«Эй, посмотри на нас, мы все еще нравимся друг другу – и даже очень! Ух ты, мы действительно справляемся с этим вызовом!»
А потом они поругались. Очень сильно.
Ccора разгорелась из-за того, кому отпроситься с работы утром, чтобы помочь дочерям пяти и семи лет с дистанционным обучением. Оно шло трудно. Девочки были слишком малы, чтобы самостоятельно управлять или даже оставаться у экрана компьютера дольше десяти минут, если рядом не сидел кто-то из родителей и не объяснял вещи, которые просто невозможно было объяснить через Zoom. Молли взяла на себя основную тяжесть работы – как у художника-фрилансера, у нее была более гибкая работа. Сэму приходилось все время сидеть за рабочим столом и в определенное время проводить онлайн групповые совещания с активистами, с которыми он работал (менеджером программы в международной некоммерческой организации). При этом Молли работала допоздна, чтобы справиться с нагрузкой. Она была измотана и не успевала по дедлайнам с проектами. Тем утром Молли сказала Сэму, что ей нужно завтра поработать:
– Можешь отложить несколько встреч? Мне действительно нужно закрыть дедлайн. Я в основном в одиночку занимаюсь школьными делами с детьми.
– Молли, я не могу это сделать, ты слишком поздно мне об этом сказала, – ответил Сэм. – Но ты же можешь сделать работу позже, не так ли? Я думаю, такого понятия, как чрезвычайная ситуация с графическим искусством, не существует.
Он вошел в спальню, которая одновременно служила его рабочим кабинетом, и закрыл дверь.
Молли последовала за ним. Вся битва развернулась там, в напряженном шепоте, чтобы дети не услышали. Камера Zoom Сэма была выключена, звук отключен, участники стучались в комнату ожидания. Молли сказала, что Сэм обесценивает ее работу – да, это не международная спасательная операция, и все равно она важна – для нее. Сэм сказал, что Молли вела себя как ребенок, ворвавшись в его офис посреди встречи. Посыпались обвинения: «Ты эгоистична.», «Ты несправедлив. Ты никогда не думал, что моя работа так же важна, как твоя. Ты просто смешон!»
И тут Молли, расстроенная и в слезах, резко сказала:
– Может, ты бы больше заботился о школе для девочек, если бы был тем, кто их родил.
Наступило долгое молчание.
– Я не могу поверить, что ты сказала мне это, – ответил наконец Сэм. – Я такой же их родитель, как и ты.
– Я знаю, я не имела в виду…
– Мне пора на встречу, – ответил Сэм. – Пожалуйста, уйди.
Позже тем же вечером Молли извинилась за свои слова. Но ее все еще беспокоило то, как муж отмахнулась от ее работы. Сэм тоже извинился и предложил в будущем составить более четкий график, кто поддерживает девочек во время дистанционных уроков. Однако его глубоко ранили слова Молли о его роли отца для их детей.
На первый взгляд, конфликт разрешился: они составили график, дающий Молли больше рабочего времени. Только через несколько дней они снова поссорились, а потом еще раз и еще раз из-за того, что сказали друг другу тем утром. Никто не мог перестать обсуждать детали. Они спорили, кто начал, кто больше пострадал, кто что сказал.
– Ты назвала меня ужасным отцом, – произнес Сэм с глубокой горечью во время одной из ночных ссор по этому же поводу.
– Я не…! – Молли вскрикнула в ответ. – Я никогда этого не говорила!
– Ты всегда заставляешь меня чувствовать, что я на самом деле не родитель. Ты ставишь факт рождения на пьедестал. Ты настоящая мама, а я здесь просто так. На днях ты ясно дала мне это понять.
– И как же я это сделала? Я просто просила о помощи. Сэм, у тебя не может быть и того и другого: ты возлагаешь на меня больше родительских обязанностей, а потом жалуешься, что сам не делаешь больше родительских обязанностей. Что ты хочешь, чтобы я с этим сделала?
– Ну, во-первых, ты могла бы перестать кидать мне в лицо мою биологическую невозможность быть тем, кто рожает, каждый раз, когда хочешь добиться своего.
– О чем ты говоришь?
– Знаешь, что ты сказала? Я их не рожал, так что мне все равно, верно?
– Боже мой. Знаешь что? Я была бы рада быть меньше мамой, чтобы ты мог быть больше папой. Как насчет того, чтобы я вернулась к работе на полную ставку, а ты остался дома? Дома с детьми ты и дня не продержишься.
Молли и Сэм зашли в тупик. Кажется, они просто не могут перестать ссориться из-за прошлого конфликта.
Куда эти двое пойдут дальше? Они любят друг друга и преданы своей семье. Но были произнесены очень обидные слова, и если не исправить произошедшее, не причинив еще большего ущерба отношениям, пара окажется на чрезвычайно тернистом пути. И они не одиноки: подобный сценарий очень распространен. Среди всех пар, принявших участие в нашем международном исследовании, от 77 до 84 % сообщили, что им так и не удалось восстановиться после определенной крайне неприятной ссоры. Многие, как и Молли с Сэмом, задаются вопросом: «Почему мы не можем просто пойти дальше?» На самом деле в этом-то и проблема.
Как бы мы ни хотели ссориться правильно, иногда мы причиняем друг другу боль. Очень глубокую.
В этой книге мы много говорили о положительных сторонах конфликта – о том, как наши точки трения могут стать дверями, позволяющими лучше понимать друг друга, становиться ближе.
И это правда. Это более чем возможно.
Мы действительно хотим, чтобы пары поняли: конфликт – это нормальная, неизбежная и часто положительная часть жизни и любви.
Но реальность такова, что конфликт может быть интенсивным и даже травмирующим. Конфликт – сложная штука. Мы сложные. Мы – люди, и каждый несет свой тяжелый багаж: из жизни, из детства, из предыдущих отношений. У нас есть триггеры, которые срабатывают автоматически. Сильные эмоции, хватающие нас за горло, за сердце или за кишечник, – где бы вы их ни почувствовали в момент эмоциональной затопленности. Мы часто не осознаем, чего хотим или в чем нуждаемся. Не выражаем себя ясно. Неверно интерпретируем друг друга. Говорим такое, что на самом деле не имеем в виду, или произносим что-то так, что звучит ужасно. Существует идеальный план конфликта, и можно старательно следовать ему. Однако временами мы теряемся: выпускаем друг в друга залп острых словесных стрел, и некоторые попадают прямо в сердце.
В каждой паре случаются крайне неприятные инциденты, после которых вы расходитесь в разные стороны, чувствуя злость, обиду, глубокую горечь или даже предательство из-за слов партнера. Это случается со всеми нами. И с мастерами любви в том числе. Однако после подобных ситуаций мы совершаем одну большую ошибку: не прорабатываем этот прискорбный инцидент. Мы не обучены реагировать определенным образом, у нас не развит этот навык.
Вместо этого быстро извиняемся, слишком быстро, еще до того как поймем за что.
Мы пытаемся замести эпизод под ковер. «Это была плохая ссора, давай не будем ее повторять». При этом все еще расстроены, хотя держим в себе.
Или обсуждаем инцидент, однако сразу погружаемся в него по новой. И в итоге оказываемся в полномасштабном, эскалированном конфликте. И прискорбный инцидент становится еще одним крайне прискорбным инцидентом.
Со временем ссоры, которые остаются непроработанными, вбивают клин между вами в форме либо большего конфликта, либо ослабления близости между вами и появления тенденции избегать друг друга. Постепенно близость разрушается. Все возводят стены – тебя обидели, теперь ты будешь защищаться. Вы можете сидеть физически рядом на диване в нашем офисе, но эмоционально между вами пропасть размером с Гранд-Каньон.
Эмоциональные раны, получаемые после неудачной ссоры, не заживают сами по себе. Если не проводить восстановительные работы после неудачной ссоры, раны сохраняются. Негатив энергетически сохраняется между вами. И со временем, как едкое химическое вещество, оно начинает разъедать положительную связь между нами. Трудно оставаться на связи, быть рядом, когда у нас открытые раны, когда все еще ходим со стрелами, торчащими из наших сердец. Когда происходят прискорбные инциденты, мы должны их пережить и исцелиться. В противном случае будем нести остатки ссоры в нашу совместную жизнь.
Когда влиятельный психолог Блюма Зейгарник была аспиранткой в 1920-х годах, она работала над докторской степенью по психологии в Берлинском университете и писала диссертацию о памяти. Однажды один из профессоров упомянул кое-что, что подметил в местном ресторане. Ресторан был известен тем, что официанты никогда не записывали заказы – они прекрасно все запоминали, даже большие столы с большим количеством гостей. Разговаривая с официантом, профессор отметил, что тот хорошо помнил заказы на столы, еще не переданные шеф-повару, но как только он это делал, больше не вспоминал детали заказа. Профессор предположил, что «незавершенные дела» по недоставленным заказам запоминались ярче, чем те, которые он уже выполнил.
Зейгарник решила проверить идею в лабораторных условиях. В ходе серии экспериментов с участием 164 участников, включая студентов, учителей и детей, она давала каждому простую инструкцию: выполните эту серию заданий как можно быстрее и правильнее. Затем каждый должен был приступить к выполнению списка примерно из двадцати небольших задач. Например, собрать транспортировочную коробку, решить головоломку, слепить небольшую глиняную фигурку, решить математическое уравнение. Пока каждый выполнял задачи, примерно половину времени его незаметно прерывал научный сотрудник, врываясь в комнату и настаивая на том, что что-то не так с настройкой стола или под каким-то другим предлогом. Это делалось, чтобы участники не могли выполнить эту конкретную задачу в отведенное время и были вынуждены перейти к следующему заданию, не закончив предыдущее.
После Зейгарник задавала каждому вопросы: какие задания вы только что выполнили? Какие вам понравились? Что помните о своей работе над каждым из них? Она обнаружила, что участники могли вспомнить детали прерванных задач