— Прекрасная грудь...
Этот достал до сердца...
На плечи легла простынь. Уха коснулся тихий шепот.
— Прекрасная леди... Простите меня и мое отвратительное поведение. Одевайтесь.
Прикрыв глаза, Ингренс резко отвернулся и вышел из комнаты.
Глава 17. Угадай что
К себе я вернулась рассеянно-задумчивой, но поплавать в сладких грезах после произошедшего не удалось. В комнате я обнаружила сразу троих: швею Миару, прислужницу Стиниру и маму. Мама лучилась и выглядела счастливее обычного сразу в несколько десятков раз. Яркая светская дама, которая на десятки лет оказалась взаперти — то по финансовым причинам, то из-за особенностей дочери — внезапно оказалась в центре жизни, по которой так соскучилась. В отличие от меня, дикой и несоциализированной, мама чувствовала себя как рыба в воде или как птица в небе.
— Переволновалась за всех сразу. Полночи глаз не могла сомкнуть, — оживленно делилась она со мной, взирая чистыми, без следов невысыпания глазами. — Утром к отцу сходила. Злой, но спокойный, клеточка беленькая, чистенькая... Я думала, будет хуже после всего, что он наговорил. А отец сказал... Угадай, что?!
— Что?
Я уныло задумалась, перебирая малоприятные варианты того, что именно мог сказать отец, находящийся в «белой клеточке». Маме хватило терпения подождать секунды две:
— Они с Его Величеством договорились! Арс подробно не объяснял, но заверил, что противиться не будет. Слышишь? Все лучше лучшего!
Получив еще одно свидетельство, что Ингренс говорил правду, я просияла.
— Мне Ингр... Его Величество обещал, что отпустит его сегодня. И наказывать не будет, — поделилась в свою очередь.
Показания сошлись. Вместе мы завизжали так, что Миара, колдующая над подолом, сморщилась, пережидая приступ радости. У нее было много работы — на смотре мне надлежало быть в новом платье. Посещать мероприятия в одном и том же наряде два дня подряд — недопустимо.
— Давайте не будем делать лишних складок на бедрах. У Его Величества изящное телосложение, Клари не должна выглядеть грузнее... Оставьте лаконичный силуэт, — авторитетно проговорила швее мама, поправляя складки собственного роскошного платья. Если как следует приглядеться, на ткани тонкой золотой нитью были вышиты павлины. Павлины! Не знаю, когда и как она успела заполучить и павлины, и платье. Вероятно, вывернула швею наизнанку. — Нет-нет, никаких блесток! И бантик не надо. Его на лоб кому-нибудь положите.
Зная, что мама в моде и фасонах разбирается куда лучше моего, я не сопротивлялась. Миара тем более.
В отличие от отца, леди Ровена сразу приняла Ингренса как моего «того самого», и никакие его грехи ее не интересовали.
«Пф-ф! Кто без недостатков? Красив, богат, умен, знатен... Король! А какой тонкий вкус! Смотри, какую ткань он мне прислал! Ну, неэмоционален... Значит не будет орать! Ну, кровожаден... А ты — не будь жертвой! Я видела, как он тебя защищал, как за руку держал. Пусть другие боятся».
О том, что произошло у лекаря, я маме не сказала. Секрет горел во мне угольком, только вынутым из костра, и, лежа в тайном кармашке у сердца, плавил ткань, прожигал кожу.
«Ингренс, Ингренс, Ингренс...»
От мыслей о нем щеки опять загорелись. Если бы мама не была так занята разведкой, она бы точно уже приперла меня к стенке. Но сейчас она ничего не замечала.
— ...все устроено крайне разумно, — брызжа во все стороны энергией, мама ходила туда-сюда по комнате. — Я уже разузнала.
— Когда ты успела? — спросила, без интереса оглядывая закуски, оставленные на столе. Позавтркать я не успела — платье важнее. Аппетита все равно не было.
— Клари, если не спать, времени становится много, — мама отмахнулась. — Участницы смотра распределены по разным этажам, к каждой приставлен Ворон, самостоятельно вылетать и обращаться запрещается всем. Возможность встречи сведена к минимуму. Но, на всякий случай, ничего подозрительного не принимай. Ни от кого. Ни еды, ни подарков, даже заколочку подержать не бери.
— Не думаю, что высокородные дамы пойдут на такие уловки, — думая совершенно не о дамах, я покачала головой. — Я общалась с ними. Все приветливые, никто не напрягается. Они уверены, что смотр — только повод для знакомства.
Мама скептически посмотрела на меня, чинно устроилась на банкетке и без запинки поведала около пятнадцати назидательных историй о том, как улыбчивые высокородные дамы устраняют конкуренток.
— ...ещё иголки втыкают. Или попросту дают выпить слабительного. Это вообще идеально. Вред жизни минимален, а жених близко уже подойти не сможет. Из-за вони, — она кровожадно расхохоталась, с удовольствием лопая языком сочные зеленые виноградины.
— Сколько ты лично конкуренток устранила? — поинтересовалась, впечатлившись детальностью рассказов. Чего стоил цветок, который понюхаешь — и тебя рвет, рвет...
— Парочку... Максимум пять, — неопределенно заявила мама, явно не собираясь «портить» образ чинной матери благородного семейства. Она поймала мой удивленный взгляд и завела глаза к белому потолку. — Если партия завидная, приходится и побороться! Думаешь, я одна на твоего отца смотрела? Да на него гроздьями вешались всякие прошма... — она поправилась — ... недостойные дамы! А у тебя тут вообще-то король, а не сын мельника! Что ты хотела? Реверанс, «я уступаю его вам»? Не будешь сражаться, могут сразить. Это жизнь, гусеничка.
— Ма! — я покосилась на Стиниру, столбом стоящую за банкеткой.
Спохватившись, мама зажала рот. В присутствии персонала мы старались не говорить лишнего.
— В общем, не зевай, — предупредила она. — Я прихватила с собой одну безделицу на всякий случай...
Она достала из скрытого кармашка платочек, и осторожно развернула. На платочке покоился крошечный треугольный флакончик духов. Тонкие грани цвета темного аметиста, потемневшего от времени, многозначительно поблескивали. Я вопросительно подняла брови.
— Приберегла вот безделицу... Изделие старой школы, сейчас таких не делают. Особая эссенция. Нанесешь — и зуд будет такой, что до мяса расчешет.
Последнее мама шепнула уже на ухо, положила мне в рот виноградину, а затем сказала громко:
— Кстати... Хрисанфр тоже в столице.
— А он что здесь делает? — осторожно рассматривая опасный флакончик, я насторожилась и смутилась. С учетом того, что у нас с Зеленохвостами планировался брачный договор, встреча с Хрисанфром могла быть неоднозначной.
— Откуда я знаю, Клари? Он уточнять не стал. Обмолвился, что приглашен на мероприятие. И с каких пор Зеленохвосты посещают короля? Но посмотрел он на меня довольно странно... — мама уже легла на банкетку, размышляя вслух. Чтобы не испортить прическу, она прижалась к подлокотнику только шеей. Ноги в белых туфельках касались ковра.
— Недовольно? Оскорбленно? Зло? Как? — спросила я со своего постамента. Появление Хрисанфра меня взволновало.
— Странно приветливо, — уточнила мама. — Необычно. Он точно знает, что ты одна из претенденток. Я ожидала хотя бы недовольства. Быть может король и с ним договорился?
— Хорошо бы...
Беседу прервал стук в дверь: Агарт принес мне записку. Белый Ворон еще только подходил, а сердце уже запрыгало: я поняла, что записка от Ингренса.
Закусив губу, нетерпеливо развернула. Но содержание оказалось не совсем таким, на какое я втайне надеялась. На белой бумаге черными, ровными, практически вертикальными буквами было лаконично выписано:
Что бы ни происходило на смотре, прошу вас ждать и сохранять самообладание.
Глава 18. Все по договору
День превратился в вечер с неторопливой неотвратимостью хищника, надвигающегося на загнанную в угол жертву. В мое нетерпеливое ожидание, значительно подкрашенное томительно-сладкими предчувствиями после произошедшего у лекаря, опять вкрался страх. В тот момент, когда я смотрела в затылок Сесильи, я задавала себе один вопрос. Почему я не ответила Ингренсу «нет»? Затаенное желание спрятаться в знакомой безопасной норке периодически давало о себе знать. И каждый раз мне приходилось напоминать себе о неизбежности. Не о неизбежности смерти, нет. О неизбежности жизни, которую за меня никто не проживет. Страшно, но некому...
«Неизбежность, Клари...»
Что бы ни происходило, прошу вас сохранять самообладание.
Что именно может произойти на смотре, чтобы я вышла из себя? Я перебирала варианты, но толком ничего не придумала. Самообладание все же старательно копила.
Нас поставили друг за другом — все восемь участниц смотра должны были войти в зал одновременно. После вчерашнего скандала, меня увидеть не ожидали, встретили с любопытным удивлением, но вопросов не последовало — всем было не до того. Сначала драконессы перебрасывались комплиментами, потом ехидно-веселыми репликами, и, наконец, замолчали. Сосредоточенное напряжение охватило всех. Мы стояли молча уже несколько длинных минут, когда Винесса вдруг издала слабый стон, покачнулась и начала медленно оседать. Сесилья, стоявшая за ней, подхватила острозубую драконессу, придержав под руки. Я стояла за Сесильей.
— Ах, простите... Благодарю, — слабо произнесла Винесса, с помощью соседки удерживаясь на ногах. Тут же подошел Ворон, на ходу раскрывая флакон с ароматической эссенцией.
Помощь Винесса отвергла.
— Не нужно, секундная слабость... — в ее голосе слышалось смущение.
В следующее мгновение Сесилья мешком шлепнулась на пол, не издав ни звука. Никто не успел ничего сделать.
— Сесилья!
Подобрав юбки, я присела над ней, убрала со лба светлые вьющиеся волосы.
— Леди! Очнитесь! — Ворон приставил к ее носу флакончик, едва хлопал по щекам, но Сесилья в себя не приходила.
— О-о, как же так... Бедняжка, — сочувственно заметила сверху Винесса.
Было что-то такое в ее снисходительном «бедняжка», от чего я подняла голову. Зеленые глаза острозубой драконессы торжествующе сияли. Только глянув на нее, я все поняла. Мама оказалась права: может Винесса ни на что и не надеялась, но миловидную Сесилью предпочла отодвинуть. А может она демонстрировала возможности и драконессе просто не повезло стоять сразу за ней.