В два прыжка я оказался у тахты, схватил Чуму за шею и потянул. Парень прилип к девчонке как пластырь — не отодрать. Тогда я схватил Санька за волосы и что было силы дернул. С воплем Чума соскочил с тахты и замахнулся. Я был наготове и наотмашь ударил его предплечьем по зубам. Санек попятился, зацепился пяткой за половицу и неловко упал на спину, но тут же, опираясь на стену, стал тяжело подниматься. И тут я понял в чем причина агрессивного поведения Чумы. Он был сильно пьян и плохо контролировал свои поступки.
Придерживая на груди халатик, Настя вскочила, подняла стоявшую на полу пустую пыльную бутылку и, держа ее за горлышко как гранату, стала рядом со мной. Растрепанная со сверкавшими от гнева глазами она походила на маленькую ведьму. Чума поднялся и, пошатываясь, двинулся к нам. На его лице застыло зверское выражение.
— Только подойди, придурок, убью! — с ненавистью бросила Настя и замахнулась бутылкой.
Чума пер как танк на дзот. Он ничего не соображал и был крайне опасен. Мне очень не хотелось устраивать свару, и я попытался разрядить обстановку.
— Прости его, Настя, он немного не в себе, — сказал я девушке и повернулся к парню. — Какая муха тебя укусила, Санек?
— Раз она спит с тобой, — сказал он невнятно, — пусть переспит разок со мной. От нее не убудет!
— У нас с ней любовь, Санек, — вновь попытался я урезонить парня. — И ты здесь как бы ни при чем. Так что уймись!
Не тут-то было. Чума был крайне возбужден и униматься не желал.
— А мне плевать на вашу любовь, — сказал он с ухмылкой и его зубы из желтого металла сверкнули женским украшением. — Я привык добиваться того, что хочу!
Неожиданно он прыгнул в мою сторону и резко выбросил вперед руку. Я успел увернуться, однако кулак, просвистев в воздухе, все же скользнул по моей щеке, и я почувствовал жгучую боль. Чума ударил левой рукой, однако я уже отскочил в сторону и сказал девушке.
— Не трогай его Настя! Мы сами разберемся.
Девушка, собиравшаяся обрушить на голову Чумы бутылку, послушно опустила руку и сделала шаг назад. Но Настя не успокоилась, продолжая зорко следить за Чумой, она готова была в любой момент отразить атаку бывшего зека.
Я выставил перед собой кулак и вразумляюще сказал:
— Угомонись, Чума! Ты пьян, и я бы мог вырубить тебя с одного удара, но не хочу. Еще вчера мы дрались бок о бок против Царька и его сыновей и у меня не поднимется на тебя рука. — Санек в нерешительности остановился, а я с еще большим воодушевлением продолжил: — Мы с тобой по одну сторону баррикады, Чума, и делить нам нечего. Но если ты, протрезвев, все же захочешь помериться со мной силой, я готов. А сейчас, извини, мне не до твоих сексуальных проблем и выяснения отношений. Появились более важные дела.
Тон, каким я произнес последние слова, заставил парня призадуматься. Наконец проблески разума, остававшиеся в затуманенном алкоголем мозгу одержали верх над похотью, и он, опустив руки, неуверенно спросил:
— Какие еще дела?
Угроза, нависшая над девичьей частью Насти, развеялась — честь и хвала моей дипломатии!
— Поход в театр, например, — заявил я мирно.
Санек тупо посмотрел на меня, и даже Настя казалась обескураженной.
— Ты уверен, что выбрал подходящий момент ходить по театрам? — спросила она.
— Думаю, да. Я расшифровал фразу — заскочи на Сильвию, увидимся.
Чуму развозило прямо на глазах. Очевидно, пол под его ногами здорово качался, он широко расставил ноги, чтобы не упасть и, плохо ворочая языком, произнес:
— На какую еще Сильвию заскочить?
— Это не из области физиологии, Чума! Помнишь, ты дал мне кассету из автоответчика Валеры? На ней один тип просил толстяка заскочить на Сильвию. Там они, якобы должны увидеться. — Я поднял выроненную в ходе борьбы газету, раскрыл ее и, указывая подошедшей Насте на нужную строчку, прочитал: — Сильвия — история собаки. Так вот, Сильвия это спектакль. И он, между прочим, состоится сегодня.
Настя села на тахту и, все еще не желая расставаться с бутылкой, положила ее на колени.
— И ты хочешь на него пойти? — подивилась она.
Чуме трудно было стоять. Он доковылял до дивана, плюхнулся на него и замотал головой так, словно у него не было шейных позвонков.
— Я сегодня в театр не пойду! — заявил он категорично.
— А я тебя туда и не приглашаю, — заметил я. — Тебя в таком состоянии даже в зоопарк пускать нельзя, всех зверей распугаешь, а уж зрителей в театре и подавно. Так что отдыхай, мы с Настей пойдем.
Чума ничего не ответил, обвел комнату бессмысленным взглядом и свесил голову на грудь.
— Но, Игорь, — возразила девушка, презрительно покосившись на Чуму. — В театре много народу. Этот человек может работать в нем, а может быть зрителем. Как мы его узнаем?
— Понятия не имею. Но в руках у нас оказалась ниточка, и терять ее я не собираюсь. В общем, приводи себя в порядок, сегодня вечером у нас состоится культурно-массовое мероприятие.
СИЛЬВИЯ
На рейсовом автобусе мы с Настей вернулись в город, а потом пересели в такси и отправились ко мне домой. Наряд на мне был отнюдь не вечерний, поэтому я рассчитывал у себя дома переодеться, надеясь на то, что путь в квартиру будет свободным. Не могут же люди императора вечно торчать в моем подъезде. Насте переодеваться было не нужно. В своем светлом костюме с множеством замков она смотрелась великолепно.
Я оказался прав: ни около дома, ни в его окрестностях нигде не было видно ни черного джипа, ни белого "Мерседеса". Я незаметно проскользнул по бетонной дорожке, шедшей вдоль лоджий, в свой подъезд и прислушался. Было тихо. На лифте я не поехал. Снял обувь и, держа ее в руках, стал бесшумно подниматься по лестнице. Представляю, что подумали бы соседи, увидев меня скачущим в носках по ступенькам. Наверняка бы решили, у мужика здорово крышу повело, раз он стал разуваться не на пороге своей квартиры, а при входе в подъезд. Добравшись до лестничной площадки между седьмым и восьмым этажом, я остановился передохнуть, а затем осторожно выглянул из-за шахты лифта — никого. В считанные секунды я преодолел оставшуюся до заветной цели часть пути, открыл приготовленным заранее ключом дверь и скользнул в квартиру. Мне повсюду мерещились люди императора. Даже в собственной квартире я не чувствовал себя в безопасности. Кто знает, может быть, банда уже проникла в мой дом? На всякий случай я обошел комнаты, заглянул в ванную, туалет, проверил шкафы, антресоли и даже посмотрел под кровать и за диван. К моему облегчению, ни посторонних, ни следов их пребывания в квартире не обнаружил. Переодевшись в рубашку, костюм, прихватив немного денег и кое-что из вещей, я с сумкой в руках вышел из квартиры и вскоре присоединился к поджидавшей меня неподалеку от дома в такси Насте.
Десять минут спустя мы вышли из машины в центре города.
Во многих крупных городах есть улицы подобные Бродвею. Где-то это Арбат, где-то Невский проспект, а где-то Крещатик, в нашем городе — улица Театральная. Днем и до позднего вечера на ней топчутся коллекционеры, торговцы мелким антиквариатом, художники; звучит музыка, работают аттракционы, сверкают огнями торговые палатки, кафе и бары; далеко вокруг разносится запах готовящейся еды; дефилирует празднично разодетая публика. Волею случая мне все же довелось прогуляться с Настей по вечернему городу. Мы нырнули в толпу и направились в дальний конец улицы. Самого театра, давшего название улицы, уже не было и в помине. На его месте велось строительство торгового центра. Театр же пару лет назад переехал в расположенное неподалеку здание бывшего "Дома Знаний". В нем, к стыду своему, я не был лет семнадцать. Когда-то в "Доме Знаний" в большом и малом залах крутили кино, проводили встречи с деятелями искусства, читали лекции и я заглядывал туда и, между прочим, не только для того, чтобы посмотреть новый кинофильм. Встречался я перед службой в армии с одной рыжеволосой девчонкой студенткой литфака, весьма экзальтированной и неугомонной особой. В ее сумочке всегда был целый ворох каких-то билетиков, билетов, абонементов и контрамарок. Где она их доставала, ума не приложу. Я у нее на сей счет почему-то ни разу не поинтересовался. В то время я вообще ничем не интересовался кроме спорта, ну и иногда, в перерывах между тренировками, девушками. Барышня эта таскала меня по театрам, музеям, выставочным залам, водила в "Дом Знаний" на лекции. Благодаря рыжеволосой особе, я кое-что знаю о жизни Гогена, Гойи, Рембрандта, других великих живописцах и их произведениях. Спасибо ей за это.
Свернув на боковую улицу, мы прошли мимо ресторана, супермаркета и оказались перед театром. Снаружи здания произошли кое-какие изменения. Новые хозяева его облицевали мрамором, обычные стекла заменили тонированными, поменяли вывеску, а вместо киноафиши установили огромный щит с репертуарным планом на месяц. Не знаю почему, но вид старого здания мне нравился больше.
Кое-где на площадке и ступеньках перед театром стояли группки людей, поджидавшие запаздывавших приятелей-театралов. Проблем с билетами не было. Мы взяли в кассе два и вошли в здание. Внутри оно также преобразилось. В фойе появились портреты артистов театра, хрустальные люстры, огромные зеркала, отчего стало торжественно, празднично, светло. Ну и душа соответственно обстановке настраивалась на высокий лад. Мы подняли по лестнице в верхнюю часть театра, купили программку, взяли напрокат бинокль и вошли в зал. Места нам достались в центре партера. Я незаметно огляделся. Почти все кресла были заняты, и что отрадно, примерно две трети публики составляла молодежь. По обе стороны от нас с Настей также сидели парни и девушки, по-видимому, студенты. Однако среди публики ни одного знакомого лица я не приметил.
Привычной для старых театров люстры не было. Ее заменяли квадратные матовые плафоны, из которых был составлен ступенчатый потолок. Но, как и положено в театре, свет в зале стал гаснуть медленно. Наконец стало темно и представление началось.