– Поверят, – сказала она с неколебимой уверенностью. – Все поверят.
Еще одно деление. Ослепляющая боль! Пот катил по его лицу, он пытался разглядеть ее лицо, но все перед глазами расплывалось.
– Ты понял? Никто не устоит против меня. – Она снова надела сережку и села верхом к нему на колени. – Даже ты. Знаешь, что случается с мужчиной в момент, когда его душат? – мурлыкнула она.
– Электра, – сумел выговорить Бонд. – Еще не поздно. Нет нужды в смерти восьми миллионов.
Она улыбнулась и снова повернула винт. Бонд вздрогнул под мерзкий хрустящий звук. Он закрыл глаза и заставил себя из последних сил сохранять хладнокровие. Ощутил, как она нежно слизывает языком пот с его брови.
– Надо было тебе убить меня, когда была возможность, – шепнула она. – Но ты не мог. Меня – нет. Женщину, которую ты любил, – нет.
Она прижалась лобком к его лобку. Ощущая его тело под своим, она закачалась взад-вперед, тяжело дыша.
– Еще два... оборота... и все кончится, Джеймс, – шепнула она.
И повернула винт еще раз, причиняя ему невыносимую муку. Шея Бонда выгнулась вверх под неестественным углом, но он смог выплюнуть слова:
– Ты... для меня... пустое место. Она потрогала стержень и приготовилась повернуть винт последний раз. Руки Бонда напряглись в оковах...
– Последний... раз... обернешься... на моем винте? – выдохнул он, задыхаясь.
Она поцеловала его в ухо, достигнув оргазма.
– О, Джеймс! – простонала она почти печально и стала поворачивать винт.
Бонд был на грани потери сознания... но перестрелка вернула его в реальный мир.
Электра застыла, затаила дыхание и прислушалась. Потом резко встала и подошла к окну.
Там, снаружи, из лодки вылезал Жуковский с тремя своими людьми, направляясь к входу. Огромный, побитый и окровавленный. Все четверо стреляли из автоматов, убивая всех, кто попадался на глаза. Двое охранников Электры остались лежать. Этот человек был определенно настроен войти, и ничто не могло его остановить.
Теперь стрельба слышалась в самом здании и приближалась, поднимаясь по лестнице. Электра бросилась к столу и вытащила девятимиллиметровый браунинг как раз в тот момент, как разлетелись цветные стекла витражей. Сквозь них ввалился изрешеченный пулями Габор, упал грудой на пол, и красная лужа растеклась вокруг него. Двое людей Электры влетели в комнату, пятясь, отстреливаясь от противников на лестнице. Но у Жуковского было слишком сильное преимущество в огневой мощи, и оба они свалились под градом пуль.
И тут сквозь разбитое стекло вломился Жуковский, раненный в плечо и с решительным лицом. В одной руке у него был автомат, в другой – трость. Он увидел Бонда на стуле и Электру, державшую браунинг за спиной.
Послышались еще выстрелы, Жуковский обернулся и увидел Быка, вбежавшего с "Калашниковым" в руках.
– Босс! – вскричал Бык. – Как я рад видеть вас живым! Эти люди меня обманом втяну...
Жуковский застрелил его, не моргнув глазом. Бык ухнул и выпустил весь магазин, "но прицелиться уже не мог. С глухим стуком он свалился.
Жуковский повернулся к Электре:
– Я ищу подлодку. Такая большая и черная, и ее капитан – мой приятель.
Тут его взгляд упал на лежащую на полу фуражку. Сразу поняв, что это значит, он приказал:
– Принесите ее мне.
И направил ствол на Электру.
Электра кивнула, наклонилась и подобрала фуражку, украдкой сунув под нее браунинг.
Протягивая фуражку Жуковскому, она сказала:
– Как обидно! Вы с ним разминулись на секунду.
И выпустила три пули из-под фуражки.
Они ударили Жуковского в грудь, отбросив его к стене. Он уставился, не понимая, потом свалился на пол.
Электра подошла к нему и отбросила его автомат ногой.
За несколько секунд до смерти Жуковский собрал остаток сил, чтобы на миллиметр приподнять трость от пола. Упираясь набалдашником в грудь, он направил кончик ее точно на Бонда. Электра с любопытством смотрела, как Жуковский схватился за середину трости и уставился на человека на пыточном стуле.
Бонд ответил на его взгляд. Жуковский прищурил глаз и потянул за середину трости, будто это было помповое ружье. От единственного выстрела полетели щепки от спинки стула. Чего не заметила Электра – того, что пуля чисто прорезала один из наручников Бонда. Невероятный выстрел!
Между двумя мужчинами прошел безмолвный разговор. Товарищи по оружию. Только тень улыбки на лице каждого из них. Потом свет погас в глазах Жуковского, и голова упала на грудь.
Электра смотрела на русского, не понимая. Она не видела, куда ушла пуля, – только знала, что по Бонду он промахнулся.
Она вздохнула, повернулась к Бонду и сказала:
– Извини, одну минуту. – Подняв "уоки-токи", она сказала в него: – Здесь все под контролем. Ты готов?
– Да, – ответил Ренар. – Я-только боюсь, что ты...
– У меня все в порядке. Действуй.
– Ладно. Au revoir...
– До свидания, – ответила она. На минуту потеряв самообладание, она тяжело задышала, бросила рацию, посмотрела на труп Жуковского, потом на Бонда.
– Да, этот человек и в самом деле тебя ненавидел, – сказала она, несколько озадаченная. Потом вернулась к стулу и снова села верхом на колени Бонда. – Время для последней молитвы.
Она поцеловала его долгим и крепким поцелуем и потянулась сделать последний, смертельный оборот...
Молниеносным движением рука Бонда вырвалась и крепко схватила ее за горло. Он держал ее лицом к лицу с собой, и в глазах его было презрение. Потом он отбросил ее назад, и ее ногти процарапали следы на его лице.
Она была ошеломлена. Бонд быстро протянул руку и сорвал второй наручник, потом потянул за гарроту, ослабив так, чтобы можно было вылезти. Он встал на ноги, но Электра уже пришла в себя и выбежала из комнаты, устремляясь вверх по лестнице. Он подбежал к Жуковскому, пощупал ему пульс, потом подобрал окровавленное оружие.
Взял с пола "уоки-токи" и на миг заколебался – бежать вниз к субмарине или догонять Электру?
Он решил в пользу последнего. Эта сука слишком далеко зашла...
У причала заревели моторы подлодки.
15. Нечестивый союз
Ощутив разошедшуюся по лодке вибрацию мощных двигателей, Виктор Зокас, он же Лис Ренар, ощутил и вибрацию пули у себя в черепе. Конечно, он знал, что это не настоящее "ощущение", потому что нервы в этом месте давно были мертвы. Это было то, о чем предупреждал его врач-сириец, – ощущение, похожее на то, которое испытываешь в кабинете зубного врача после новокаина. Обычно дантисты говорят: будете чувствовать давление... Вот именно это и чувствовал Ренар. Давление.
За последние сутки он заметил некоторые изменения, о которых Электре не сказал. В то время как его сила и выносливость к боли росли с каждой минутой, так же быстро пропадали вкус, обоняние и осязание. Этот дурак-доктор предупреждал его, что перед "концом" органы этих чувств начнут быстро отказывать. Слова этого медицинского идиота, который был не в состоя-нии извлечь пулю, Ренару не понравились, и он его задушил.
Он снова оглядел центральный пост рубки и заметил, что его минимальный экипаж уже стоит по местам. Двое здесь. Один в отсеке цистерн. Один в торпедном отсеке. Они верят, что вернутся домой, и вернутся богатыми. Понятия не имеют, что сейчас они идут встречными курсами с судьбой. Лодка пошла, и уже не остановится. Все по плану. Все отлично.
Так почему же ему так паршиво? Что с ним происходит? Он умирает? Это уже конец?
Он проверил собственные рефлексы, проделав простые упражнения для рук и пальцев. Кажется, работают отлично. Зрение прекрасное. Слух не поврежден. Только ощущение такое... будто он как-то вне своего тела. Будто отделен от своей физической сущности и оглядывает мир сверху. Все кажется нереальным.
Ну, если это конец, то он сначала увидит успех своего задания, и лишь потом будет этот самый конец. Значит, надо поторопить события – что ж, так тому и быть.
Что там происходит в башне? Электра говорила по радио запыхавшись, хотя и сказала, что все под контролем. Бонд, что ли, сбежал? Быть не может. Электра предвкушала, как агент МИ-6 будет умирать медленно и мучительно. Может быть, она просто возбудилась от близости желанной цели.
Ренар окинул мысленным взором последние годы и изменения, которые с ним за это время произошли. До встречи с Электрой Кинг он был холодным и желчным человеком, которому на все было наплевать, кроме разрушения. С женщинами он никогда успеха не имел. Тюремный психиатр ему как-то сказал, что его склонность ко злу возникла из-за нехватки привязанности в детстве.
Ренар вспомнил мать – московскую ресторанную проститутку. Ни за ним, ни за тремя его старшими сестрами она не смотрела совсем. У них у всех были разные отцы. Своего Ренар никогда не видел.
Мать часто вваливалась поздно ночью, пьяная и злая. Он ярко помнил запах перегара и табака, пропитавший тесную квартирку, где они все жили. Она всегда находила, за что на них наорать: одна из сестер забыла постирать, другая не отскребла унитаз, он сам не вымыл пол.
Иногда сестры обвиняли его в мелких проступках, и мать его била, а сестры смотрели и смеялись. Господи, как он их всех ненавидел!
Ренар отнюдь не был психиатром, но даже он мог понять, почему у него проблемы с женщинами.
Вдруг нахлынуло другое воспоминание. Ему было четырнадцать, когда он решил уйти из семьи и жить на улице. Он пробрался в комнату матери, думая, что она спит пьяным сном. Она проснулась и поймала его за кражей денег из кошелька. Она за ним погналась, но он выбежал на улицу без пальто, без ничего, и не вернулся. Тогда он видел мать в последний раз.
Одну из старших сестер он увидел через два года. Она искала его по всей Москве. По чистой случайности они увиделись в одной ночлежке. Она ему сказала, что мать их убил в кабаке какой-то пьяный моряк. Девчонки разбрелись и теперь жили каждая сама по себе. Две другие стали проститутками, ей удалось найти работу швеи. Они нищенствовали, и сестра умоляла его им помочь.