— Твердокрылы, — каменным голосом произнесло странное существо, будто я сам этого не знал. А твердокрылы, сделав крутой вираж, исчезли среди скал…
…Я проснулся! На моей памяти это случилось впервые. Сон — это жизнь! Сон — это спасение от усталости и… Выходит, сон перестал быть спасением. Иллюзии стали слишком активны…
Рядом со мной кто-то мелко дрожал, как от холода. Я сделал инстинктивное движение, желая защитить дрожащее существо крылом, которого не было!.. Это открытие должно беречь и скрывать. Оно — лишь начало пути, способного привести меня неведомо куда… Я принялся перебирать клювом перья дрожащему существу, успокаивая его. Странно — от них не пахло прелой грязью.
«Новичок», — понял я. Существо перестало дрожать, затихло. Заснуло?.. А я лежал, ошеломленный неожиданно обнаружившейся потребностью защитить кого-то кроме себя…
Послышался шум воды. «Подъем», — сообразил я и разбудил Новичка. Мы успели вскочить на ноги прежде, чем ледяной поток, смешанный с грязью и мусором, добрался до нас. Новичок удивительно осмысленно посмотрел мне в глаза, и, кажется, я что-то услышал, но не разобрал — что. Мокрая и грязная толпа зашевелилась, поднялась, отряхиваясь и стеная, потянулась к кормушке, сначала оттеснив от меня, а потом и вовсе растворив в себе Новичка…
День промелькнул, как сон…
Странно, мне стало не все равно, с кем упасть рядом на грязный пол. Я бродил по пещере, перешагивая через спящие тела. Я весь день помнил запах чистых перьев. Новичка нигде не было. Неужели он в первый же день попал в кормушку? Или остался в глине между рельсов? Или?.. Я вспомнил о пауке… Стало пусто и безразлично… Втиснулся в щель между телами там, где стоял. Пахло гнильем и грязью… Вращалось «веретено»…
…Действительно, я посещал подножия гор не только в поисках пищи. Я пролетал над гнездовьями твердокрылов, вызывая их бешенство, но и обретая знание. Запоминал расположение входов и выходов, изучал их понимание целесообразности и красоты, которые так органично сливаются в архитектуре, совершенно чуждой нам, мягкокрылам.
«Остерегись! Это ненужное знание. Оно не стоит того риска, какому ты подвергаешь свою жизнь», — предупреждали меня сородичи. Все верно. Но что-то неудержимо влекло меня вниз. Быть может, предчувствие того, что это знание когда-нибудь понадобится. Не мне, так другим. Что знает один — знают все.
— Учитель! — возникло невесть откуда перед моим гнездом все то же странное существо. — Учитель, мне одиноко без тебя. Все равно ОНИ уничтожат и этот мой мир. Я чувствую, что ОНИ уже близко — у нас так мало времени!
Что нужно этому существу от меня? Оно делает мою мысль нечеткой, расплывчатой. Я взмахнул крыльями и полетел. В уединение. Чтобы сосредоточиться. И только после первого круга над сверкающим на солнце гнездовьем твердокрылов в памяти моей возникло мерцающее сочетание звуков, грустное и прекрасное, таинственное и знакомое, каким-то образом связанное с этим странным существом. Но я не мог его повторить, передать привычными звуками, как будто это была музыка иного мира.
Жилище твердокрылов подо мной казалось вымершим. Обычно вокруг него наблюдается неуемное мельтешение, ничтожная суета.
И вдруг огнем полыхнуло у основания крыльев и мимо меня пронеслись две черные тени…
Я опустился слишком низко… Теперь крылья мои, вращаясь, как сухие листья, летят отдельно от меня, а я камнем падаю в пропасть. Вот она смерть, которой я так жаждал (непонятно — зачем и почему? Да и когда это было?) и которая пришла, когда я забыл о ней. Я смотрю ей в глаза и прощаюсь с сородичами. До меня доносится их скорбь. Что ж, мое существование не прошло для них бесследно. Я научил их приемам борьбы с нападающими твердокрылами: эти твари боялись моих когтей, которыми я встречал их, переворачиваясь в воздухе. Они отчаянно вопили, когда я, сложив крылья, падал вниз, предоставляя им взрезать друг друга. Я расшифровал для сородичей повадки твердокрылов. Учитель?..
Стремительно приближается дно ущелья…
Я проснулся за мгновение до открытия шлюзов, словно кто-то позвал меня. В глазах еще расползался к горизонту прожорливый зев ущелья.
Но грязевой поток коснулся только моих ног.
Черви в кормушке неожиданно вызвали отвращение. Я не смог заставить себя окунуть клюв в шевелящееся месиво… Это болезнь! Видимо, скоро конец. Что ж, в отличие от Новичка, мне удалось продержаться довольно долго… Интересно, сколько? И, главное, зачем?.. Что за противоестественная жажда продлевать собственные мучения?!..
И снова упряжь впивается в грудь. И снова мерзко повизгивают вагонетки на поворотах. И горбатые тени мечутся в красном сумраке по стенам пещеры…
Кто посылает мне эти издевательские сны о гордых птицах-мягкокрылах, для которых кормушка не стала центром мироздания? Большую часть своей жизни они отдают полету и мышлению…
Что общего между этими птицами и мной, дрожащим от боязни пропустить одну кормежку? (Правда, сегодня… Но это явная болезнь! Хотя ничего страшного не произошло — мне вполне достает сил для работы.)
Силуэт твердокрыла пошевелил крылом.
«Внимание! Не терять бдительности!»
Я с двойным усердием принялся тянуть вагонетку. Видимо, задумавшись, я стал замедлять движение.
«Раз-два, раз-два, раз-два… Надо войти в рабочий ритм…»
К вечеру я почувствовал необычайную слабость. Пришлось протиснуться к кормушке…
Птица, запряженная в вагонетку… Летающий буйвол… Бессмыслица… Спать… Спать… От нетерпения я не мог заснуть и потому все время ощущал незаживающие раны ног и гудящую от усталости спину. И горбы… горбы…
…Стремительно приближается дно ущелья, обрубки крыльев полыхают болью…
…Вдруг мое падение стало замедляться, что-то мешало мне падать, больно врезаясь в тело и опутывая меня… Сеть!
Так вот в чем дело! А мы считали обескрыленных сородичей мертвыми. Но разве это не так? Разве не мертв мягкокрыл без крыльев?!.. Мертв, мертв, мертв…
Боль полыхала красным и черным, пока не исчезло все…
…И опять я проснулся до срока. Горбы колебались во мраке от дыхания, и, казалось, что по ним пробегают волны. От тоски (странное понятие!) хотелось биться лбом о грязный каменный пол…
Я почувствовал на себе взгляд. Кто-то, лежавший рядом, смотрел на меня. «Новичок!» — обрадовался я, если можно назвать радостью чуть заметный всплеск эмоций.
Он смотрел на меня. (Точнее, она, но здесь это все равно — мертвецы бесполы). Мне показалось, что в духовном вакууме вокруг меня появилось что-то живое. И я устремился навстречу…
…Мы как бы выдвинулись из привычного мира. Видели его, но со стороны не участвуя. А горбатые существа в полумраке тянули за собой вагонетки.
— Нет, — сказал я решительно, — я никогда этого не пойму. Почему они терпят? Уж, действительно, лучше умереть…
— Стань одним из них, — услышал я в ответ, — поймешь…
…И, значит, я стал… Но кто этот Я?..
Вращайся же, судьбы моей веретено, начало нити дней в тебе заключено…
Странная ритмика мысли. Чужая… Но теперь все яснее становится, что и я в этом мире чужой…
«Стань одним из них»… А кем я был прежде?..
Учитель?.. Наверное, не случайно я все время натыкаюсь в своих духовных поисках на это понятие… Учитель… Существует единственный способ обучения — примером собственной жизни… или смерти…
«Учитель, ты хотел умереть?..»
Да, помнится, что-то такое было. Только где и когда?.. Ощущение старости… Не дряхлости тела — моим биологическим часам еще тикать и тикать — почти беспредельно. А вот с духовным хронометром явные нелады — не хочется смотреть назад и ничего не видишь впереди…
Надо быть честным: Я, лично Я, подошел к своему финалу. Но не желаю выходить из тупика путем большинства, которые приближаются к старости с максимальным отказом от личного Я, исчерпавшего свои потенции. Не желаю, согласившись на альтернативную смерть, растворять свой дух в океане Коллективного Разума с тем, чтобы выйти из него юным и прекрасным. Этот «океан» стал мне чужд. Я хочу умереть. Но без обмана. Я — есть только Я! И настаиваю на этом!.. Но и у смерти должен быть смысл…
А смысл может заключаться только в духовном опыте того, кто идет следом. В духовном опыте Ученика.
…Новичок молча смотрел на меня. Перья его светились чистотой, а на культях чернела запекшаяся кровь.
«Дурочка ты, дурочка», — подумал я с нежностью, догадавшись, что она каждый раз, чтобы попасть сюда, проходит через казнь обескрыливанием… Я вспомнил свои недавние «сны» и содрогнулся от ужаса и сострадания. Что я мог сейчас для нее сделать?.. Я принялся осторожно перебирать клювом ее перышки. Она благодарно положила мне голову на плечо…
…Я вспомнил первый день. Она божественно юна и зеленоволоса. Она то переплетала свои волосы с ветвями плакучей ивы, то разбрасывала их по траве, сливаясь с ней.
— Тебя не отличить от этой травы, от этого мира, — признался я.
— А зачем меня отличать? — поднялась она с травы. — Мой мир — это я…
… «Вот как все повернулось, — подумал я теперь. — Пожалуй, сейчас твой мир — это я… Быть может, это и есть первый шаг к Совершенству?»
Послышался скрип открываемых шлюзов. Мы вскочили на ноги… Остановленное мгновение — эта до предела сконцентрированная капелька бытия, отразившая в себе моментальный срез события (взгляд из пещеры): вода, ринувшись из-под шлюза, повисла в пространстве, словно, изваянная из стекла; горбуны мои замерли, кто на вдохе, кто на выдохе — как застал их зачарованный миг; черный твердокрыл застыл в проломе входа, будто муха в капле янтаря.
Мы стоим и молча смотрим друг на друга. Все точки расставлены по надлежащим местам, и только эхо открывшейся истины бродит по закоулкам сознания уже мало что значащими фразами.