24 декабря Сталин председательствовал на заседании Совнаркома и выступал с докладом о положении на Дону, о съезде трудового казачества и о подготовке наступления революционных отрядов на Оренбург.
27 декабря по предложению председательствующего – Сталина – СНК постановил национализировать Путиловские заводы…
С начала января 1918 года одним из наиболее животрепещущих для ЦК большевиков дел были мирные переговоры.
Советская республика не могла воевать: ни по состоянию армии, ни по положению в тылу. Казалось бы резонным, как это ни было тяжело, принять условия австро-германской стороны. Однако в партии нашлись люди (они получили наименование «левых коммунистов», то были Бухарин, Бубнов, Ломов, Осинский, Преображенский, Пятаков, Радек и другие), которые, прикрываясь сверхреволюционной фразой, требовали отвергнуть ультиматум и начать «революционную войну». Не лучший выход предлагал и Троцкий, возглавлявший советскую делегацию на переговорах в Брест-Литовске: объявить войну прекращенной, армию демобилизовать, но мира не подписывать.
Поскольку Троцкий все же запрашивал немедленных директив, Ленин посылает ему одну за другой две записки: 1) «Сейчас приехал Сталин, обсудим с ним и сейчас дадим вам совместный ответ. Ленин». 2) «Передайте Троцкому. Просьба назначить перерыв и выехать в Питер. Ленин. Сталин».
Бухарин, Урицкий, Троцкий, Оппоков (Ломов), Дзержинский, Коссиор возражали Ленину. Сталин его поддержал: «Тов. Сталин считает, что, принимая лозунг революционной войны, мы играем на руку империализму. Позиция тов. Троцкого не есть позиция. Революционного движения на Западе нет, нет фактов, а есть только потенция, а с потенцией мы не можем считаться. Если немцы начнут наступать, то это усилит у нас контрреволюцию…»
23 февраля пришел ответ: германское правительство пользовалось возможностью оккупировать как можно большую территорию. И вновь на заседании ЦК разгорелись споры.
Сталин был совершенно определенен: «Дело сводится к тому, что мы немедленно должны подписать эти условия». За предложение Ленина принять германские условия мира кроме него самого голосовали еще шесть членов ЦК – Стасова, Зиновьев, Свердлов, Сталин, Сокольников, Смилга. Против – четыре: Бубнов, Урицкий, Бухарин и Ломов. Воздержались тоже четверо: Троцкий, Крестинский, Дзержинский, Иоффе. Ленинская линия восторжествовала. 3 марта договор был подписан.
Через неделю после этого Советское правительство переехало в Москву. Сделать это понуждала необходимость: Петроград находился теперь на весьма близком расстоянии от фронта.
Сталин ехал в одном вагоне с Лениным, Крупской, М. Ульяновой и Бонч-Бруевичем – управляющим делами СНК. В том же поезде ехали и сестры Аллилуевы – Анна и Надежда. Первая из них служила в аппарате ВЦИК, младшая – в Наркомнаце. С вечера Сталин пригласил их поутру зайти позавтракать в тот вагон, где ехал Ленин. Но девушки постеснялись, и Сталин зашел сам:
– Почему же вы прячетесь? Я вас ищу по всему поезду!
По приезде в Москву члены СНК разместились в номерах гостиницы «Националь». Сестры Аллилуевы поселились в «Метрополе». Несколько позднее, когда Кремль стал местом проживания Ленина, получил там квартиру и Сталин. Она состояла из трех небольших комнат со сводчатыми потолками. Сестры Аллилуевы поселились в этой же квартире. Здесь Сталин и прожил несколько лет.
По прошествии некоторого времени Наркомнацу дали несколько помещений, и в результате его национальные комиссариаты оказались разбросанными по всей Москве…
– Теперь уж за вами совсем не уследишь, – говаривал он Пестковскому, – надо было бы получить один большой дом и собрать туда всех.
Вскоре такой случай представился.
– Нам дали Большую сибирскую гостиницу, – сообщил нарком своему заместителю, – но ее самочинно захватил ВСНХ. Мы, однако, не отступим. Поэтому пусть Аллилуева напишет на машинке несколько бумажек следующего содержания: «Это помещение занято Наркомнацем».
Вооруженные такими записками и кнопками, нарком и его заместитель поехали в Златоустинский переулок. Стемнело. Центральный вход в гостиницу был закрыт, а на дверях белела бумажка: «Это помещение занято Высшим Советом Народного Хозяйства». Сняв ее и заменив своей, через черный ход проникли в гостиницу.
В длинных коридорах, освещая их спичками, развесили на дверях еще несколько записок… Но помещение все же досталось ВСНХ, и, по мнению Пестковского, «это был один из тех немногих случаев, когда Сталин потерпел поражение».
Коллегия Наркомнаца была теперь весьма многочисленной и все время увеличивалась, так как организовывались новые национальные комиссариаты.
Сталин прежде всего был человеком дела. Он стремился ограничить, придать какие-то рамки бесконечным, бесплодным дискуссиям, которыми были обуреваемы некоторые из его сотрудников. Но, видимо, поначалу это и ему не всегда удавалось. По свидетельству Пестковского, Сталин иногда «терял терпение. Но он никогда не обнаруживал этого на собраниях. В тех случаях, когда в результате наших бесконечных дискуссий на совещаниях запас его терпения истощался, он вдруг исчезал. Делал он это чрезвычайно ловко. Сказав: «Я на минутку», он исчезал из комнаты и прятался в каком-нибудь из закоулков Смольного или Кремля. Найти его было почти невозможно. Сначала мы его ждали, потом расходились. Я оставался один в нашем общем кабинете, терпеливо дожидаясь его возвращения. Но не тут-то было. Обычно в такие минуты раздавался телефонный звонок: это Владимир Ильич требовал Сталина. Когда я отвечал, что Сталин исчез, он мне говорил неизменно: «Срочно найдите».
Задача была нелегкая. Я отправлялся в длинную прогулку по бесконечным коридорам Смольного или Кремля в поисках Сталина. Находил я его в самых неожиданных местах. Пару раз я его заставал на квартире у матроса т. Воронцова, на кухне, где Сталин, лежа на диване, курил трубку и обдумывал свои «тезисы»…»
20 марта 1918 года на рассмотрение Сталина было представлено «Положение о Татаро-Башкирской Советской республике Российской Советской Федерации». Через два дня Сталин, Вахитов и его заместители подписали «Положение».
На 5 мая телеграммой за подписями Ленина и Сталина в Москву на совещание были вызваны представители губернских Советов и мусульманских комиссариатов Казани, Уфы, Оренбурга, Вятки, Екатеринбурга, Симбирска, Перми.
Совещание проходило 10–16 мая под руководством Сталина. В нем участвовало около 30 человек.
Открылось совещание программной речью Сталина. Описав попытки националистической буржуазии в различных областях России под видом стремления к «автономии» захватить власть и противопоставить трудящихся центральному Советскому правительству, нарком продолжал:
– Автономия есть форма. Весь вопрос в том, какое классовое содержание вкладывается в эту форму. Советская власть отнюдь не против автономии – она за автономию, но за такую автономию, где бы вся власть находилась в руках рабочих и крестьян, где бы буржуа всех национальностей были устранены не только от власти, но и от участия в выборах правительственных органов…
Очаги гражданской войны возникали повсюду, но наиболее опасным казалось положение на Украине. Недаром статья Сталина, опубликованная в «Известиях» 14 марта, называлась «Украинский узел»:
«Социалистическая» Центральная Рада Петлюры – Винниченко в обмен на украинские хлеб и сало получила от империалистов Германии и Австрии поддержку в борьбе с украинским народом. С помощью немецких штыков националисты возвратились на Украину и теперь, используя превосходящую силу германских дивизий, стремились уничтожить власть Советов на украинской земле. Но и оккупанты, и их националистические слуги просчитались: на Украине началась борьба рабочих и крестьян против оккупантов». Сталин в статье назвал эту войну отечественной и подчеркнул: «Нужно ли еще доказывать, что отечественная война, начатая на Украине, имеет все шансы рассчитывать на всемерную поддержку со стороны всей Советской России».
4 апреля со Сталиным связался по прямому проводу В. П. Затонский – председатель ЦИК Украины – и сообщил, что в связи с угрозой захвата немцами Крыма, Кубани и Донской области ряд руководящих работников этих районов обратился к украинским товарищам с предложением создать еще и «федерацию Южных Советских республик». Затонский просил поставить об этом в известность СНК РСФСР и посольство Украины. Однако Сталин (и не без основания) истолковал этот прожект как дающий немцам повод оккупировать русские территории, что впоследствии и свершилось. Затонский получил резкий ответ: «Мы все здесь считаем, что ЦИК Украины должен, морально обязан покинуть Таганрог и Ростов… Достаточно играли в правительство и республику, кажется, хватит, пора бросить игру…»
Резкость ответа Сталина, может быть, определялась и тем, что в ту пору Советскому правительству нередко приходилось сталкиваться с тягой к сепаратизму, проявляемому местными органами власти, и не только на Украине. К примеру, 13 апреля, получив из Иркутска записку, Ленин посылает составленную Сталиным срочную «вне всякой очереди» правительственную телеграмму: «В ответ на вашу записку об иностранном комиссариате при Центросибири и о самостоятельности Сибири считаю нужным сообщить, что, по мнению Совнаркома, нет никакой необходимости в иностранном комиссариате при Центросибири; так называемая самостоятельность Сибири только облегчит формально дело аннексии с Востока; перед вами примеры независимой Украины, Финляндии. Предлагаю ограничиться автономией Сибири как неразрывной части России…»
Еще одним районом России, требовавшим пристального «внимания» Наркомнаца, был многонациональный Кавказ. Буржуазно-националистические круги Закавказья – армянские дашнаки, азербайджанские мусаватисты, грузинские меньшевики – до Октябрьской революции активно поддерживали Временное правительство и даже торжественно заявляли, что не мыслят себе отделения от России. Но сразу же после 25 октября 1917 года, вдохновляемые ненавистью к большевикам, националистические партии Закавказья взяли курс на отделение и создание своих правительств.