- Мы отправляемся на пикник? - спросил Ларри.
- Пошли, - сказал Джейсон.
- О, и как же, по-твоему, я это сделаю? Мне снова ходить на руках? Думаю, к утру мы будем в конце подъездной дорожки.
- Черт побери, - сказал Джейсон, зажав топор и ружье в сгибе одной руки и положив их на плечо. Он схватил Ларри за запястье и кивком головы указал Молли сделать то же самое.
Она поморщилась, потом отшатнулась и покачала головой.
- Ради Бога, просто возьми его чертову руку, - заныл Джейсон. - В конце концов, он твой муж.
- Был, - ответила она.
- Все еще есть, дорогая, все еще есть.
- Заткнись, Ларри, - пробормотала она.
Они расположились по бокам Ларри и потащили его через комнату, держа за запястья. Через каждые несколько футов его торчащий копчик цеплялся за непослушный гвоздь или край мебели, и процессия внезапно останавливалась, а Молли и Джейсон теряли хватку на торсе Ларри. То и дело падая на деревянный пол, Ларри не считал это хорошим времяпрепровождением.
- Черт бы вас побрал, идиотов!
- Заткнись, ты... ты... - пробормотал Джейсон, не находя подходящего слова. - Ты торс!
- Ты не можешь его нести нормально, милый? - спросила Молли. - Он не такой уж и тяжелый, в основном голова и все.
- Моя другая рука занята, милая, - отрезал Джейсон. - Знаешь, это не так-то просто.
Они схватили Ларри за руки и приподняли чуть выше, пока он почти не оторвался от пола.
Наступила ночь. Проклятые сверчки звучали громче, чем когда-либо, безумный хор неприятных звуков. Так много звезд заполнило небо, что почти не осталось места для черноты.
Ларри протащили через двор в поле, в чащу благоухающих сосен и вечнозеленых растений, сквозь удушливые облака спор амброзии и скользкие заросли испанского мха, через зубчатые скопления камней и кусты ежевики. Бак Понд был справа. Лягушки-быки собрались возле застоявшейся, покрытой жучками воды.
Они с трудом пробирались через лес, ведомые лучом фонарика, а также луной и звездами, пробивающимися сквозь пышную листву. Они миновали место, которое Ларри помнил последним, место, где он внезапно проснулся.
Они продолжали идти.
- Сколько еще осталось? - спросил Ларри.
Его проигнорировали.
- Вон там, - сказал Джейсон, но Ларри был совершенно уверен, что Джейсон говорит не с ним.
Они бросили Ларри, и он перекатился на бок, остановившись только после того, как врезался в камень. Джейсон и Молли положили вещи рядом с Ларри.
- Сюда, - крикнул Джейсон, бросаясь в темноту.
Ларри прислонился к камню, и его рука коснулась топора. Не надо. Что он мог сделать с топором? Он не мог достаточно хорошо держать равновесие, чтобы воспользоваться им.
Он смог различить их силуэты на фоне деревьев. Они смотрели на землю.
- Эй! - воскликнула Молли, размахивая руками над головой, словно пытаясь посадить самолет. - Я вижу твою ногу, Ларри!
Молчание, пока они еще немного изучали землю.
- Похоже, тебя достало животное. Скорее всего, вытащило тебя из-под земли. Наверняка койот, а может, и волк.
Молли, казалось, была очарована своим мыслительным процессом.
- Отлично, - пробормотал Ларри, успокаивая себя. - Я, наверное, превращусь в торс-оборотень.
Они направились обратно в его сторону. На мгновение он задумался, насколько велика эта дыра.
- Извини, приятель, - сказал Джейсон, - конец пути. Пора тебе возвращаться туда, где...
Ларри выстрелил Джейсону в живот с расстояния примерно в четыре фута. Отдача сбила бы Ларри с ног, будь у него ноги. Как бы то ни было, выстрел еще сильнее вдавил его в камень.
- Умпф, - пробормотал Ларри, качая головой. - Это охуительно больно.
- Боже Мой! - закричала Молли. - Зачем ты это сделал?
- Третий лишний, детка. А теперь будь хорошей девочкой и столкни его в эту дыру, ладно?
- Ты сошел с ума!
- О, конечно, верно. Я сошел с ума. Ты убиваешь меня, а потом пытаешься убить еще раз посреди этой проклятой ночи за компанию со своим бойфрендом-убийцей, но это я сошел с ума!
Слюна слетала с его червивых губ.
Он едва мог видеть ее лицо из-за дерева, скрывавшего ее голову, но по ее молчанию понял, что она надулась.
- Иди и столкни его в яму. Засыпь его. Может быть хоть кто-то здесь останется мертвым.
Молли сделала, как он сказал. Он предположил, что целиться в нее из ружья было решающим фактором.
Теперь дилемма. Если передвигаться самостоятельно, ему понадобятся обе свободные руки - без оружия. Если заставить ее нести его или, по крайней мере, тащить домой, он будет в ее руках - в прямом и переносном смысле. И снова никакого контроля над ружьем.
Он должен доверять ей. С другой стороны, она уже убила его однажды.
- Пойдем домой, - сказала она.
- Домой?
- Конечно, Ларри, - устало ответила она. - Джейсон мертв. В любом случае, убить тебя было его идеей. Я никогда не хотела, чтобы это случилось.
- Значит вот так, просто, мы вернемся домой?
- Я же не могу пойти в полицию или еще куда-нибудь ... - с невероятной скоростью она выхватила дробовик из его рук. - Видишь? Я могу причинить тебе боль, если захочу. Я просто хочу домой.
Она подняла его на руки и посадила себе на бедро, как мать, несущая маленького ребенка. Его копчик потерся о ее бедро.
- О, милый ... - промурлыкала она, - это так приятно.
Они побрели через лес, наконец добрались до дома и надежно заперли за собой дверь.
Надо было обязательно держаться подальше от всяких ненормальных.
Молли и Ларри оставались счастливыми супругами до самой ее смерти в возрасте семидесяти девяти лет. Она родила шестерых детей, и они выросли в счастливой, здоровой семье.
Ларри часто подозревал, что дети на самом деле не его.
Ⓒ The Rest of Larry by Monica J. O'Rourke, 2003
Ⓒ Игорь Шестак, перевод, 2020
Материнский инстинкт
Она не замечала его... своего трехлетнего ребенка с ореховыми глазами, большим пальцем засунутым в рот. На пухлых коричневых щечках запеклась грязь. Ей было все равно, что он лежит на испачканном голом матрасе, свернувшись в позу эмбриона, словно пытаясь вспомнить утробу матери и смотрит через всю комнату в ее сторону, не мигая, невозмутимо.
Она не замечала его, потому что единственной вещью, которая имела значение в этой однокомнатной квартире - была трубка, чтобы курить те несколько пузырьков крэка, которые ей удалось достать.
Она сделала затяжку и ее голова взорвалась от удовольствия, ее и без того пухлые глаза теперь, казалось, поглотили ее лицо.Это чувство экстаза поглощало и питало ее. Она откинула голову назад, удерживая это чувство, зная что ей никогда больше не будет так хорошо, зная что каждый приход будет все слабее и слабее... И ни один из них не будет так эффективен, как этот.
Дрожащей рукой она снова поднесла трубку ко рту и, с помощью фиолетовой зажигалки за тридцать три цента, подожгла крошечные камешки внутри.
- На что, блядь, уставился?
Она держала трубку в нескольких дюймах от губ, ее дрожащие руки жаждали еще одного соединения. Часть ее знала, что это неправильно... Но она отвернулась, игнорируя его, закрыв глаза. Часть ее знала, что она должна заботится о маленьком мальчике, смотрящем на нее с матраца. Та же часть ее знала, что где-то по-соседству бродят еще пятеро детей, и что, возможно, они голодны, возможно, они обессилены и грязные. Какая-то ее часть знала о своей ответственности как матери, но эта часть больше не контролировала ее. Она была подавлена ее зависимостью. У материнства не было шансов.
Взгляд на трехлетнего ребенка, свернувшегося калачиком на испачканном спермой и виски матрасе, не помогал ей ничем, кроме напоминания о том, что рано или поздно он будет просить есть. И это злило ее. Где она должна была найти еду? Даже ее сиськи не представляли никакой ценности для ребенка - они были испорчены наркотиком, который она могла достать. Она продала молоко в одну очень отчаянную ночь... старый наркоман, пахнущий рвотой и мочой, висел на ее сиськах, как раздувшийся паразит, в поисках этого эфемерного кайфа. Тем не менее, ему помогло, а она заработала десять баксов.
Она сделала еще одну затяжку. Приход был слабее... импульс достиг своего крещендо, и с каждым разом все больше и больше разочаровывал. Это было похоже на сосание дна стакана с помощью соломинки, в попытке найти призрачную влагу.
Она чувствовала, что мальчик рассматривает ее. От этого ей было не по себе, она чувствовала себя дешевкой. Да кто он такой, чтобы осуждать ее? Она никогда не ругала его, даже когда он обделался (она больше не ругала его за это... во всяком случае, больше не ругала!). Она редко расстраивалась когда он трогал ее заначку, она редко кричала, била и колотила.... Даже после того, как он вошел, когда она трахалась с Джоном на том самом испачканном матрасе (он все равно должен был спать - это была не ее вина). Она была хорошей матерью. Ее пятеро других детей могут поклясться в этом. Она прищурилась, глядя вверх, словно пытаясь заглянуть в собственную голову. Их было пятеро, не так ли? Где же они были? Она посмотрела на запястье, снова забыв что несколько месяцев назад сдала в магазин дешевые "Таймекс". Она выглянула наружу через грязное, покрытое копотью окно - единственный вид на кирпичный фасад противоположного здания. Темнота указывала на поздний час, и она на мгновение задумалась, где на ночь укрылись другие ее дети. Здесь было много мест, где ребенок мог бы переночевать. Тепла сгоревшего дома было бы достаточно для ночлега. Она была уверена, что ее четырнадцатилетний ребенок позаботится о восьмилетнем. Остальные трое были где-то посередине. Если повезет, ей не придется беспокоиться об ужине для них. Она слишком устала чтобы думать о том, что ей придется расплачиваться за коробку спагетти. Во всяком случае не в этот вечер.
С нее было достаточно его пристального взгляда.
- Трев... какого хрена ты смотришь?
Она устала, слова были слабыми и падали с ее губ, как пепел. Ее руки опустились на стол, и она положила на них голову. В ней нарастал гнев, но она просто слишком устала, чтобы реагировать. Ее глаза сузились до щелей, ноздри раздувались. Она хлопнула рукой по поверхности стола.