Предугадывая мои слова, Ингренс небрежно махнул рукой.
— Не стоит. Я понимаю, что у вас не было возможности для откровенной беседы. Меня ведь тоже не назвать стандартным. Думаю, вы слышали о некоторых моих особенностях.
Не зная, можно ли об этом говорить, замялась.
— Слышала, что вы любите... кровь, — осторожно сказала.
— Скорее, нуждаюсь, — поправил. — Это ощущение больше похоже на голод, который требует себя утолить. Вас это пугает?
— Немного... Не знаю... — пожала плечами.
— Может расскажу, если захотите. Позже. А пока... — Ингренс снова улыбнулся, явно не собираясь говорить о крови. — Пока хочу спросить. Есть ли еще что-то, о чем я должен знать, Кларисса?
— Э-э... Не уверена... — растерялась.
— Подумайте, — Ингренс сузил глаза, суровея на глазах. — Я даю вам возможность признаться в самых страшных грехах, пока мне не стало о них известно. Добровольное признание смягчает или нивелирует наказание. Может вы ненавидите белый? Намеренно распарываете перчатки?
Лицо Ингренса стало совсем строгим. Покраснев, я невольно бросила взгляд на стол, где безжизненно лежали растерзанные перчатки.
— Мне нравится белый...
— Славно, он вам к лицу, — Ингренс посмотрел на меня с симпатией. — Все?
— Да, перчатки... Перчатки — это я... — созналась.
— Преступление небольшое, но наказание неизбежно. Приговариваю вас к... новым перчаткам. Забудьте о накладных когтях, отложим их на крайний случай. Просто в обществе носите перчатки, можете игнорировать случаи, когда их нужно снимать. И еще одно... Если я снова узнаю, что вы мне намеренно солгали, я вас отшлепаю, Кларисса.
Трудно понять, говорил ли он это серьезно или шутил, в прямом или переносном смысле. Голос Ингренса оставался вкрадчиво мягким. Меня же пробрало с ног до головы. Где-то внизу сладко и отчаянно заныло.
— А... вы? — я сделала вид, что не заметила последнюю фразу.
— Что я?
— Признаетесь в грехах?
— Чтобы ВЫ меня отшлепали?
Ингренс медленно и широко улыбнулся. Я заметила, что он потрогал языком левый клык. Незначительная деталь почему-то взволновала до мурашек.
— Если я начну говорить о своих грехах, мы задержимся здесь на несколько дней, а вы начнете сбегать из замка до смотра.
— Выдайте хотя бы один... Маленький, — вырвалось у меня. Я поняла, что хочу знать о нем хотя бы чуть-чуть больше, чем все. Немного...
Неловкость, уверенно царствующая в комнате еще несколько минут назад, теперь сжалась, свернулась и забилась где-то в углу, рядом с отломанной щеколдой.
На белом лбу появились две отчетливые вертикальные линии.
— Хм-м... Даже не знаю, что сказать, — признался Ингренс через несколько секунд. — Не могу найти среди своих деяний хоть что-то соотносящееся по размерам с вашими перчатками. Все несколько крупнее. Вам нужно распороть все перчатки в городе, чтобы потягаться с тем, что я делал... утром.
Мне показалось, что его скулы порозовели. Я даже сощурилась, чтобы разглядеть. Точно, порозовели!
— Может, подойдет такое... — Ингренс несколько раз задумчиво качнул на бедре книгу, и это опять получилось у него волнующе. Бедро, движение бедра, складки штанов около бедра, мышцы, проявляющиеся под тканью... О чем я думаю?
Он тем временем говорил:
— ...Когда мы увиделись в первый раз у Зеленохвостых... Помните?
— Да... — я глотнула свежую порцию воздуха, вспоминая удар молнией.
— Тогда я видел вас не первый раз.
Моргнула, осознавая.
— Что-о-о?! — подпрыгнула вместе с тарелочкой. — Но когда это могло произойти? Я не помню ни одного случая, где была бы одновременно с вами...
Он остановил меня.
— Скажу, если вы уточните, про какие сказки о единственном упоминал ваш отец.
Быстро уставившись на кончики туфель, я замолчала, не зная, что ответить. Уточнять про сказки было совершенно невозможно. Скорее умру, чем скажу.
— Всё? Доедайте. На какой странице вы остановились? На первой? — Ингренс не стал ждать моего ответа, опуская взгляд в книгу. — Итак, «Слово о докторе»... Они шагали, и шагали, на все голоса распевая прощальную песню, а когда останавливались и замолкали, песню продолжали петь их сердца, пыль на дороге, лошади, ее подхватывал ветер. Встречные пропускали их, долго смотрели вслед с открытыми ртами и тоже пели эту песню. Так она разносилась на много шагов во все стороны, и никто не мог...
Пирожное таяло во рту. Ингренс читал мне вслух. Делал он это неторопливо, с выражением, выдерживая паузы так, будто для него совершенно естественно читать для меня. Ложка за ложкой ухватывая облачко десерта, я с круглыми глазами слушала и впитывала невероятное происходящее, совершенно забыв о том, с какими чувствами влетела в комнату еще полчаса назад.
В этот момент я осознала, что увидела его впервые сегодня. Не тогда у Хрисанфра, а сейчас.
Соловьи пели мне тоже сейчас.
Глава 15. А вы, оказывается, затейник
Небольшая тюрьма располагалась в отдельной пристройке от королевского замка. Это было особое место, не предназначенное для грязного сброда — особые помещения для непростых. Здесь не водилось крыс, не текла крыша, не чувствовалось запаха экскрементов и не лежало соломы на полу. Камеры стояли чисты, ухоженны и даже белы. Только в одной из них сейчас находился узник.
Арсиний сидел прямо на полу, игнорируя заправленную лежанку. Крупные пальцы мужчины вцепились и тянули собственные волосы. Периодически он сжимал кулаки, волосы натягивались, и лорд кривился. Иногда он дотягивался до металлического зачарованного ошейника на шее, а после опять вцеплялся в волосы.
Ночь уже почти задушила вечер, когда в тишине длинного коридора раздались шаги: неспешные, мерные, уверенные. Так шагают только те, кто наделен властью. Приближающегося лорд услышал, прекрасно понимал, кто идет, но голову не поднял, продолжая смотреть в грубый каменный пол.
Появившийся около камеры Ингренс остановился около толстых прутьев, которые заменяли одну из стен, бросил мимолетный взгляд на Арсиния и предпочел сфокусироваться на магическом кристалле, отсвечивающим теплым золотистым светом. Кристаллы были впечатаны над каждой камерой.
— Как себя чувствуете, лорд Арсиний? — голос короля был традиционно вежлив. — Надеюсь, не повредили спину при падении?
Не смотрит... Не облокотился ни на одну из стен... Брезгует...
Бросив на гостя короткий ненавидящий взгляд, Арсиний без предисловий устало спросил:
— Где Кларисса?
К его удивлению, Ингренс ерничать не стал.
— С вашей дочерью все хорошо. Я ее успокоил, помог избавиться от фальшивых когтей, промыл руку, заставил съесть десерт и оставил. Думаю, сейчас леди мирно спит. Вашей жене также предоставили удобные покои, служанку и швею на завтра.
— Что мне сделать, чтобы вы оставили Клариссу в покое? — голос лорда мягче не стал. Отчет его не успокоил, наоборот — взволновал. Белая тварь откровенно подбиралась к Клариссе.
— О, «вы»? Счастлив, что вы приходите в себя, — мгновенно откликнулся Ингренс.
И снова не сказал ничего конкретного. Еще одно свойство, которое действовало на нервы как нож на жилы. Одарив Ингренса затравленно-злым взглядом, Арсиний смолк. Пытаться объясниться с белым Драконом было бесполезно, пока он не желал объясниться сам. Лорд крепче сжал кулаки, сильнее натягивая волосы. Боль помогала ему держать себя в руках. Фирменная вежливость Ингренса выводила Арсиния сильнее, чем самый громкий крик. Лучше бы орал, дрался, лучше бы злорадно хохотал, угрожал... Что угодно, только не это ледяное спокойствие, ежеминутно демонстрирующее превосходство.
Сделав перед камерой несколько шагов, Ингренс неспешно дошел до стены и развернулся.
— Если я оставлю вашу дочь, вы готовы принести мне клятву верности и поддержать среди своих?
— Да.
— А убьете Хрисанфра?
— Да.
— Отречетесь от титула?
— Да.
— То есть пойдете на все?
— Да.
— Хм-м, а вы очень беспокоитесь за дочь. Тогда слушайте внимательно. Чтобы я оставил ее в покое, конкретно вы... не можете сделать ничего.
Подняв было с надеждой голову, Арсиний скривился и опять уставился в пол. Ингренс усмехнулся.
— Не ожидали?
— Что вам от нее нужно? — голос лорда звучал глухо.
— Что за странный вопрос? — голос короля звучал удивленно. — А вам что было нужно от супруги, ответите?
Сердце Арсиния кольнуло. Он болезненно поморщился, с трудом удержавшись от стона. Откуда-то изнутри опять поднялась ненависть, красной пеленой застилая глаза. Больше всего ему сейчас хотелось перекусить прутья решетки, а затем и шею Ингренса. Он с трудом заставил себя говорить спокойно.
— Не играйте со мной, у вас не бывает простых мотивов. На что вы рассчитываете? На мою поддержку? На реакцию наших лордов? Вы хотите кого-то прижать? Хрисанфра? Его отца?
— Как вам сказать... — голос белого короля был размерен. — Сомневаюсь, что вы поверите в то, что я скажу. Так какой смысл говорить?
Ход мыслей короля раздражал Арсиния до дрожи. Еще выводило из себя, что ничего нельзя было прочесть по этому треклятому голосу. С первой встречи около тридцати лет назад — ничего. Неприязнь была с первого взгляда, отчетливая, как удар в глаз.
— Говорите. Земля? Зеленохвостые? Кто? — Арсиний схватился за версию, которая казалась ему наиболее правдоподобной. — Кларисса должна была выйти за Хри...
Ингренс издал раздражающе громкий смешок.
— За Зеленохвостого Хрисанфра, знаю, — подтвердил с лёгкой иронией. — Я имел удовольствие тайно беседовать с ним и его отцом несколько недель назад. Тогда они просили меня лишить вас титула и земли, клятвенно обещая взамен свою поддержку. В тот момент я согласился.
Лорд Золотистых на несколько секунд поднял голову. Затем снова уронил. Зажмурился. Союзников больше не было. Зеленохвостые соседи, на которых он так рассчитывал, на которых полагался, не удержались от искушения воспользоваться слабостью. Аксинарий, старый ублюдок... Знал же, что нелегко сейчас, и решил не упускать момента. Значит намеренно подсунул сыночка для дочки тогда...