорал на дороге, из дому успели выйти только Чарли и Мейпс. Мейпс встал в дверях, загородил проход, чтоб остальных не выпустить, и как гаркнет на Чарли: "Падай!"
Чарли говорит:
— Чего это мне вдруг падать? Не стану я падать перед таким дерьмом, как Льюк Уилл. Не боюсь я его.
Отодвигает Мейпса в сторону и обратно входит в дом. Прямиком идет к Мату и протягивает руку.
— Он снова мне понадобится, крестный.
Мату отдает ему дробовик, сам усмехается. Доволен, что Чарли стал такой, гордится. Чарли ходу к дверям, дробовик на изготовку взял.
— Позволь уж, я этим займусь, — говорит Мейпс.
— Нет уж, нынче я воюю, — Чарли говорит. — Линчевать он собрался меня, а не вас.
— Воюют нынче все, каждый из нас воюет, — вступает в разговор Клэту. — А вот с линчем-то как раз ничего у них сегодня не получится.
— Да не вылезайте вы, Христа ради, из дверей, — говорит Мейпс. — От незаряженных ваших дробовиков какая польза, разве только их вместо дубинок в ход пустить?
— Были незаряженные, — Клэту говорит. — Если вы считаете, они и сейчас незаряженные, — оглянитесь.
Мейпс — я говорил уже — в дверях стоял, весь проход собой закрыл. Но тут обернулся.
А Клэту уже переломил ствол. И мы за ним.
— Так-то вот, — Клэту говорит. — Здесь у каждого заряженное ружье и в кармане запас имеется. За дом мы ходили не орехи собирать.
— Вы за это еще заплатите, — Мейпс говорит.
— Нет, это он заплатит, который на дороге, — говорит Клэту и кивает в ту сторону. — Он за много чего нынче заплатит.
Мейпс взглянул на Клэту; потом на нас, на остальных. Никто перед ним глаз не опустил, так что повернулся он обратно, к дороге лицом, и кричит Льюку Уиллу:
— Убирайся домой, Льюк Уилл!
— Ты мне нигера этого выдай, и я сразу домой поеду, — Льюк Уилл с дороги кричит.
— Вот он и ответил вам, шериф, — говорит Чарли. — Может, уйдете теперь?
Мейпс глянул через плечо и стал помощника своего звать. Негромко так, вполголоса зовет, даже губ не разлепил. А помощник этот, недомерок, в комнате все время был, в дальнем углу. Пистолет свой вытащил, смотрит на него, к шерифу же ни шагу не делает. Мейпс опять его позвал.
— Не собираюсь я ради какого-то нигера на белого человека руку подымать, — Гриффин говорит ему.
— Ну, шериф? — Это Чарли сказал.
Мейпс на Чарли не глядит и ничего не отвечает. На дорогу глядит.
— Что случилось с Хилли, Льюк Уилл? — спрашивает Мейпс.
— Ничего с ним не случилось, я пока его спать уложил, — Льюк Уилл кричит. — Так выдаешь ты мне этого нигера?
Тут Мейпс двинулся по галерейке.
— Не валяй дурака, Мейпс, — Льюк Уилл ему кричит. — Я тебя вижу, каждый шаг твой вижу. Так что не валяй ты лучше дурака!
Мейпс, еще когда шел в дом, ружье свое прислонил к крыльцу, а сейчас идет по галерейке, а сам в ту сторону, на ружье глядит.
Льюк Уилл опять как заорет:
— Не выходи, Мейпс, в одиночку. Я тебя предупредил! Мейпс — хвать свое ружье и спрыгнул с галерейки. Я как раз на пороге стоял, между Чарли и Клэту, так что Мейпса видел хорошо. Видел, как он взвел курок, как левую руку согнул и ружье на нее положил. Не успел он сделать двух шагов, грохнул выстрел, и Мейпс упал. Не убили, просто ранили его — видел я, как он схватился за плечо, как пытался встать. Но уж больно грузный он, Мейпс, не получилось это у него.
Сразу после выстрела Чарли и Клэту как кинутся со всех ног из дверей, да и я не очень-то от них отстал. Чарли вправо, к деревне подался, Клэту налево побежал, в огород, да только не остановился там. Пробежал весь огород и повернул в бурьян, а я туда, следом за ним.
А в доме крик. Потом стрельба началась, а уж орут… еще пуще орут. Кто-то ставни отворил — свет из окна на огород упал, мы с Клэту тут же на землю шмяк и поползли сквозь заросли бурьяна. Стебли у сорняков повысохли, ломкие, мы ползем, а они громко так, с треском ломаются, и вот уж те, что на дороге, начали по нам стрелять, а мы знай дальше ползем. Доползли до колючей проволоки рядом с развалюхой Руфа, залегли и молчим. Клэту запыхался, я слышу, дышит тяжело, да и я сильно устал. Пока полз по этим колючкам, лицо себе поцарапал.
А из дома палят. Видно, не все оттуда вышли — в окне нет-нет и промелькнет чья-нибудь тень. И каждый раз, как промелькнет в окошке тень, с дороги тотчас же стреляют в дом.
— Я этого сукина сына сам хочу пришить, — говорит Клэту.
— Я не меньше твоего хочу, — говорю. — Когда в Бо стреляли, все мы были далеко, а сейчас у каждого есть шанс.
Подползли мы к самой канаве, чтобы лучше трактор разглядеть. Но темнотища такая стоит и до того густые эти сорняки, что, покуда кто не стрельнет, ни зги не видно. Но и тогда только всего и разглядишь что от выстрела вспышку.
Слышу, трещит сзади нас бурьян, оглянулся: подползают к нам Мэт, Жакоб и братья Лежены.
— Никого не ранило? — спрашивает Клэту.
— Вроде нет, — Мэт отвечает. — Немного поцарапались, а больше ничего.
— Кто это там в доме так палит? — спрашивает Клэту.
Жакоб смеется:
— Билли Вашингтон и Жан Пьер. Вот я и решил, здесь поспокойней будет.
— Никого не покалечили? — спрашивает Клэту.
— Только потолок, — отвечает Жакоб.
— Слава богу, — говорит Клэту.
Полежали, помолчали малость.
— Что делать будем? — спрашивает Мэт. Мы с ним лицом к лицу лежали, и он здорово пыхтел, все никак отдышаться не мог.
— Врассыпную надобно расположиться, — говорит Клэту. Перекатился на бок и оглядел всех нас. — Мэт, вы с Жакобом забирайтесь к Руфу во двор и схоронитесь за тутовым деревом. Дин и Дон, проберитесь дальше по деревне, а потом дорогу перейдите. А там сразу орите что есть мочи и стреляйте. Мэт и Жакоб, стреляйте сразу же после них, после вас стреляем мы с Простой Душой, ну а остальные нас поддержат.
Мэт и Жакоб двинулись первыми, потом Дин и Дон Лежены. Затрещал бурьян — это они заползали к Руфу во двор. Братья Лежены подбирались уже к дому Коринны, а мы все еще слышали, как потрескивают сорняки. И каждый раз, как раздавался треск, те, что прятались за трактором, стреляли.
Мы с Клэту лежали смирно, дожидались, когда братья Лежены переползут через дорогу, и я слышал в тишине, как в доме молится преподобный Джеймсон, как просит он господа смилостивиться над нами. Только Джеймсон переставал призывать господа, тетя Гло начинала призывать своего внучонка Кукиша. То Джеймсон молится, то Гло кричит; то Гло, то Джеймсон. Потом Чумазый крикнул Кочету: пристрели, мол, его преподобие, а то не заткнется никак. Джеймсон, видно, тоже это услыхал. Замолчал, и ни единого словечка.
Братья Лежены перебрались через дорогу. Потом один из них ухнул совой, и оба выстрелили. Сразу же по ним стали стрелять от трактора. Мэт и Жакоб ухнули и выстрелили. Те, что прятались за трактором, стали по ним палить. Клэту посмотрел на меня и кивнул. Мы оба разом стали на колени, крикнули совой, дали по выстрелу и распластались на земле. Кого-то там мы зацепили — я слышал, как он вскрикнул. Переглянулись мы с Клэту, усмехнулись и снова перезарядили дробовики.