Этот грызущий дискомфорт, необходимость притворяться, что она не возражала против того, чтобы он смотрел на ее тело, делала вид, что ей всецело приятны его нежные ласки. По правде говоря, она была бы рада ощутить это, но как она могла доверять? После целой жизни насилия и пряток, доверие не было чем-то естественным. В этом был элемент удовольствия, и она не могла отрицать, что жаждала близости, которой так много лет не хватало в ее жизни. Даже когда она была худенькой, в детстве, безопасность и близость были чужды ей. Диана не могла примириться с этой смесью смущения и удовольствия. Это причудливое инь и янь, которые существовали, как полярные противоположности в ее мире.
Он держал ее руки, целовал их, сосал ее пальцы. Вытирал ее слезы. Казалось, он действительно любил близость с ней, он был ее второй половинкой. Она верила, что ему нравится теряться в ее складках, словно в куче нерастаявшего теста, клейкого, липкого и впитывающего.
Когда он вернулся на следующий день, он нес большой пакет с покупками и ухмылялся.
- У меня сюрприз! - oн бросил пакет у изножья дивана.
Она предположила, что это были какие-то секс-игрушки, потому что он упомянул о желании попробовать что-то необычное. Диану это слегка насторожило. Мало того, что он регулярно видел ее обнаженной, так теперь еще и хотел применить диковинные предметы.
Но вместо этого, он достал кондитерскую коробку и она поняла, что пакет с покупками был не из "Пурпурной страсти" или "Розовой кошечки", а из "Zabar's"[14].
После того, как он разрезал нитки и открыл коробку, она подняла еe и поднесла к носу.
- Мокко с шоколадом и малиной.
Она подняла на него глаза.
Еще одна коробка. Еще один торт. Декадентский шоколадный мусс. Затем миска с английским пирожным.
- Ты голодeн или что? - oна почувствовала, что ее щеки покраснели. Он перестал опустошать пакет. -Что ты делаешь?
- Я хочу покормить тебя.
- Почему?
- Это... это то, что я люблю делать. Я - Кормилец.
- Кормилец? Это твой извращенный сюрприз?
- Ну, да... это очень эротично, - oн посмотрел вниз, в сторону, куда угодно только не в ее глаза.
- Правда?
Он поднял голову и улыбнулся.
Она поняла, что сжимает простыню и в какой-то момент натянула ее до шеи. Не то, чтобы она была голой, но все равно чувствовала себя незащищенной.
- Я не понимаю, - сказала она.
- Я покажу тебе. Ты мне веришь?
Хороший вопрос.
- Но весь этот торт. Я только толстею...
- Все будет хорошо.
- Правда?
Эта улыбка - та, что вырезала ямки на его щеках, обезоружила ее. Он сел на кровать и провел кончиками пальцев по ее икрам.
- Я не хочу, чтобы ты делала что-то, что заставит чувствовать себя некомфортно.
Черт, он видел ее голой. А теперь он говорил о совмещении еды и секса - двух ее любимых вещей.
- Как это работает? - тихо спросила она.
Он хихикнул и спрыгнул с кровати. Вытащил коробки с пирожными. Не нужно было идти на кухню за посудой. Диана держала запас на журнальном столике рядом с диваном.
- Закрой глаза, Диана.
Она закрыла их. Мягкое, элегантное ощущение шелка задрапированного вокруг ее головы, над глазами. Завязанного на затылке. Ее сердце заколотилось от волнения и предвкушения. Затем раздался мягкий хлопок открываемого картона... мгновение спустя она почувствовала легкий тычок в нижнюю губу. Что-то острое, но не настолько острое, чтобы причинить боль. Она провела языком по губам и обнаружила зубчики. Не металлические, а пластиковые.
Он кормил ее. С закрытыми глазами она не могла понять, какой торт он выбрал. Терпкий привкус малины расцвел у нее во рту, за ним последовала горько-сладкая насыщенность темного шоколада.
Он захихикал, как ребенок во время игры, как мальчик, испытывающий чистый восторг от первого снега.
- Тебе нравится?
Она кивнула и вздохнула, наконец-то начав расслабляться.
- Это все?
- Если только ты не хочешь сделать что-то еще...
Она погладила шелковый шарф.
- Могу я его снять?
- Конечно.
Он был обнажен. Его торс был измазан капающим шоколадом и покрыт взбитыми сливками. Его набухший, горячий член был в дюйме от ее руки. Она потянулась и схватила его за ствол.
Она потянула коробку с тортом через простыни. Внутри была половина того, что выглядело и пахло как торт мокко. По ее просьбе он наклонился и она осторожно вдавила его член в слои, покрывая его тортом.
- Вот дерьмо, - хихикнул он, звук был восхитительным.
- Закрой глаза, - сказала она. -Ты все еще Кормилец. Ты все еще собираешься кормить меня.
Он закрыл глаза.
Коробка была сдвинута с места. Куски шоколадного торта упали с его члена, когда она потянула его к своему рту, слизывая тесто. Он покрыл всю длину, поэтому она глубоко вдохнула, втянула его насколько смогла, отсосала еду, вылизала его дочиста, медленно... нежно... Вытащила его изо рта и занялась его яйцами, поласкала их, подержала во рту, вылизала дочиста.
- Бля-я-я-я! - задыхался он, его ноги дрожали, и он откинул голову назад.
Tорт исчез. Она сосала кончик его члена, как будто это был леденец, а ее рука скользила и сжимала его.
Она глотала торт, шоколад и сперму.
Каждый вечер он приносил разную еду - пиццу, китайскую, греческую и все, что они могли захотеть попробовать.
Насытившись, он приподнялся на локте и посмотрел на ее великолепные валики жира.
- Я чувствую твой вкус, - сказал он. - Во всем, что ты делаешь. Я чувствую мускусные духи твоего тела. Bкус остается со мной весь день. Поддерживает во мне жизнь.
- Ты говоришь глупости, - сказала она, но ей нравились его попытки быть поэтичным.
Он повернул шею, пока не добрался до ее уха и присосался к мочке.
- Горько-сладкий вкус. Как шоколад.
На следующий вечер он вернулся с другим набором продуктов. Сыры. Несколько сортов яблок. Круасаны, булочки и кексы. Взбитые сливки и пудинг.
На следующий вечер - пицца и кальцоне, ракушки, фаршированные маникотти, лазанья с соусом болоньезе. Небесное мороженое с хашем. Еда, которую он приносил из ресторана, где работал, на удивление хорошо приготовленная.
Через пару недель Диана почувствовала, что еще больше набирает вес.
Джастин лежал с ней в постели и кормил ее рисовым пудингом. Его ноги были скрещены, а обнаженный торс поднимался и опускался, плоский живот покрылся мурашками.
- Я не понимаю... - сказал он, когда она оттолкнула его. - Что случилось?
- Я становлюсь еще толще, Джастин.
Он почесал щеку.
- И что? Это то, чего мы хотели.
- Нет, это не так. Я никогда не соглашалась на это.
- Я не понимаю... - oн был близок к слезам. - Не хочу показаться грубым, но это не намного больше еды, чем ты ела раньше. И со всеми этими трахами - это все упражнения, не так ли? Как ты можешь набирать вес?
Слезы грозили вот-вот хлынуть. Ей казалось, что он понимает, что она чувствует, но как он мог? Он никогда не был толстым, и уж точно не таким, как она. Он не мог понять смесь ее эмоций.
- Джастин, это гораздо больше еды, чем я ела раньше. И то, что мы трахаемся, не совсем упражнение для меня!
Он наклонился вперед и поцеловал ее
- Тебе это не нравится? Что я кормлю тебя?
Она моргнула, размышляя.
- Какое-то время это было весело... но, мне становится скучно. И я толстею...
Он сел обратно на пятки. Смахнул ладонью слезы.
Она вдруг осознала свою наготу. Он опирался на простыню, поэтому она не могла потянуть ее, чтобы прикрыться.
- Скучно? Даже с повязкой на глазах?
Она кивнула.
- Нет никакого вызова. Мое обоняние слишком сильное. Хотя было весело. Некоторое время.
- Но дело не в еде. Дело в кормлении. B том, чтобы быть сытым.
- Мне жаль... - прошептала она.
- Мы все еще... можем ли мы...
- Трахаться?
- Заниматься любовью, Диана. Я хочу заниматься с тобой любовью.
Нежно плача, он снова потянулся к ней, его стройное тело прижалось к ее толстому, он ткнулся членом в складки ее ног, теряясь в бугорках плоти.
Ты расстаешься со мной, да?
Он не ответил и она поняла, что никогда не спрашивала его вслух.
Его член тыкался в ее живот, бедро, искал ее "киску". Он сжимал ее груди, сжимал их огромный вес в своих ладонях, теребил ее соски. Она гладила его, пока он не стал еще тверже, и раздвинула ноги, чтобы принять его. Направляла его внутрь себя.
Я люблю тебя, Джастин! Не могу жить без тебя!
Но она никогда не могла сказать ему этого. Она знала, что он хочет быть с ней, потому что ему нравится кормить ее, а сейчас она не давала ему даже этого.
Он хрипел, стонал, прижимался к ней. Он долбил ее "киску", словно в гневе, в отместку за ее решение лишить его настоящего удовольствия. По его лицу стекали струйки пота и капали ей на сиськи.
Она раздвинула ноги шире.
- Сильнее, Джастин!
Он трахал сильнее, его лицо покраснело, мышцы плеч и шеи напряглись.
- Сильнее!
Она хотела, чтобы он сделал ей больно! Заставил ее почувствовать это! Почувствовать что-то. Через слой за слоем кожи, укрепляющей мертвенность внутри нее, защитную стену, ограждающую ее от душевной боли и одиночества. Она хотела, чтобы он проник сквозь ее защиту. Он был так близок... так близок, но не нашел пути. Пока не нашел. Это было гораздо больше, чем физическое чувство. Она ждала этой связи, осознания того, что он чувствует то же, что и она. Она не могла убедить себя в том, что он действительно способен любить ее беззаветно, как она обожает его. Причинить ей боль - было бы способом пробиться сквозь слои. Способ сделать эту окончательную, бесповоротную связь.
Его спина выгнулась дугой. Его оргазм разлетелся на куски, наполнив ее хрустальными осколками.
А теперь было уже поздно, она оттолкнула его, и когда он закончит трахать ее, все будет кончено. Это был трах из жалости, трах из милосердия. Это был трах на дорожку.