– Именно.
– А почему вы мне раньше этого не говорили? Вы же ни разу меня не похвалили. Это стратегия предусмотрительного хозяина, который боится просьбы о повышении зарплаты?
– Скорее потому, что я придурок, эгоист, эгоцентрик и кто там еще?
– Параноик.
– Вот именно.
Дорина снова дернула плечом.
– Договорились. Значит, мы все-таки устраиваем вечеринку, но… При одном условии.
– Каком?
– Я хочу знать, где вы собирались ее устроить, чтобы, возможно, найти другое место. Хочу получить список гостей и, возможно, внести в него кое-какие изменения. Из-за чего, может быть, вам придется кому-то позвонить и сказать, что мы его не ждем.
– Но вашими друзьями и близкими занимается Эдди.
– Я понял.
– Ладно, наплевать, что-нибудь наплету тем, кого вы не захотите видеть. А что скажете о наших охранниках?
– Нет проблем. Только пригласите еще Самира и скажите ему, чтобы приходил с женой, если захочет.
– Я его уже пригласила.
– Тем лучше. Тогда за дело.
Дорина вышла и буквально через пять минут вернулась с папкой с надписью «Вечеринка». Не могу не отдать должное чутью Эдди. Из пятнадцати человек, которых он наметил, я вычеркнул только двоих – своих давних коллег, которых давно потерял из виду, но Эдди советовал мне разыскать их из коммерческих соображений. Еще он вписал Кандис. Я добавил ее подруг и первой вписал Алису.
Вот что я рассказал своему более чем странному психологу. Он улыбнулся.
– Вы понемногу избавляетесь от своей ярости?
– Я над этим работаю.
– Чтобы согласиться на то, чтобы другие тебя любили, нужно согласиться любить их.
– И в конце концов полюбить себя?
– Если не было возможности начать с этой позиции. Но силлогизм может быть и таким.
Алиса
Накануне встречи с Романом я по-хорошему должна была бы волноваться, чувствовать радость, нетерпение, возбуждение. Всякие сумасшедшие мысли должны были крутиться у меня в голове. А меня одолевали только сомнения, доводя чуть ли не до тоски и безразличия.
Вчера мне позвонила секретарша Антуана и пригласила на день рождения своего начальника. Она уточнила, что он очень рассчитывает на мое присутствие.
При одной только мысли, что мы увидимся, я вспыхнула, и у меня забилось сердце, но свойственный мне пессимизм быстренько расправился с радостью. Во-первых, меня задело, что пригласить меня он поручил секретарше. Она так и сказала: «Вы в списке персон, которых он поручил мне пригласить». Спрашивается, почему бы ему не позвонить мне вместо того, чтобы вносить в список? Или для него вечеринка тоже производственное мероприятие? А что, если это стратегия, и он хочет дать мне понять, что после того, как сделал первый шаг (я бы даже сказала, мощный прыжок), он ждет, чтобы и я тоже открылась? А во-вторых, мне показалось подозрительным любопытство его сотрудницы. Она старалась узнать обо мне как можно больше, задавала мне веселым тоном вопросы, но я чувствовала за ними ревность. Кто же она? Его подружка? Или невероятно добросовестная секретарша?
Разгадать потайной смысл всех этих стратегий было выше моих сил. Языком взаимоотношений во всех нюансах владеют мои коллеги, а я чувствую себя туристом в незнакомой стране, держу в руках словарь, пытаюсь хоть что-то понять сама и стараюсь, чтобы меня поняли. Я двигаюсь неуверенно, с опаской. Из-за отсутствия практики.
Я бы даже сказала, что сейчас я съехала на полосу аварийной остановки, хотя моя жизнь идет своим чередом, но я раздумываю, то ли мне опять встроиться в поток плетущихся анонимов, то ли резко свернуть в сторону и рвануть к неведомому (метафора женщины, у которой нет и никогда не будет водительских прав).
А если коротко, то я устала, измучилась и уже вообще ничего не хотела.
На работе у меня все валилось из рук, и Фантен совершенно справедливо мог бы делать мне выговоры, а он вместо этого делал вид, будто ничего не замечает. Дело дошло до того, что как-то поутру он встретил меня с доброжелательным выражением лица! (Доброжелательность Фантена – это тупое недоумение: я не знаю, здороваться мне с этим человеком или нет?)
Девочки сегодня не пошли обедать из-за важного совещания, на которое созвали всех директоров (за исключением Фантена. Его эта откровенная дискриминация погрузила в каталепсию.) (Так что, вполне возможно, его толерантность по отношению ко мне абсолютно вынужденная.)
Однако Кандис все-таки нашла время и забежала ко мне во второй половине дня.
– Что происходит? – решилась я спросить. – Почему все бегают?
– Один из каналов отложил возобновление контракта. Объявлена боевая тревога, – ответила она, помахивая рукой в воздухе.
– Это так серьезно?
– Нет. Но дивиденды акционеров могут уменьшиться. А как ты? Ждешь с нетерпением встречи с Романом?
– Жду. Но если честно, уже не знаю, с нетерпением или без. Я все сильнее сомневаюсь.
Кандис нахмурилась и принялась крутить прядку волос.
– В чем сомневаешься?
– Во всем. Конечно, я пойду на свидание, но в основном для того, чтобы понять, кто он такой. Понимаешь? Я его не чувствую.
– Почему?
– Не знаю. Может, потому, что он слишком долго заставил меня ждать. Вообще нет, не знаю.
Я не могла ей сказать, что сомнения у меня появились после того, как ее бывший любовник выступил со своим признанием. Интересно, Кандис догадывается о чувствах Антуана? А Ольга? Она поделилась с ней своими наблюдениями? Впрочем, Кандис не слепая, вполне могла что-то заметить. Я попробовала это выяснить обходным путем.
– Ты приглашена на день рождения Антуана сегодня вечером?
Кандис взглянула на меня с удивлением и как-то очень огорченно.
– На день рождения?
– Да. Мне позвонила его секретарша и сказала, что я приглашена.
Мне показалось, что у Кандис есть какая-то причина огорчаться, она точно что-то знает.
– Значит, он тебя пригласил?
– А тебя разве нет? – отважилась я спросить.
– Пригласил, но я не пойду.
– А Ольга? Далия?
– Думаю, они тоже отказались.
Что-то раздражало и сердило Кандис.
– Кто дал Антуану твой номер телефона? – спросила она.
– Никто. У него нет моего номера. Секретарша звонила мне сюда, на работу. Я думаю, ее связали со мной через диспетчерскую.
– Ох уж эта секретарша… – произнесла она с большой иронией. – Нет, я к нему не пойду. И тебе не советую. Тебе же надо быть в форме к субботней встрече.
Кандис старалась говорить непринужденно, дружески, но что-то ее по-настоящему огорчало.
– Антуан – человек со странностями, – заговорила она, глядя куда-то за мою спину. Она словно бы старалась осмыслить сложную ситуацию и хотела подобрать самые точные слова. – Он ухаживал за мной, потом на вечере вдруг надумал дать задний ход, а два дня назад снова мне позвонил, опомнился. Но на этот раз я сказала «нет».
Мне стало очень больно. Я не ответила на его авансы, и он сразу побежал к Кандис. Значит, он бабник. Лжец. Прохвост.
– А ты… Ты им еще интересуешься?
– Нет. Я не люблю игры в кошки-мышки. Тем более что он крутит любовь с секретаршей, девчонкой двадцати четырех лет.
Последнее открытие меня добило, но я постаралась, чтобы Кандис ничего не заметила.
– Ну надо же… То-то мне показалось, что она старается узнать обо мне как можно больше, – сказала я и снова вспомнила вопросы этой девицы.
– Только не подумай, что я на него в обиде. Его жизнь помяла, мне его жаль, и он совсем не сволочь. Ты же знаешь, я ему помогла, познакомила с нашим отделом кадров.
– Очень великодушно с твоей стороны, – удалось мне выговорить. – А ты думаешь… он пытался тобой манипулировать?
– Может быть. Но какая разница? Он оказался в нужном месте и в нужное время. Мы нуждаемся в его услугах.
Кандис наклонилась ко мне поближе.
– Само собой, все, что я тебе сказала, между нами. Ольга, если узнает, как Антуан со мной себя вел, может сказать одно слово, и его выставят отсюда. Она терпеть такого не может.
– Не беспокойся. Что-что, а молчать я умею.
Кандис ушла, а я почувствовала себя прегадко. Какая же я идиотка! Дать записному донжуану провести себя всякой трепотней! Мало того! Заставить меня усомниться в Романе!
Домой я вернулась злющая-презлющая. И когда, открыв на звонок дверь, увидела месье Бодрю, отрезала ледяным тоном:
– Сожалею, но я занята!
Тон был непререкаемым.
– Могу я все-таки заглянуть через полчаса?
– Нет. У меня нет времени.
– Хорошо, зайду завтра утром.
Подумав, что он не даст мне выспаться в субботний день, разбудит с утра пораньше, отправляясь за покупками, – я, так и быть, смилостивилась.
– Входите. Только на две минуты. Я жду важный звонок.
Бодрю вошел в гостиную, а я отправила Марианне сообщение с просьбой перезвонить мне через пять минут.
– Я беспокоюсь, – заявил Бодрю, заглядывая в углы моей квартиры, словно хотел убедиться, что все обстоит именно так, как он предполагал.
– Вы всегда беспокоитесь, месье Бодрю.
– Это правда. Но сейчас для беспокойства есть все основания. Представьте себе, во второй половине дня я услышал у нас на площадке необычный шум. Мужские голоса. Они что-то громко обсуждали. Когда я вышел, эти люди сразу замолчали.
– Так-так, – сказала я, лишний раз убеждаясь, что у старичка-соседа паранойя.
– И самое странное, что они что-то прятали.
– И что же?
– Какую-то вещь.
– И что же это за вещь?
– Не знаю, потому что они ее прятали! – заявил он тоном профессора, которого достала тупость ученика-балбеса. – Я могу только выдвинуть гипотезу: у них был инструмент, которым они хотели вскрыть вашу дверь. Или мою. Но когда я вышел со старинным ружьем, они ретировались. Видели бы вы их лица!
– Вы прекрасно поступили.
– Не могу сказать, что мне это нравится, мадемуазель Алиса, – проговорил он все с той же озабоченностью.
И он в сотый раз запел все ту же песню о моей беззащитности, необходимости быть настороже и… вооружиться.