– Теперь начнем.
К делу перешел без всякого предисловия:
– ЦК РКП постановил создать Советское правительство с… (тут была пауза) с Пятаковым во главе…
«ЦК РКП постановил…»
А если ЦК РКП постановил: хватит перечить…
Если с ЦК КПУ можно было в деле партийной дисциплины и поспорить, то с ЦК РКП шутить не приходилось – что касается этого, то правила у нас всегда были суровыми.
Было несколько секунд молчания, наконец тов. Артема, как наиболее экспансивного человека, прорвало…
– Да, конечно, Пятакова, он и чужие языки знает…
Это было так смешно, что я не удержался и пошутил: – И на рояле неплохо играет…
Пятаков толкнул меня в бок, а сам закашлялся, Сталин же, как будто ничего не случилось, спокойно продолжал:
– Одновременно ЦК РКП постановил создать Реввоенсовет группы Курского направления. В РВС войдут: я, Затонский и командующий тов. Антонов.
Это уж окончательно вывело наших товарищей из равновесия: мало того что Пятакова делают главою, да еще и Антонова в командующие…»
Сталину пришлось порядком поспорить с украинскими товарищами, чтобы добиться их единодушия. В Курске, правда, Сталин не долго задержался: 20 ноября его отозвали в Москву, и заместителем его остался Артем. Но к украинским делам ему пришлось возвращаться не раз. В адрес Сталина (и обязательно в копии – Ленину) одна за другой шли пространные телеграммы, достаточно резкие по тону. В них украинские товарищи, жалуясь на то, что «центр» сдерживает их инициативу, посылает неугодных им товарищей (в особенности Антонова-Овсеенко), требовали решительного вмешательства Сталина и его приезда в Курск. Сталин был весьма сдержан в ответах. Так, 28 ноября он телеграфировал: «Передайте тов. Затонскому, что я приехать не могу. Организован Всероссийский Совет Обороны, куда я избран членом. Я очень занят и не могу выехать. Антонова уже выслал к вам. Приедет Беленькович, приезда которого добивался Артем. Приедут еще украинцы, и среди них имеются опытные командиры с Царицынского фронта. Подробнее сообщу в письме. Если имеются разногласия, разрешите их сами вместе с Антоновым. У вас все права в руках. Сталин».
В ответ на эту спокойную и деловую телеграмму Затонский посылает Сталину (копия, конечно, Ленину) следующий текст: «Попросите Сталина к аппарату. Простите, но это издевательство какое-то. Я ведь сообщал трижды – последний раз сегодня, что никаких разногласий внутри у нас нет…»
Хотя в тот же день, 28 ноября 1918 года, в Судже состоялось первое заседание Временного рабоче-крестьянского правительства Украины, а на следующий день был издан манифест «К трудящимся Украины», переговоры с Москвой продолжались и упреки в «путанице из центра» повторялись, так что однажды, по словам Затонского, Сталин в разговоре обмолвился: «Да уймитесь вы там: Старик сердится…»
В статье «Украина освобождается», опубликованной 1 декабря, Сталин, в частности, писал: «Настоящая борьба на Украине еще впереди…»
Наркомнац теперь был довольно обширным и сложным учреждением.
Среди членов коллегии имелись и «левые» коммунисты, и будущие сторонники группы «демократического централизма», и троцкисты. Поэтому Сталину нелегко бывало достичь единодушия в учреждении, за которое он отвечал. Пестковский вспоминал в 1930 году: «Перед Сталиным стала весьма трудная задача: постоянно бороться внутри собственного учреждения с грубыми отклонениями от ленинской линии. Я почти уверен, что, будь, например, на месте Сталина Троцкий, который постоянно обвинял и обвиняет Сталина в «диктаторствовании», он в течение грех дней разогнал бы такую оппозиционную коллегию и окружил бы себя «своими» людьми.
Но Сталин поступил совершенно иначе… И здесь он проявил много выдержки и ума. У него бывали, правда, время от времени конфликты с отдельными членами коллегии, но по отношению к коллегии в целом он был лоялен, подчинялся ее решениям, даже если не бывал согласен, за исключением тех случаев, когда дело шло о нарушении партийной линии. В этих случаях он апеллировал в ЦК и, конечно, всегда выигрывал…» Одним из таких случаев был уже описанный выше спор о необходимости создания Татаро-Башкирской АССР.
«Я работал бок о бок со Сталиным около 20 месяцев, – продолжает Пестковский, – и все это время я принимал участие в разных «оппозициях». Не один раз я на заседаниях коллегии открыто выступал против национальной политики Сталина, против его уступок «мелкобуржуазным националистам» среди восточных национальностей, несмотря на то, что отлично знал, что это линия Ленина и всего ЦК партии. Тем не менее, Сталин относился ко мне с величайшим терпением и старался, насколько возможно, использовать меня в работе».
Круг обязанностей Сталина продолжал расширяться, что, впрочем, было типичным явлением для крупных партийных работников во время гражданской войны. 30 ноября 1918 года был организован Совет Рабоче-Крестьянской Обороны (позднее – Совет Труда и Обороны – СТО), специальный орган для объединения и организации сил Советского государства в борьбе с белогвардейцами и интервентами. Первым председателем был Ленин. Сталин также входит в состав Совета. 1 декабря он выступает в прениях на первом заседании Совета; в этот же день принимается решение предоставить право Ленину и Сталину утверждать своей подписью постановления комиссий Совета. 3 декабря Сталин руководит заседанием комиссии Совета Обороны по вопросу об упорядочении работы железнодорожного транспорта; 7 декабря в СНК Сталин представляет проект декрета о признании независимости Эстляндской Советской республики и СНК утверждает его; 11 декабря в Совете Обороны Сталин выступает с несколькими докладами: об упорядочении работы железнодорожного транспорта, о политической агитации и посылке комиссаров во вновь формирующиеся дивизии, о расквартировании воинских частей; так – изо дня в день.
Под напором колчаковских войск в ночь на 25 декабря красные оставили Пермь; возникла угроза прорыва колчаковцев к Вятке, где они могли соединиться с английскими интервентами, наступавшими от Архангельска.
ЦК партии, рассмотрев доклад Уральского комитета, решил провести расследование причин падения Перми, и 1 января 1919 года Свердлов телеграфировал Уральскому областному комитету и командованию Восточного фронта: «ЦК постановил назначить партийно-следственную комиссию в составе членов ЦК Дзержинского и Сталина для подробного расследования причин сдачи Перми».
3 января Ленин подписывает мандат Сталину и Дзержинскому. Уезжая, Сталин оставил письмо Ленину о тяжелом положении, сложившемся под Царицыном после того, как новое командование 10-й армии уволило опытных военных работников (Ворошилова злопамятный Троцкий снял с должности в середине декабря, и он уехал на Украину).
И Сталину, и Дзержинскому уже приходилось бывать в Вятке – в качестве ссыльных. Вагон комиссии остановился на запасном пути станции Вятка-1. Станция была забита занесенными снегом эшелонами с беженцами и имуществом. Здесь царили неразбериха и сумятица, что, конечно, препятствовало быстрой переброске составов. В городе ходили слухи о скором падении Вятки, разбрасывались подстрекательские листовки. Беспорядок господствовал в учреждениях и организациях Вятки, и это не могло способствовать упрочению положения.
«Расследование начато. О ходе расследования будем сообщать попутно. Пока считаем нужным заявить Вам об одной, не терпящей отлагательства, нужде 3-й армии. Дело в том, что от 3-й армии (более 30 тысяч человек) осталось лишь около 11 тысяч усталых, истрепанных солдат, еле сдерживающих напор противника». (Сталин – Ленину, 5 января).
Но подкрепление могло прийти только спустя определенный срок, а фронт требовал его немедленно. Сталин и Дзержинский направили на фронт батальон, состоявший при вятской ЧК, и другие части и подразделения.
В ночь на 7 января они выехали в Глазов, в штаб 3-й армии. Здесь они посетили 3-ю бригаду 7-й дивизии, присланную незадолго до того в качестве подкрепления. Знакомство было неутешительным. Сталин и Дзержинский писали: «Бригада в боевом отношении не подготовлена (не умеет стрелять, обоз у нее летний), командиры не знают своих полков, политическая работа мизерная». Такая бригада, прежде чем ее отправить на фронт, требовала тщательной фильтровки и чистки.
Комиссия намеревалась пробыть на Восточном фронте до середины января, но работы оказалось больше, чем предполагалось. 13 января в Москву был отослан краткий предварительный отчет о причинах сдачи Перми. По мнению комиссии, они состояли в следующем: усталость и измотанность армии к моменту наступления противника; отсутствие резервов; оторванность штаба от армии, бездеятельность командарма; недопустимый способ управления фронтом со стороны РВС республики. Эти предварительные выводы были очень тяжелыми, но, как показали последующие события, обоснованными.
На месте, в штабе 3-й армии, комиссия действовала напористо и сурово: оба ее члена явно не склонны были к благодушию. Такие действия не могли не вызвать недовольства командования армии. Лашевич (впоследствии ярый троцкист) расследование причин сдачи Перми называл «писанием сказаний», которое якобы отрывает его от «обычной работы». Но авторитет и полномочия комиссии были таковы, что открыто выступать против нее не приходилось. Да к тому же это и не вело к успеху: когда Сталин и Дзержинский велели арестовать нескольких работников штаба, Лашевич попытался нажаловаться в РВС фронта – и безуспешно.
Возвратившись в Вятку, комиссия 19 января созывает совещание представителей НКПС, отдела военных сообщений штаба 3-й армии, Уральского областного Совета и других организаций, для того чтобы принять меры к разгрузке вятского железнодорожного узла. В этот же день на совещании городских и губернских советских и партийных организаций Сталин предлагает создать Военно-революционный комитет, которому подчинялись бы все губернские учреждения; это диктовалось чрезвычайным, прифронтовым положением губернии. ВРК из пяти человек был создан. Сталин ликвидирует учреждения, скопившиеся в Вятке.