И тут я увидела чудовище — страница 44 из 44

«А мы сможем быть вместе после всего? А что если...»

— Покажи.

Варясь в мыслях, не сразу поняла, что Ингренс обращается ко мне.

— Что? — Встрепенувшись, увидела, что он протягивает руку к моим рисункам. Я тут же смутилась.

— Тут ничего особенного...

— Показывай ничего особенного.

Обжигая кинжальной пронзительностью серебра, Ингренс не опустил требовательную ладонь.

Подошла, робко протянула ему листки через стол. Он начал так внимательно просматривать их, что мне стало неловко. Я знаю, что далека от совершенства.

Хоровод домов вокруг замка.

Замок. Белый дракон над ним.

Площадь.

Длинный коридор.

Ингренс, его лицо в профиль.

Его губы совсем близко.

Его кисть.

Внимательно просмотрев каждый эскиз, Ингренс аккуратно отложил рисунки, поднялся и неторопливо начал рыться в стопках своих бесконечных бумаг. В одной из них он нашел листок.

— Помнишь? — показывает его.

С удивлением узнаю обелиск в виде когтя в центре площади, который рисовала несколько далеких месяцев назад, когда безнадежно тосковала.

— Мой рисунок! Где ты его взял?

— Нашел, — лаконично сообщает Его Величество, и я понимаю, что он его просто стащил.

Не сдерживаю торжествующей улыбки, пока Ингренс строго смотрит на меня, и сразу начинаю объяснять.

— Это белый коготь. Мне кажется, нашей площади не хватает центра, заметной высокой точки. Я подумала, что обелиск будет...

— Я уже взял его в работу, — он прерывает меня. — Отличный проект, Ри. Заметный, символичный, характерный... Он мне по душе. Без лести считаю, что у тебя талант.

Замираю, ощущая как расцветает в животе нечаянное, нежданное счастье.

— Правда?

— Да. Как раз такого объекта не хватало городу. Ты должна создавать больше оригинальных проектов, — серьезно говорит Ингренс и замолкает на несколько секунд, щурясь. — Подумаешь, что будет на месте сада? Я готов от него избавиться.

Не успеваю даже всплеснуть от новости и предложения руками, когда он добавляет:

— Только подумай позже. Есть другой срочный заказ.

— Какой? — я окончательно теряюсь от количества новостей.

В ответ он подтягивает меня к себе за запястье.

— Нарисуй себя на моем столе... — тихо произносит в губы, внимательно глядя в глаза.

Заставив меня присесть на листы, с линиями бесчисленных строчек, подписей и печатей, Ингренс придвигается вплотную, начиная томительно медленно расстегивать крошечные пуговицы на платье. Чем медленнее его пальцы, тем быстрее мое сердце — оно ускоряется, наращивая ритм.

Неужели конец карантина? На секунду испугавшись, я глянула в прозрачное серебро глаза и мысленно выдохнула: «Он...»

— ...на эскизе ты должна сидеть с расстегнутым платьем.

Полупрозрачный коготь осторожно выдвигается, подпарывая вырез на нижней рубашке, и освобождая грудь.

— Я хочу видеть грудь...

Ладонь крадется по ноге, отталкивая в сторону бедро и поднимая подол.

— ...задранную юбку, разведенные ноги, — вибрирующий шепот уже на коже.

Мужские бедра вжимаются между ног. Твердая выпуклость, которую я ощущаю, красноречива.

— И себя между ними... — свежая порция соблазняющего шепота выплескивается мне в ухо, добавляя щекам румянца. — Так моя единственная позволит мне заняться ее розой?

Тон и фраза однозначно утверждают одно: «Я тебе снился, не он». А я даже не успеваю смутиться от намеренно нескромного вопроса, потому что главное слово мгновенно перетягивает на себя всё моё внимание.

«Единственная? Правда?»

Пепельные ресницы беззвучно опускаются в ответ.

«Да».

Тая от счастья, я без слов тянусь к мужским губам. Ингренс подхватывает поцелуй на лету, одновременно придвигая меня к себе за бедра. Он спешит. Треск ткани, мгновение, рывок, секундная боль — и мы сливаемся. Трепетная нежность смешивается с жесткой страстью в один стремительный поток. Прикосновения искрят, покалывают на коже. Жадность бесстыдных рук, горячая влага губ, шумное дыхание, стоны и рычание сквозь зубы заполняют кабинет сразу до потолка. Бесчисленные рабочие бумаги с укоризненным шелестом разлетаются по комнате, и на это никто не обращает внимания. Миллиарды летучих молекул с запахом нашего желания впитываются в крошечные поры бумаги, а мы буквально проваливаемся друг в друга с блаженством, с которым возвращаются домой после долгой разлуки.

В те минуты, обнимая Ренса за напряженную шею, чувствуя как он погружается в меня, я ещё не знаю, что через несколько недель снова стану его официальной женой. Теперь по всем правилам.

Не знаю, что белый сад к тому времени будет уничтожен, сожжен дотла, и даже землю на несколько метров вниз снимут, чтобы удалить дух крови и смерти, царившие там. На этом месте по моей задумке раскинется пруд, который отразит цвет неба и парящие облака.

В народной молве Ингренс навсегда останется чудовищем, но роль палача он уже не примет. С ним всегда будет непросто даже мне, он останется жесток, коварен и умен. Но я буду знать, что Ингренс — любит меня. Он скоро начнет это говорить. Кое-что не изменится: каждый вечер один из нас будет читать второму книгу.

Уже скоро на главной площади поднимут обелиск по моему первому проекту — огромный белый драконий коготь, вечное напоминание об угрозе, силе, боли и любви. Через несколько лет он станет символом Лисагора на века, став моим самым известным творением. Коготь будет стоять так долго, что переживет нас. Через сотни лет его станут называть «коготь Клариссы».

Мои родители перейдут от приязни к обожанию зятя. Мама при встрече будет норовить обнять, а папа — пытаться дружески бороться, приговаривая, что «сделает из беляка крепкого бойца». Ингренс станет отлынивать от обеих процедур с грацией ужа, которого ухватили за хвост, но все равно будет обнят и скручен бесчисленное множество раз.

Я даже не предполагаю, что совсем скоро буду уверенно летать вместе с мужем. Парить над городом, над горами, лесами, соприкасаться крыльями, и осознавать, что я — настоящий дракон.

Пройдет совсем немного времени и наступит момент, когда все произойдет точно так, как в моей девичьей мечте. Распахнутся тяжелые узорчатые двери створки высоких дверей, и в огромный королевский зал уверенно войдет мой мужчина, за мгновение незримо наполняя зал своим присутствием.

Он будет шагать ровно, непринужденно попирая длинными ногами каменный пол, и неуклонно приближаться ко мне все ближе. Вокруг будут звучать изумленные шепотки: в этот день белый король впервые облачится в серый камзол. Устав от бесконечного белого, Ингренс начнет осторожно разбавлять окружение светло-серым и светло-бежевым. Это достижение будет поводом для очередной моей гордости им. Не сразу, но белый Лисагор медленно и робко начнет обретать краски.

Я буду ждать мужа, наряженная в светло-голубое платье, которое так подходит к моим глазам. А Ингренс будет уверенно шагать по заполненному залу, не отрывая от меня ласкового серого взгляда.

Тогда в моих ушах запоют соловьи. А я буду слушать их, смотреть на него и знать.

Даже эта детальная мечта сбудется почти во всем. И больше. Я не знаю, что в тот момент, я уже буду носить нашего первенца — беловолосого мальчика с прозрачно-голубыми глазами.

Родовая наследственность не подвела, Ингренс — тот самый. Молния, ударившая в нашу первую встречу, расколола мою голову, чтобы из нее вылезли все до одной глупые мысли. Чтобы я смогла увидеть его. Не головой.

Сердцем.