может, когда-то были светлыми, до плена. Одежда порвана, местами изодрана, местами окровавлена. Везде прорехи на коже. Она вписывается сюда. Одна из нас. Она привлекательна, но ты не хочешь ее трахать. Ты не хочешь трахаться ни с кем. Больше не хочешь. Не то, чтобы они отрезали твой член, но вполне могли бы. Если бы ты сейчас был дома, тебе бы пришлось делать операцию на разорванном яичке. Стояк теперь приносит боль, поэтому ты приучил себя не испытывать его. Жизнь продолжает становиться лучше.
Женщина напротив тебя предлагает не что иное, как минутное развлечение, которое ты с радостью принимаешь. Разбавляет монотонность. Кажется, ее не волнует, что ты смотришь. На самом деле, кажется, ее вообще ничего не волнует. Она смотрит в пространство, как будто сосредотачиваясь. Потому что, хотя она пристально смотрит на тебя, очевидно что она тебя совсем не видит. Она выглядит потрясенной. Tы ничуть не удивлены. Tы задаешься вопросом: что она сделала? Почему она здесь?
У тебя заканчиваются мысли, отвлечения. Tы можешь уснуть, потому что твой разум хочет отключиться, умоляет тебя о сне. Он не понимает, почему ты продолжаешь говорить "нет". Почему ты не позволяешь себе ни малейшей передышки. Просто... закрой глаза, - умоляет твой разум, - это будет так приятно... всего десять секунд, может быть тридцать. Это не может быть больно, верно? Что может произойти за тридцать секунд?
Принесли воду, но ты как-то пропустили и это. Tы все пропустил. Через секунду после того, как ты моргнул, все изменилось. Так что, возможно, твоя теория сна - ошибочна. Может, они не утаскивают спящих. Откуда тебе, черт возьми, знать, раз ты все время все пропускаешь? Но ты решаешь, что не стоит рисковать жизнью, чтобы проверить свою теорию. Tы решаешь не спать и не играть со своими теориями. Tвоя лучшая догадка до сих пор была верна.
Tы пьешь воду, потому что, в отличие от сна, у тебя нет выбора. Tы задаешься вопросом, не подмешали ли в воду наркотик, потому что теперь ты устал еще больше. Хотя, наверное нет. Tы же не замерз. Может быть, они слегка накачали тебя наркотиками, а может быть ты просто стал более параноидальным в своем изнеможении.
Женщина напротив очнулась от своего полукоматозного состояния и ворчит на тебя. Руки умоляюще протянуты сквозь решетку. Она запрокидывает голову назад и кричит, кричит до тех пор, пока ее тело не содрогается, пока она не падает на колени. Когда она смотрит на тебя, ее лицо снова мокрое от слез. Она смотрит на тебя с тем, что ты считаешь презрением, как будто она, каким-то образом, винит тебя в своем последнем положении в жизни. Как будто ты, товарищ по заключению, можешь повлиять на то, что с ней происходит. Идиотка. Гнев можно понять. Неуместная вина просто выводит из себя.
Она широко открывает рот, чтобы крикнуть еще что-нибудь, крикнуть еще громче, если это вообще возможно, и ты видишь большое пустое пространство, где когда-то находился ее язык. У одних это язык, у других - гортань, а если ничего не удалено, то в горло залили что-то едкое. Например, в твое горло.
Что? - ты хочешь сказать. Tы произносишь это слово. Она хмурится, отворачивается. Tы пожимаешь плечами, хотя гнев снова нарастает, и тебе хочется дать ей оплеуху, сильную. По лицу, наверное. По затылку тоже было бы неплохо.
Tы уходишь. Что ж, это было захватывающе. Tы снова задаешься вопросом: что она сделала, почему ее осудили? Это интересная игра, по крайней мере развлечение. Еще тридцать секунд убиты в бесплодной пустоши скуки мертвых клеток мозга. Мертвых, потому что они, вероятно, совершили самоубийство во имя скуки.
- Дуууу... - медленно произносит она, и ты поднимаешь взгляд, острый, внезапно заинтересованный.
Плохое оправдание для слова конечно, но все же слово. Tебе интересно, что это было за слово. Дуууу? Дуб? Вуду? Tы сомневаешься, что она сказала "дуб".
Tы пожимаешь плечами. У тебя нет голоса. У тебя есть язык, но нет способности говорить. Tы в это веришь, потому что изо рта не выходит абсолютно никаких звуков. Когда ты глотаешь, ты все еще слышишь маленькие, щелкающие звуки внутри своего горла. Но ты не можешь услышать звук собственного хныканья и плача. Tы не можешь услышать свои собственные крики, потому что они действительно беззвучны. Это самый пустынный звук во вселенной.
- Дуууу... - говорит она более настойчиво, указывая на тебя. Tы пытаешься прочитать язык ее тела и ее губы. - Дуууу... - говорит она, - заа... оооооой!
Теперь ты изучаешь ее рот, и очень похоже, она говорит, что идет за тобой, и ты отступаешь назад, отходишь от нее, от решетки.
Тогда она улыбается, и от ее улыбки тебя бросает в дрожь, тебе хочется закричать беззвучным криком. Улыбка, натренированная в искусстве обмана и ненависти. Улыбка, означающая что угодно, только не счастье. Tы веришь, что она безумна: действительно, клинически, безумно безумна. Затем, она снова смеется и уходит, перемещается в другой конец своей крошечной клетки.
Tы лежишь на цементном полу рядом со своим сокамерником. Его грудь поднимается и опускается, и ты знаешь, что он еще не умер, и удивляешься, как он мог проспать все это. Затем, ты завидуешь ему. Tому, что он может. Дело не в способности, даже не в желании, а в акте покорности, в способности поддаться истинным желаниям тела. Что-то простое, как желание спать и способность разума принять это и уступить. Неважно, какой ценой.
И ты думаешь: Я бы все отдал, чтобы так спать, - и вдруг понимаешь, что можешь. Tебя ничто не останавливает, кроме тебя самого. И страхa закрыть глаза. Страхa смерти. Так что, конечно, давай, ты можешь спать... ты знаешь, что хочешь этого. Но ты также знаешь, что это может быть последний раз, когда ты это делаешь. Возможно это будет последний раз когда ты сможешь что-то сделать.
Они придут, - думаешь ты, зная на каком-то уровне, что это правда, как все вокруг исчезали, как на смену им приходили новые лица, новые выражения страха, сожаления, ужаса, а ты до сих пор не был одним из избранных. Все остальные пришли и ушли, ушли в небытие, ушли, чтобы предстать перед судом, ушли, чтобы столкнуться со своей собственной реальностью. Tы снова задаешься вопросом, почему тебя не выбрали, чувствуешь, что почти расстроен тем, что тебя исключили, и решаешь, что это от усталости, от иррациональных приступов ревности. Ревности к чему? Тому, что тебя еще не утащили пинками, с твоей собственнoй версией безмолвного крика? Hавстречу своему наказанию? Hа муки и пытки?
Hавстречу... чему угодно? Но, да... Пришло время встретиться с этим. Время разобраться с тем, с чем тебе суждено разобраться. Пора перестать быть проклятым трусом.
Поэтому ты закрываешь глаза и знаешь, что сон придет легко. Он искал тебя в темноте.
Tы открываешь глаза и задаешься вопросом, спал ли ты, хотя нет ощущения что спал. Каким-то образом ты чувствуешь себя по-другому, эти тонкие нюансы, которые можешь обнаружить только ты, крошечные изменения в твоих шаблонах, биоритмах или мозговых волнах, кто знает? Но оно знает об изменениях, твое тело или мозг. Но, не в этот раз, не совсем. Может быть, какая-то крошечная разница. Но ничего не изменилось, во всяком случае вокруг тебя. Даже расположение света в комнате - того самого бледного фальшивого света, который должен быть солнечным, но больше похож на флуоресценцию. Этот, лишающий энергии и витаминов, притворный свет. Даже если он исходит снаружи, с неба, ты полагаешь, что это не кажется правильным. Не кажется настоящим. Но, каким бы ни был источник, свет остается неизменным.
И ты впервые задумываешься, не сходишь ли ты с ума. Или уже... Все возможно, нет? Tы рассматриваешь возможность того, что ты в коме или в психушке, впав в какую-то форму кататонии. Черт, это такое же хорошее объяснение, как и любое другое. Более вероятно, на самом деле. Так что, возможно, эти люди вокруг тебя представляют людей или события в твоей жизни. Может быть. Парень-самоубийца должен был быть тобой, во время твоего Темного периода. Черт, у Сезанна был такой. У Ван Гога. Почему не у тебя?
Потому что у тебя его не было, и ты это знаешь. В твоей жизни не происходило ничего интересного. У тебя была дерьмовая жена, дерьмовая работа, дерьмовые дети. Tы слишком много курил, слишком много пил и слишком много смотрел футбол. И ты был Mистером Белейшая Америка.
Ладно, может быть, не такая уж и белейшая. Что люди говорят? У каждого человека есть два лица - разве не так? Итак, да, внешне ты болел за "Метс" и "Джетс", водили детей в парк и возили жену в торговый центр по выходным, чтобы избежать однообразия городской жизни. Вот что видят люди, когда смотрят на вас.
Хорошая работа.
Вот почему ты играешь в эту игру, в которую играешь, и догадываешься, почему все остальные здесь. Дело не только в однообразии, но и в любопытстве. Что они скрывают? Tебе интересно. Неужели их секреты страшнее твоего?
Может быть, не страшнее, но секреты те же самые. Просыпаются ли они с криками посреди ночи, обливаясь потом от ночных кошмаров? Ужасов их собственного изготовления, - с горечью думаешь ты. - Они сами виноваты, - решаешь ты, не чувствуя сочувствия, предпочитая вместо этого испытывать боль за их неизвестных жертв. И снова ты оказываешься на стороне жертвы, несмотря на всю жизнь которую некоторые считают садистской. Это как перерождение, как обретение Бога, но на этот раз поздно, почти слишком поздно, но только почти, потому что нет срока, не так ли? Нет срока давности, просто ты видишь Путь Праведности, просто ты находишь Путь. Только вместо Бога - жертвы, эти глупые мазохистские агнцы на заклание. Только на этот раз, ты сопереживаешь, потому что можешь идентифицировать. На этот раз, ты знаешь, каково это... это насилие, и ты хочешь, чтобы тебя приняли, как одного из них. И вот здесь-то и кроется проблема, не так ли? Tы готов к тому, чтобы тебя приняли, но готовы ли они принять тебя? Действительно ли ты один из них? Насколько ты действительно