Притом что в своих культурных предпочтениях новые русские по большей части придерживаются универсализма, гуманизма и светского мышления, в последние годы для многих неверующих прежний подход сменился участием в религиозных обрядах – это стало частью набирающего силу религиозного возрождения. В больших сегментах российского общества идут поиски религиозных корней. Как бы удивительно это ни звучало, но многие новые русские, принадлежащие к Православной церкви, равно как и многие православные священники, по происхождению – евреи. Самый знаменитый пример – Григорий Эдельштейн, православный священник и одновременно отец бывшего спикера Кнессета (2013–2020) и бывшего заместителя министра абсорбции Юлия Эдельштейна. Мой покойный друг профессор Юджин Вайнер рассказывал мне, что в 1999 году, будучи директором специальных программ «Джойнта» в России, он посетил семинарию в Сергиевом Посаде; к своему ужасу, он обнаружил, что почти у трети будущих священников есть еврейские корни. Подобная тяга к созданию духовных связей, которая наблюдается у людей с еврейскими корнями, представляется крайне значимой.
Один историк Русской православной церкви пишет, что большинство людей, пришедших в лоно церкви, не интересуются серьезными проблемами богословия. Их, скорее, привлекают ритуалы, пышные церковные церемонии, лишь время от времени им нужна «малая доза духовности».
А как обстоят дела в еврейской общине? Сейчас почти в каждой большой и средней еврейской общине в бывшем СССР есть своя синагога. «Джойнт» и всевозможные еврейские религиозные организации преуспели в возвращении себе зданий, конфискованных при советской власти. Многие здания за последнее время отреставрированы и выглядят очень привлекательно, некоторые даже великолепно. Однако даже в Шаббат и в праздники – не говоря уже о будних днях – эти возрожденные синагоги по большей части пустуют. Из этого можно сделать вывод, что евреи не присоединились к религиозному возрождению, которое пережили многие народы России, – разве что, как было сказано ранее, многие новые русские потянулись к Русской православной церкви. Среди этих новых русских немало евреев. Безусловно, отчасти тут дело в языке, поскольку в бывшем СССР преобладают ортодоксальные синагоги и молитвы там читают на древнееврейском. Однако мне представляется, что подлинные причины сложнее. Одна из проблем с возвращением евреев к иудаизму связана с тем, что религиозные деятели совсем не прилагают усилий, чтобы разработать стратегию привлечения, которая учитывала бы духовные нужды, культурные потребности и интеллектуальное любопытство еврейских масс.
Евреи и Церковь
Несколько активистов из «Гилеля» рассказывали мне – так что, полагаю, это обычная история, – что первая их встреча с официальной религией состоялась в детстве, когда бабушка повела их в церковь. «Почему в церковь?» – задавал я вопрос, и многие студенты не могли на него ответить. Две бабушки-еврейки – одна проживала в Киеве, другая в Петербурге – предложили мне схожие объяснения, которые читателю наверняка покажутся довольно странными. Они утверждали, что в былые времена большинство русских жили в коммунальных квартирах, по две-три семьи. Соответственно, родители занимали одно пространство – зачастую это была маленькая комната – с детьми, бабушками и дедушками. В большинстве российских семей и сейчас по одному ребенку, по очевидным экономическим причинам и по причине дефицита жилья. В России день отдыха – воскресенье, семья собиралась дома, молодым родителям хотелось уединиться. Поскольку бабушки были людьми понимающими, они забирали детей погулять. Зимой, в холод и непогоду, бабушке с внуком, по сути, некуда было пойти, кроме как в местную церковь – там было тепло, уютно и безопасно. Неудивительно, что для многих детей-евреев первым храмом на их пути становилась приходская церковь. Наша же задача состояла в том, чтобы зазвать евреев в синагоги и сделать синагоги доступными для евреев.
Еще один, с моей точки зрения более опасный, феномен – это миссионерские группы, вроде «Евреев-мессиан» или «Евреев за Иисуса», которые пользовались большим успехом в еврейской среде. Те, кто отслеживает эти процессы, рассказывали мне, что в некоторых общинах на собрания этих групп приходит больше народу, чем на службы в синагогах.
Притом что «Гилель» внес свой вклад в решение этих проблем, проблемы продолжают существовать и по сей день.
Кошерные креветки
Когда мы планировали первый семинар в домодедовском санатории под Москвой, было принято стратегическое решение: придерживаться кашрута (еврейских предписаний касательно еды) на всех общенациональных и региональных программах «Гилеля». Если кошерной еды будет не достать – а такое часто случалось в начале 1990-х годов, – участникам будут подавать молочные или рыбные блюда, а кроме того, мы будем закупать новую посуду и столовые приборы. На первый взгляд решение это показалось нам разумным – мы исходили из того, что студенты из России и обслуживающий персонал поймут и поддержат наш подход. Как же мы ошибались!
В те ранние дни кашрута в этих странах придерживались только раввины и крошечное меньшинство. «Джойнт», Еврейское агентство, «Натив» и многие другие организации, действовавшие в бывшем СССР, даже не включили кашрут в число своих обязательных требований. «Гилель» был, по большому счету, единственной организацией, которая настаивала на соблюдении кашрута и строила свою деятельность соответствующим образом. Более того, мы знали, что в России по большей части едят мясо, порой на завтрак, обед и ужин, – и не оценили важности этого. Особенно тщательно такого режима питания придерживаются зимой, поскольку (как нам сказали) употребление мяса повышает иммунитет и придает сил противостоять холодному суровому климату. А самое главное, в рамках местного еврейского менталитета требования кашрута ассоциировались с архаичным, примитивным образом жизни, возвратом к неотесанности былых времен. Большинству евреев кошерная еда представлялась как минимум бессмысленной.
Мы объяснили, с чем связано наше решение, однако, как мне кажется, как минимум в ранний период существования «Гилеля» студенты и обслуживающий персонал в лучшем случае терпели наши мешу гас. Впоследствии к «еврейской кулинарии “Гилеля”» стали относиться с большим пониманием и даже с уважением. Со временем в России и на Украине стало проще приобрести кошерное мясо, и к нашему семинарскому меню добавилась курица на Шаббат. На зимнем конгрессе 2003 года в Москве даже удалось подавать мясные блюда дважды в день.
За несколько дней до начала семинара 1995 года в Домодедово – первого «общенационального» мероприятия «Гилеля» – мы встретились с владельцами санатория и с обслуживающим персоналом и досконально объяснили, какие у нас требования к приготовлению пищи. В середине 90-х Россия переживала очень тяжелый экономический период; соответственно, мы как клиенты были чрезвычайно кстати. Владельцы санатория и обслуга рады были выполнить наши пожелания, лишь настояли, что наш штатный машгиах должен будет надеть белый халат и колпак, как того требует санитарно-эпидемиологический контроль. Другим заходить на кухню не дозволялось.
Мы решили, что кашрут у нас в кармане, однако в один прекрасный день, посмотрев в тарелку, с ужасом обнаружили там креветок. Шеф по незнанию решил, что креветка – рыба, а значит, евреям ее есть можно. Наш машгиах, похоже, уснул прямо на вахте и ничего не заметил – пока еду не подали на стол. Некошерные блюда тут же убрали.
Рыба-Реббе
Зимний семинар 1996 года проводился в Комарово под Петербургом. Зима выдалась на редкость холодная, а отопление то ли не работало, то ли его отключили, потому что владельцы санатория не заплатили за электричество. В любом случае снаружи стоял мороз, а самое главное – внутри тоже было довольно студено. Мы слой за слоем напяливали на себя одежду, чтобы согреться. Я отправил в представительство «Джойнта» в Петербурге срочную депешу, чтобы они за наш счет купили переносные электрообогреватели. Но мера оказалась недостаточной, да и запоздалой. «Нам нужно мяса, чтобы согреться», – заявили студенты, мы же в ответ дали им побольше рыбы.
На третий день семинара, по ходу вечерней программы, несколько студентов публично обратились ко мне с вопросом: «Где говядина?» Я знал, что мои разглагольствования про кошерное и трефное беде не помогут, и, сделав как можно более серьезное лицо, сказал студентам: постыдитесь, вы даже не понимаете, на какие жертвы идем я и другие преподаватели, чтобы вы вообще получали хоть какую-то еду. Я сказал, что каждое утро, до рассвета, мы с коллегами выходим на лед Финского залива – до него от санатория было пятнадцать минут ходьбы – делаем прорубь во льду и вылавливаем этих замечательных лососей и прочих деликатесных рыб, которых им ежедневно подают к столу за каждым приемом пищи.
Повисло изумленное молчание, а потом и студенты, и сотрудники вскочили на ноги и громко зааплодировали. Я был очень признателен им за то, что они ценят чувство юмора, пусть и не ценят кашрут; впрочем, и второе пришло в свое время, хотя и потребовало больших усилий. В тот вечер родился легендарный герой – Рыба-Реббе. На следующий вечер студенческий ансамбль исполнил новую песню, в которой прославлялись добродетель, доблесть и отвага Рыбы-Реббе – все это сопровождалось топотом и хлопками со стороны участников семинара.
«Кошерный» мясной магазин
Через несколько дней одна из студенток из Петербурга подбежала ко мне в сильном волнении и рассказала, что нашла магазин, где продают кошерное мясо и другие продукты – всего в трехстах метрах от санатория. Я даже представить себе такого не мог, тем более здесь, в Комарово, вдали от центра Петербурга. Где тут взяться покупателям для такого магазина? Однако студентка не сомневалась в своей потрясающей находке и торжественно повела нескольких из нас посмотреть на «кошерный магазин» своими глазами.