— Женится... — обещают злые мужские губы.
— Томис? Я пришлю тебе официальное письмо, когда выберу, — говорю я, отворачиваюсь, и шагаю по направлению к дому.
— Все-таки научилась кое-чему у меня...? — доносится в спину и тут же белая рука цепко прихватывает меня за локоть, рывком подтягивая к себе.
Больше Ингренс не позволяет мне сказать и слова. Стиснув в объятиях, он целует меня так неистово, будто у него уже назначена казнь и это единственное, что ему позволено. Даже в пожаре не горячо так, как в огне его поцелуя.
Через несколько минут я снова лечу. Пока не сама: подхватив в когти, белый дракон уносит меня в сторону столицы.
Глава 33. И тут я вижу...
Даже летом в белом саду стынет гробовая тишина. Все ее молекулы будто обратились в крохотные стеклышки, которые замерли прямо в воздухе и висят, тихо позвякивая друг об дружку. Им в такт качают пышными головками белые розы — они слышат это звенящее молчание.
И я слышу.
Ежусь.
— Зачем мы здесь? — тихо спрашиваю.
Ингренс приземлился сразу в саду, не залетая в замок. Я чувствую себя здесь неуверенно, некомфортно... В памяти свежо воспоминание о груде растерзанных тел, но сейчас их, к счастью, нет.
— Чтобы смешать кровь... — Ингренс мягко обнимает меня, лаская губами шею. — Не хочу больше ждать. Теперь я хочу сделать все по правилам, моя золотистая роза, сделать прокол сам. Ты же помнишь, что мне нельзя пускать кровь вне сада. Забыла?
— Да, забыла... — вздыхаю, чувствуя как ласкают спину его руки.
— Не обращай внимания на сад... Ты пахнешь ягодой... Я так желал... Так ждал нашей встречи...
Мужской шепот не спеша крадется по коже, оставляя на ней вуаль сладострастной дрожи.
— И я... — шепчу, приникая к нему.
— Иди ко мне, прелесть.
Ингренс подхватывает меня под бедра, усаживает на себя. Я обнимаю его за шею, обвиваю ногами бедра. Мы целуемся так долго и страстно, что я откидываю мысль о гробовом саде. Все неважно. Чувствую только как Ингренс широко шагает по траве — он несет меня, удерживая на руках. Предвкушение близости волнующе щекочет в животе, заставляя щеки наливаться огнем.
Под ягодицами твердый камень. Ингренс усаживает меня на алтарь и встает между моих бедер. Пепельные ресницы прикрыты, когда он показывает ладонь, которую без сомнений прокалывает когтем в центре.
Тут же острой иглой колет знакомое чувство...
Неправильно.
НЕТ-НЕТ-НЕТ. ВСЕ ПРАВИЛЬНО, ВСЕ ПО ЕГО РИТУАЛУ, ОН, Я, МЫ ЗДЕСЬ, МЫ ВМЕСТЕ, МЫ БУДЕМ ВМЕСТЕ, ОТЕЦ СОГЛАСЕН, ВСЕ ТАК.
Совсем неправильно.
КАК «НЕПРАВИЛЬНО»?! ЧТО ТЕБЕ ЕЩЕ НАДО? ВСЕ ТАК, КЛАРИССА! ТАК! ТАК! ТАК! ЧТО ЕЩЕ?! ГДЕ, КАК ДОЛЖНО БЫТЬ ЭТО «ПРАВИЛЬНО»?!
Все идет неумолимо.
— Прими мою руку, Кларисса из рода Золотистых... Клянусь, что буду с тобой до конца.
Мужские пальцы берут мою руку в свою, я смотрю, как прозрачный коготь остро вонзается мне в ладонь, и застываю. Я опять смотрю на себя будто бы немного сбоку, словно мое сознание раздвоившись, глядит и из глаз, и откуда-то из бутона розы. Я вижу, как сижу на белом алтаре в своем льняном сером платье, которое так и не переодела; вижу как рядом стоит Ингренс, взираю на его прямую спину, на парящие в воздухе белые волосы; смотрю, как вкладываю свою руку в его ладонь, а он наклоняет голову, ожидая моих слов, и вдруг вспоминаю сказанное несколько месяцев назад.
Ты будешь делать проколы сама. Всегда, без исключений. Никогда не позволяй мне проколоть. Даже в шутку.
Странное чувство — на полном ходу вдруг понять, что хочешь затормозить и развернуться. По инерции я все еще двигаюсь в прежнем направлении, но руки и ноги уже цепляются за дерн и ветки, пытаясь остановиться и свернуть.
Вскидываю глаза, напряженно вглядываюсь в Ингренса, пытаясь понять, что происходит, но, когда встречаюсь с его взглядом, вздрагиваю. Там, в море застывшего серебра, покрытого потрескавшейся патиной, Ингренса нет.
Я там его не нахожу.
Совсем.
От испуга у меня чуть не останавливается сердце. Я ищу Ингренса в лице Ингренса, но он пропал. Спину мгновенно прошибает холодный пот.
— Кто ты? — сипло спрашиваю, с ужасом ощущая, как незнакомец держит меня за руку, а она пульсирует, подрагивая сразу до локтя. Сердцебиение с места набирает такую скорость, что сердце от толчка чуть не делает дыру в грудной клетке.
Белый Дракон — но не Ингренс — смотрит на меня с изучающим недоумением. Приподняты пепельные брови, вопросительны и внимательны серые глаза, губы сложены знакомо, но...
Это не он!
— Ты — не Ингренс. Кто ты? — повторяю я. Язык и горло сухи как пустыня. Я надеюсь, что призрак сейчас исчезнет, что я временно сошла с ума, что мне просто привиделось...
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть мне кажется...»
Не-Ингренс наклоняет голову в демонстративном жесте любопытства и неожиданно лукаво улыбается.
— Ах, золотистая роза... Ты видишь меня?! Действительно?! Ты бы знала, как приятно, что ты видишь именно меня... — воркует серебряный голос, а ладони смыкаются в восторге. — Как же сладко! Признаюсь, я мечтал, но не смел и надеяться... Ты — прелесть. Неудивительно, что брат так увлекся.
Длинный палец ласкающе проходится по моему обнаженному горлу, вызывая совсем не сладострастную дрожь.
— Брат?! Ты говоришь об Ингренсе? Где он? Кто ты?! — я отдергиваю руку. Незнакомец ее не удерживает. Но сойти мне с алтаря не позволяет, надёжно запирая бедрами.
— Я — не он, — подтверждает он самое жуткое опасение. — Где он — сложно объяснить, прелесть. Можно сказать, что я временно отстранил брата от управления телом. Так сказать, уложил спать, чтобы пообщаться с тобой. Вот он — там. Спит и видит сны.
Весело постучав по виску, Не-Ингренс снова пресекает мою попытку слезть с камня.
— Не беги. Не бойся, прошу. Ничего не имею против страха, но я тоже не хочу, чтобы ты пугалась.
«Тоже?!»
Меня колотит.
— Тише, тише... Спокойно.
Изображая на лице сочувствие, незнакомец садится рядом, с силой обнимает за вздрогнувшие плечи и приникает губами к виску, чуть покачиваясь вместе со мной. Я деревенею.
— Не бойся же... Ну что ты, крошка Ри. Он, я — все одно. У нас одно тело, одни руки, один голос, одна голова и член один на двоих... Только мысли разные. Мы с тобой почти не встречались, но я видел тебя его глазами, знаю тебя. Ты мне тоже очень нравишься. Да что там — я желаю тебя не меньше, чем брат. Подними глазки, посмотри на меня. Ты меня знаешь. Это же я, твой единственный. Если ты выбрала его — то получаешь и меня, Кларисса. Разве не мило? Сразу двоих. Ты зовёшь его «Ренс». Меня можешь звать Инг.
Он улыбается собственной шутке. Голос лёгок, нежен, он сочится лаской, как и всегда, и я заставляю себя поднять глаза. Я все еще надеюсь, что просто сошла с ума. Я же пыталась вызвать безумие — и вот, получилось. Молюсь, чтобы увидеть Ингренса и... не вижу.
Не вижу!
Там — в серых глазах — омертвелое море серебра и гробовая тишина. Могильный лед, под которым покоится смертельный, застывший холод.
Меня прошивает насквозь осознание: теперь я вижу настоящее чудовище. Он — тот, с кем лучше не встречаться, чудовище, проявившееся из белых роз и крови. Я вижу мутные точки света в темных провалах зрачков. Ингренс и не Ингренс. Чудовище разговаривает со мной его голосом, дразнит его запахом, удерживает его руками.
Скорее отвожу глаза.
— Вы совсем не похожи... — слова продираются сквозь горло так, будто оно изнутри покрылось колючками. Буквы то и дело застревают на полпути к языку.
— Неужели? Но ты права. Он — зануда, а я — весельчак, — со смешком подтверждает Не-Ингренс. — Мы разные, конечно, разные. Однако со временем притерлись. Все было хорошо... до тебя, крошка Ри.
Заключение звучит как приговор. Меня продирает самый настоящий холод. Рука, обнимающая меня за плечи, жмет крепко, и я вдруг вспоминаю, что Ингренс достаточно силен для меня. Я никогда не побеждала в наших шутливых постельных поединках. В панике я смотрю на ногти, пытаясь заставить их удлиниться.
— ...договор действовал, мы благополучно сотрудничали. А с твоим появлением — перемены... Брат не желает делиться, стал вести себя неподобающе. Я говорил ему, что меня не устраивает положение. Я пытался, хотел по-хорошему, прелесть, но он уперся... Его решения стали нерациональны. Сам виноват. Он нарушил договор, я тоже — нарушаю.
Совсем дружески потрепав меня по плечу, Не-Ингренс поднимается и одним ловким движением щелкает что-то на моей шее. Ощупываю и понимаю, что на мне ограничительный ошейник. Теперь я не смогу обратиться, даже если способна.
— Приляжешь? — мягко спрашивает он, указывая глазами на камень. И улыбается.
Округляю глаза. В следующее мгновение я отпрыгиваю, но меня молниеносно возвращают обратно, больно прикладывая головой об алтарь.
— Отпусти! Ингренс! Ингренс!
Не знаю, куда кричать, чтобы мой Дракон вернулся, поэтому просто кричу ему в лицо. Мгновенно оказавшись вверху, Не-Ингренс подминает меня под себя, зажимая рот. Я пытаюсь выпустить когти, но не получается — он удерживает меня силой и собственным весом.
— Не кричи, — знакомо морщится нос. — Не люблю шум. Успокойся, прелесть, не возись.
Шепот на ухо отчетлив. От мужской груди в пронизывающем звоне сада, отчетливо жжется льдом. Безуспешно пытаясь освободиться, я с ужасом слушаю.
— Смысл сопротивляться? Тебе не победить. Я тоже умею доставлять удовольствие, и, поверь, хочу доставить его тебе... Зацеловать, заласкать... Оставить себе навечно, растворить в цветах... Обещаю, я буду нежен. С тобой — только нежен. Ты уже знаешь, что надо расслабиться и позволить мне делать тебе хорошо.
Мотаю головой. Не-Ингренс укоризненно улыбается.
— ...а если не расслабиться, будет больно. Подумай. Я не буду так жесток как он. Он хочет для тебя жизни, но это ошибка. Наша жизнь длинна и полна страданий, а я не хочу, чтобы ты страдала. Ты так много чувствуешь... Единственный не подразумевает других. Собственно, мы не можем тебя отдать кому-то, и не отдадим никогда. Я говорил ему, убеждал... Зачем обрекать тебя на вечные страдания, когда их можно прекратить? Зачем на них же обрекать себя, тех, кто будет отвечать за то, что я не получил? Согласна? Я рвал их, думая о тебе, но они — плохая замена. Если убиваешь того, кто тебе безразличен, удовольствия мало. А когда безразличия нет, приходит удовольствие... Желания шепчут мне, что ты будешь рада смерти от моих рук. Да? Да... Я подготовлю тебя, и ты будешь рада... Ты знаешь, что смерть от когтей может быть похожа на занятие любовью?