телям выдали призы.
Одним из гостей этого семинара стал Ральф Гольдман. Он всю жизнь оставался еврейским активистом и лидером, а теперь стал душой и сердцем «Джойнта». С 1940-х по 1960-е годы он был помощником Давида Бен-Гуриона в деле основания и построения Государства Израиль. После этого, в 1970-е и 1980-е, работал исполнительным вице-президентом «Джойнта». Ральф познакомился со студентами и руководителями семинара, его очень воодушевило то, что он увидел и испытал. Его поддержка новорожденного «Гилеля» была просто неоценимой, она нас ободрила и придала нам силы продолжать свою усердную работу.
В конце семинара мы собрали всех руководителей на подробный разбор, показали им опросники, заполненные студентами. Нас очень радовало, что и студенты, и руководители называли случившееся «событием, изменившим их жизнь», «еврейским праздником смысла, гордости и радости». Мы хотели услышать конструктивную критику программы, но сотрудники отделались простым: «Все было идеально!» Я-то знаю, что так не бывает, но как будешь спорить с людьми, которые понимают, что наконец-то обрели давно утраченную идентичность и еврейскую гордость? Вернувшись в Иерусалим, мы с Джонатаном осознали, что многое можно улучшить, набросали идеи для следующего семинара. Впереди ждала трудная дорога: как не дать этому энтузиазму угаснуть? Как расти в смысле количества и качества, в ширину и вглубь? Как привлечь еврейскую молодежь к работе и в других формах, кроме семинаров? Ведь эти люди в буквальном смысле только вчера обнаружили, что они евреи. Как окружить их любовью, уважением к нашим традициям, наследию и народу?
Зачем нужны друзья?
Утром в Шаббат, примерно за месяц до поездки в Москву на семинар, я сидел в своей обычной синагоге в районе Рамот – как всегда, рядом со своим другом Ларри Прайсом. Я поделился с Ларри, профессиональным кинорежиссером и продюсером, своим энтузиазмом по поводу деятельности «Гилеля» в бывшем СССР и нашими планами провести в январе студенческий семинар. Ларри заинтересовался и, не раздумывая, выпалил: «Я бы с удовольствием присоединился к вам в России». Как можно было упустить такую возможность? Я тут же предложил Ларри взять его с собой, в обмен на профессиональные услуги. Мы ударили по рукам, и Ларри провел съемку семинара – в результате получилась короткая, но замечательная видеозапись.
Мы с Ларри полетели из Тель-Авива в Москву, провели в городе несколько дней, завершили подготовку семинара. Однажды мы ночевали в гостинице «Интурист» совсем рядом с Красной площадью. На следующее утро я постучал в дверь Ларри – пригласить его на чашку кофе. Войдя в номер, я с удивлением обнаружил, что к стене приклеена скотчем белая подушка. Не каждый день видишь подушку на стене, а не на кровати, где ей самое место. Оказалось, что ночью Ларри разбудила музыка из радиоприемника. Собственное его радио было выключено, он открыл дверь в коридор – вдруг охранники в холле слушают радио. Оказалось – нет. Тогда он стал прикладывать ухо к стенам и выяснил, что в соседних номерах тоже не слышно никакой музыки. Потом он заметил вентиляционное отверстие над дверью, забрался на стул послушать, не оттуда ли доносится музыка. К своему удивлению, в вентиляции он обнаружил микрофон, и музыка действительно звучала оттуда. Он не испугался того, что за ним шпионят – он был в комнате один, да и в любом случае не было у него никаких секретов, но музыка мешала ему спать. Тогда он взял скотч, который возил для своего оборудования, и заткнул вентиляцию подушкой, чтобы заглушить звук. Он решил, что в микрофоне что-то сломалось – вместо того чтобы принимать звук из номера, он передавал радиопрограмму. Было это в 1995 году, через четыре с лишним года после падения коммунистического режима, и все же мы постоянно получали такие вот напоминания о дурных прошлых временах.
Создание попечительского совета
Мне хотелось, чтобы новорожденная программа «Гилеля» в Москве пользовалась как можно более широкой поддержкой общины. Одна из наших задач состояла в том, чтобы создать из признанных и пользующихся уважением еврейских лидеров попечительский совет «Гилеля». Я проконсультировался с «Джойнтом» и другими в Израиле, попросил Женю сделать то же самое в Москве. В итоге у нас набралось пятнадцать потенциальных кандидатов. Я дал Жене задание подыскать банкетный зал или ресторан, где мы могли бы заказать кошерный или вегетарианский ужин и провести первое заседание совета. Потенциальным его членам были отправлены факсы с приглашением на первую встречу, Женя дополнительно их всех обзвонила.
Вечером в четверг, 2 февраля 1995 года, мы с Женей приехали из нашего домодедовского лагеря в Москву в сопровождении Ларри Прайса – он должен был вести видеосъемку исторической первой встречи членов будущего совета. Когда мы вошли в ресторан «Яакуб», у меня сразу возникло очень неприятное чувство. Было в этом месте нечто сюрреалистическое. Ресторан выглядел пристойно, был украшен «еврейскими» и израильскими плакатами, очень громко играла хасидская музыка. Вид у официантов был не слишком довольный, они нас приветствовали у входа без улыбки. Нас провели в центр зала, где стоял длинный стол, а на нем – какие-то рыбные блюда на тарелках. Других посетителей в ресторане не оказалось.
Ларри Прайс начал расставлять оборудование, но официанты тут же заявили ему, что съемка в ресторане запрещена. Женя попыталась с ними спорить, но это не помогло, им плевать было, кто мы такие, они потребовали за съемку 150 долларов. Я не собирался платить им ничего и сказал Ларри, чтобы он не обращал внимания и снимал дальше, разве что без использования подсветки.
Прибыли гости, я приветствовал их как членов совета, рассказал про задачи «Гилеля» в Москве. Все говорили об исторической важности нашего начинания и выражали готовность помочь нам в нашей работе. В тот вечер я осознал, что эти прекрасные люди совершенно незнакомы с западным понятием «попечительский совет». Ближайшим для них примером «совета» был какой-нибудь райсовет. Райсовет – это представительный орган коммунистической партии, этакая резиновая печать правящей хунты. Я сразу понял: если я хочу, чтобы из этих людей сформировался эффективно работающий совет, придется вложить в это очень много времени и сил. Однако в тогдашних обстоятельствах это не было первоочередным делом, и я решил пока оставить их в резерве. Потребовалось 20 лет, но теперь в России существует замечательный, активный, прекрасно функционирующий попечительский совет «Гилеля».
Мы предполагали, что на этой встрече участники смогут высказаться, задать вопросы, поднять важные темы. В ресторане было пусто, мы были единственными посетителями, но друг друга не слышали. Фоновая хасидская музыка звучала очень громко – говорить было невозможно. Я подошел к стереосистеме, чтобы приглушить звук, но на меня тут же набросился официант – мол, я не имею права это делать. Это их ресторан, их музыка, если нам не нравится – наша проблема. А должен вам сказать, что даже в дурные старые дни в благословенной памяти нью-йоркских забегаловках на Сорок второй улице официанты так не хамили клиентам. Это было что-то невозможное, невероятное. Я даже подумал, что это место – просто прикрытие для чего-то другого под видом ресторана. Как еще объяснить поведение официантов и отсутствие других посетителей в вечернее время? Да и кухней, похоже, пользовались очень мало. Потенциальные члены совета – все они были активными членами московской еврейской общины – в один голос заявили, что никогда раньше не бывали в этом «еврейском ресторане» и не знают никого, кто ходил бы сюда постоянно.
Когда мы возвращались на машине на семинар, Женя долго извинялась. Я пытался ее утешить, смеялся над происшествиями этого вечера. Я сказал: то, что группа таких выдающихся людей пришла на эту встречу, выразила восхищение нашей программой и согласилась ее поддержать, – это признание ее заслуг.
Зимний студенческий семинар прошел с огромным успехом и в последующие месяцы послужил важным основанием для развития деятельности «Гилеля». Женя, окрыленная и воодушевленная этим успехом, продолжала внедрять новые студенческие программы, и все больше российских евреев узнавало о молодом, но чрезвычайно успешном студенческом центре.
Позднее, летом 1995 года, московский «Гилель» переехал из Жениной квартиры в съемный офис в «Мидрешет Иерушалаим», представительство консервативного движения в бывшем СССР, на пятый этаж здания на Новослободской улице. Офис состоял из двух комнат и кухни, стоил этот «дворец» 1200 долларов в месяц. Поначалу «Гилель» платил 800 долларов, а «Мидрешет Иерушалаим» – 400, однако через три месяца «Мидрешет Иерушалаим» закрылся, так что «Гилелю» пришлось платить аренду полностью. Мы приобрели у «Мидрешет Иерушалаим» мебель, холодильник, кухонную и офисную технику. Это было начало, причем чрезвычайно воодушевляющее.
4. Скучать не приходится
Поездки по бывшему СССР
Передвигаться по бывшему СССР было сложно и неудобно. Воздушные перевозки советское правительство организовало так, что лететь всегда приходилось через Москву, куда бы ты ни направлялся. В начале 1990-х годов существовала единственная авиакомпания – «Аэрофлот». Большинство советских самолетов были старыми, с обшарпанными салонами, без ремней безопасности, сверху вместо закрытых полок была сетка. Самолет скрипел, дребезжал, мне часто казалось, что он вот-вот развалится. Хуже того, из системы кондиционирования воздуха, почти всегда текущей, постоянно капала вода, и к месту вы прибывали, промокнув до нитки. Никогда я не произносил тфилат ха-дерех, молитвы о благополучном путешествии, с такой искренностью и истовостью, как во время этих перелетов. Ходила мрачная шутка, что у «Аэрофлота» нет программы для постоянных клиентов – по понятным причинам.
У всех, кто в те годы летал «Аэрофлотом», есть свои истории. Поделюсь своими: по ходу одного из перелетов я заметил, что бортпроводники особенно энергично взялись за дело – из кухни доносится звон посуды. В салон проникли приятные запахи. Позвякивали столовые приборы. После этого нагруженные подносы пронесли мимо застывших в ожидании пассажиров и торжественно подали экипажу. Пассажиров раздразнили, но так и не покормили.