В офисе Лорел чувствует, будто сменила кожу, каким-то образом родилась заново, и такое обновление надо как следует отпраздновать.
Она звонит Ханне и осторожно начинает:
– Что бы ты сказала, если бы я пригласила своего нового друга на празднование наших дней рождения?
В трубке повисает мрачная тишина.
Лорел решает заполнить ее.
– Не буду возражать, если ты скажешь нет. Полностью пойму. Я просто подумала, что все мы двигаемся дальше. Как бы в духе дивного нового мира.
Гнетущая тишина становится тяжелее.
– Друг? – наконец произносит Ханна. – Когда это у тебя появился друг?
– Ну, тот мужчина, о котором я тебе говорила. Флойд.
– Мужчину я помню, – отвечает Ханна. – Просто не знала, что он получил статус твоего друга.
– Ты бы это знала, если бы отвечала на мои звонки…
Ханна вздыхает. Лорел тоже вздыхает, понимая, что только что сделала то, чего никогда больше не собиралась делать. Когда дети Лорел были маленькими, ее мать, взывая к совести Лорел, отпускала едкие замечания, что Лорел редко звонит и еще реже заходит к матери. Поэтому Лорел поклялась себе, что своих взрослых детей никогда не будет винить за подобное. Никогда не буду ожидать большего, чем они могут дать мне, думала Лорел.
– Извини, Ханна, я не хотела ворчать. Ты права, все идет довольно быстро. Я познакомилась с его детьми. Я оставалась у него. Мы все время говорим с ним. И только что провели вместе все выходные. Я просто… – Все это так смешно и глупо, внезапно осознает Лорел. Сама идея нелепа. – Знаешь что? Забудь. Ведь я даже не спросила Флойда, хотел бы он приехать к нам. Скорее всего, он бы отказался. Так что забудь, Ханна! Моя идея просто смехотворна.
Опять тишина. На этот раз более мягкая.
– Да ладно, приглашай его. Я не возражаю. Даже если будет ужасно, мы справимся.
Конечно же Флойд говорит да. Когда Лорел уходила домой после второго свидания, он ясно дал ей понять, что полностью посвящает себя их роману и не собирается ни морочить ей голову, ни строить из себя недотрогу.
– Я хотел бы быть с вами. А твоя семья согласна с тем, что я приду?
Пол согласен. Чрезвычайно удивлен, но согласен. Джейк сказал, что это будет прекрасно. Никто не прыгал от радости, но и не назвал это ошибкой.
– А Поппи? – спрашивает Лорел. – Поппи тоже хотела бы прийти?
Она почти надеется, что он скажет «нет».
– Она будет в восторге. Сказала мне, что очень хочет познакомиться с твоими детьми.
– И моим бывшим мужем. И его подругой.
– Несомненно.
Лорел заказывает столик на восемь часов в шикарном ресторане в Ислингтоне[30], недалеко от Аппер-Стрит.
Должно быть, я совсем обезумела, думает про себя Лорел. Совсем спятила.
20
В свой день рождения Лорел получает от Флойда большой букет фиолетовых и пурпурных гиацинтов с лавром[31]. Раньше Пол всегда помещал лавр в букеты, когда дарил их ей. Но такие воспоминания нисколько не уменьшают удовольствие от подарка и от внимания, проявленного Флойдом. А то, что она сравнивает Флойда с бывшим мужем – это неплохо, совсем неплохо.
Немного позже Флойд ведет Лорел в бар в Ковент-Гардене, где часто проводятся дегустации шампанского и сыра. Бар так и называется – Шампанское и сыр. Весь вечер Лорел не спускает глаз со всех, кто находится в баре, потому что надеется увидеть Ханну. Когда Лорел спросила дочь о планах на день рождения, та ответила, что пойдет куда-нибудь посидеть с друзьями. Но Ханны нигде не видно, и поэтому тайна человека по имени T x остается неразгаданной.
– Когда у тебя день рождения? – спрашивает Лорел Флойда, втыкая нож в тартинку.
– Тридцать первого июля. Примерно.
– Примерно?
Он пожимает плечами и улыбается.
– Когда я родился, вокруг меня был некоторый хаос.
– В самом деле?
– Ага. Мои родители по крутой траектории угодили из сточной канавы прямо к звездам.
– И сточной канавой было…?
Он сужает глаза, и она слышит, как он тихо вздыхает.
– Когда я родился, моей маме было четырнадцать. Папе шестнадцать. Но всем на них было плевать. На какое-то время они стали бездомными. Я родился в общественном туалете. Ну, я так думаю. В парке. Меня отвезли в больницу… там и оставили.
У Лорел перехватывает дыхание.
– На мне был синий костюмчик, чистый шведский памперс, вязаная шапочка, варежки. Я был завернут в одеяльце и лежал в коробке на подушке. Они написали мое имя на листке бумаги. Это Флойд. Пожалуйста, позаботьтесь о нем. Через три дня мои родители вернулись за мной. К тому времени меня уже передали в специальную приемную семью. Не было ни одного шанса, чтобы брошенного ребенка отдали паре тощих подростков, не имевших средств к существованию. Потребовалось около года, чтобы вернуть меня. Думаю, это была борьба, в которой амбиции моих родителей взяли верх…
– И как ты узнал об этом? Они тебе сами рассказали?
– Да. О, боже, они часто говорили мне об этом. Постоянно. Каждый раз, когда я неправильно себя вел, они затягивали одну и ту же песню: Надо было оставить тебя там. Мы отдадим тебя обратно. Думаешь, нет?
На щеке Флойда начинает дергаться мышца.
– Но сам ты хоть что-то помнишь? О том времени?
– Вообще ничего. Самое первое воспоминание – мой папа приносит домой пластмассовый автомобиль с маленьким ключиком зажигания. – Флойд изображает, как поворачивал ключ в замке. – Автомобиль шумел, когда я поворачивал ключик, будто заводился мотор. И я помню, как просидел в том автомобиле целый час, а может, и больше, то и дело поворачивая ключик зажигания. Тогда мне было около четырех, и мы жили в Бостоне, в квартире с балконом и с видами на город в ярких огнях и на океан. Так что я не помню плохих дней. Не помню их вообще.
– Знаешь, впервые в жизни я встретила человека, который не знает дня своего рождения.
Он улыбается.
– Да. Не знаю.
Лорел глядит на себя как бы со стороны. Так долго она была женщиной с историей.
Женщиной, чья дочь исчезла.
Женщиной на пресс-конференции.
Женщиной в газетах.
Женщиной, которой пришлось похоронить останки своей дочери, состоящие из крошечных фрагментов.
Но теперь появился мужчина со своей историей, тоже ужасной.
Какие еще истории окружают Лорел? И мимо скольких она прошла за все те годы, когда была так погружена в свою собственную?
– Твои родители кажутся удивительными, – наконец говорит она.
Флойд моргает и грустно улыбается.
– Я часто думаю, что так и есть.
Но есть кусочек льда в его манере разговора, что-то печальное и мрачное, о чем он не может сказать ей. И это нормально. Она оставит все, как есть. Она понимает, что не все можно обсуждать, не всем делиться.
После ужина они возвращаются в дом Флойда. Сара-Джейд опять свернулась калачиком в большом кресле. На коленях ноутбук. На голове наушники. Она слегка привстает, когда Лорел и Флойд проходят в комнату.
– С днем рождения, – говорит Эс-Джей своим обычным тихим голосом. – Весело провели время?
Лорел захвачена врасплох неожиданной попыткой девушки мирно заговорить.
– Да, – отвечает Лорел. – Спасибо. Было весело.
Флойд сжимает плечо Лорел.
– Я заскочу в туалет, вернусь через минуту.
Лорел понимает, что он специально ушел в надежде, что у нее и Эс-Джей наконец появится шанс наладить отношения.
– Я немного выпила, – объясняет Лорел. – Мы пошли в тот бар, где подают шампанское и сыр. Но шампанского я выпила больше, чем съела сыра.
Эс-Джей неопределенно улыбается.
– Сколько вам лет? Вы не возражаете против такого вопроса?
– Нет, конечно, не возражаю. Я никогда не понимала людей, стыдящихся своего возраста. Будто это в некотором роде неудача. Мне пятьдесят пять. И несколько часов.
Эс-Джей кивает.
– Вы останетесь?
– Нет, – отвечает Эс-Джей. – Пожалуй, поеду домой, посплю в собственной постели. Завтра мне на работу.
– О, – протягивает Лорел. – А какая у вас работа?
– Всякая всячина. Присматриваю за детьми. Выгуливаю собак. – Эс-Джей опускает крышку ноутбука и распрямляет ноги. – Завтра я позирую. На курсах по рисованию с натуры.
– Ничего себе. Одетая или…?
– Обнаженная. Вот вы говорите, что нет никакого позора становиться старше, а я не нахожу ничего постыдного в наготе. И разве вам не кажется, что если люди считают, что нельзя запрещать буркини на пляже, то и полная нагота тоже не должна быть запрещена. Например, кто решает, какая часть тела должна или не должна быть видна на публике? Если вы говорите, что одна женщина по закону должна прикрывать грудь и лобковые волосы, то как вы можете сказать другой, что ей не разрешено прикрывать ноги или руки? Я имею в виду, какой в этом смысл?
Лорел кивает и смеется.
– Интересные мысли, – замечает она. – Я как-то никогда не думала об этом.
– В том-то и дело, в наши дни никто не хочет ни о чем задумываться. Все просто верят тому, чему в Твиттере велят верить. Все это пропаганда, однако она замаскирована под правильные либеральные принципы. Мы страна послушных овец.
Внезапно Лорел чувствует себя совершенно пьяной и едва удерживается, чтобы не заблеять – бэ-э-э-э-э… Но лишь торжественно кивает. Последний десяток лет она редко принимала мнения других людей. Никакая она не овца.
– Вашей дочерью была Элли Мэк.
Эс-Джей словно читает мысли Лорел.
– Да, – изумляется Лорел. – Вам папа сказал?
– Нет. Я погуглила вас. Прочитала в Интернете. Это очень-очень печально.
– Да, печально.
– Она была и вправду очень красивой.
– Спасибо. Да, была.
– Вам не кажется, что она похожа на Поппи?
Внезапно голова становится ясной, и Лорел говорит, почти оправдываясь:
– Нет, не совсем так. То есть, возможно, есть сходство в области рта. Но ведь в мире много людей, похожих друг на друга?