Сталин сообщал также о своем мнении по крайне важному вопросу – о судьбе Балтийского флота. Незадолго до этого Главком Вацетис, поддержанный Троцким, исходя из необходимости экономить топливо, приказал сократить число действующих кораблей, в первую очередь – линкоров. В Кронштадте моряки резко опротестовали это решение, и Сталин встал на их сторону: после совещания он пришел к убеждению в совершенной неправильности предложения Главкома. Мотивы: первое – крупные единицы, в случае, если они будут превращены в плавучие плоты, лишатся возможности привести в действие орудия, то есть последние просто не будут стрелять, так как между движением корабля и действием пушки имеется прямая связь. Далее Сталин сообщал, что и снаряды для мощных орудий линкоров, и топливо есть, и настаивал на отклонении предложения Вацетиса. Приказ был отменен, и мощные линейные корабли своим артиллерийским огнем способствовали защите Петрограда в 1919 году.
К лету северную столицу удалось отстоять, Сталин возвратился в Москву к очередным своим многочисленным и разнообразным делам. Однако в начале осени резко обострилось военное положение красных войск на другом стратегическом направлении – южном. Белогвардейские войска генерала Деникина, получив огромную материальную помощь от Англии и Франции (и подписав за это с ними кабальные соглашения в счет будущего), начали наступление. И вновь Ленин направил на опаснейший участок Сталина.
3 октября Сталин прибыл в село Сергиевское, юго-восточнее Ливен, где находился штаб Южного фронта. Знакомство с делами на Южном фронте показало, что опасения Сталина были обоснованными: он вновь вынужден был исправлять чужие ошибки. Очень ярко обстановка охарактеризована в письме Серго Орджоникидзе, назначенном членом РВС 14-й армии по настоянию Сталина, к Ленину от 15 октября: «… Решил поделиться с Вами теми в высшей степени неважными впечатлениями, которые я вынес из наблюдений за эти два дня в штабе здешних армий. Что-то невероятное, что-то граничащее с предательством. Какое-то легкомысленное отношение к делу, абсолютное непонимание серьезности момента. В штабах никакого намека на порядок, штаб фронта – это балаган. Сталин приступает к наведению порядка».
В таких условиях Егоров, вступивший в должность комфронтом 8 октября, и Сталин начали готовить контрудар. Рано утром (в 5 часов 20 минут) 9 октября они отдали директиву войскам, в которой требовали нанесения решительного удара по врагу. На следующий день ударная группировка красных начала разворачиваться.
Белые тем временем наступали. 6 октября им удалось захватить Воронеж. С 11 октября ударная группировка красных вошла в соприкосновение с белогвардейцами; началось ожесточенное сражение. Белые продвигались к северу. 11 октября штаб Южного фронта переехал в Серпухов. 13 октября корниловская дивизия захватила Орел. Но это был последний серьезный успех белых, наступательный порыв иссякал.
Силы же войск Красной Армии возрастали. Вся страна помогала Южному фронту, и перелом вскоре стал очевидным. После упорных боев красные 20 октября отбили Орел. Деникинцы понесли немалые потери.
Сталин шлет 15 ноября обширное письмо Ленину. Оно заслуживает разбора.
В письме Сталин отстаивает план нанесения основного удара по войскам Деникина из района Воронежа через Харьков – Донбасс на Ростов. Аргументация его очень убедительна: «Во-первых, здесь мы будем иметь среду не враждебную, наоборот – симпатизирующую нам, что облегчит наше продвижение. Во-вторых, мы получаем важнейшую железнодорожную сеть (донецкую) и основную артерию, питающую армию Деникина, – линию Воронеж – Ростов (без этой линии казачье войско лишается на зиму снабжения, ибо река Дон, по которой снабжается донская армия, замерзнет, а восточно-донецкая дорога Лихая – Царицын будет отрезана). В-третьих, этим продвижением мы рассекаем армию Деникина на две части, из коих: добровольческую оставляем на съедение Махно, а казачьи армии ставим под угрозу захода им в тыл. В-четвертых, мы получаем возможность поссорить казаков с Деникиным, который (Деникин) в случае нашего успешного продвижения постарается передвинуть казачьи части на запад, на что большинство казаков не пойдет, если, конечно, к тому времени поставим перед казаками вопрос о мире, о переговорах насчет мира и пр. В-пятых, мы получаем уголь, а Деникин остается без угля».
Не все положения и оценки, выдвинутые Сталиным в этом письме, бесспорны. Важно обратить внимание не только на легкость, с которой Сталин оперирует чисто военными понятиями, но и на то, что, оценивая стратегическую обстановку, он исходит также из политико-экономических факторов. Такой подход к решению военно-стратегических вопросов – одна из новинок, принесенных социалистической революцией в военную науку. Сталин и в этой отрасли человеческой деятельности обнаружил несомненные познания и способности. Полтора года гражданской войны и здесь не прошли для него даром.
Заканчивал письмо Сталин достаточно резко; настаивая на осуществлении главного удара на Южном фронте, он писал: «Без этого работа на Южном фронте становится бессмысленной, преступной, ненужной, что дает мне право или, вернее, обязывает меня уйти куда угодно, хоть к черту, только не оставаться на Южном фронте».
На письме – пометка Ленина: «В архив. Секретно». Решения Политбюро были проведены в жизнь. 17 ноября Главком сообщал командованию Южного фронта о предстоящей передаче ему 45-й и 52-й стрелковых дивизий: в течение месяца должны были прибыть на Южный фронт еще три дивизии. События на Южном фронте разворачивались благоприятно для красных войск. Они наступали, и одной из главных ударных сил, имевшихся в распоряжении командюжа, была конная армия Буденного.
Среди причин, вызвавших первоначальные неудачи советских войск в столкновениях с армией Деникина, было и отсутствие у красного командования значительных кавалерийских соединений. Гражданская война оказалась маневренной, и наличие у Деникина многочисленной кавалерии давало ему существенные преимущества. В то же время советское командование и в первую очередь Троцкий недооценивали роль кавалерии. Троцкий считал кавалерию «аристократическим» родом войск и не раз открыто высказывал пренебрежение как к самой кавалерии, так и к кавалерийским военачальникам. В распоряжении же советского командования имелись в достаточном количестве и кадры для кавалерийских соединений, и военачальники-кавалеристы. Среди последних, несомненно, выделялся Семен Михайлович Буденный.
Зимой и весной 1918–1919 годов Буденный и его 4-я кавалерийская дивизия, обязанная своим возникновением в значительной степени Сталину, сражалась в составе 10-й армии на царицынском участке фронта и совершила немало славных дел. В начале лета 1919 года к 4-й дивизии присоединили 6-ю кавалерийскую дивизию; они и составили Конный корпус Буденного. В летних и осенних боях кавалеристы не раз побеждали белогвардейские войска, и их командир приобрел весьма лестную репутацию у неоднократно битых им белых генералов. Но громкая, поистине всемирная слава ждала его еще впереди.
В начале октября, только что вступив в должность члена РВС фронта, Сталин в письме Буденному интересовался состоянием корпуса и спрашивал, что нужно сделать, чтобы увеличить его боеспособность. После успеха под Воронежем в конце октября Буденный в письме к Сталину очень подробно охарактеризовал и положение корпуса, и его нужды, предложив создать кавалерийское объединение – Конную армию. Предложение понравилось и Сталину, и Егорову. В заседании РВС фронта 11 ноября было принято решение о создании Конармии.
Но надо было добиться санкции на это решение в РВС республики. 16 ноября Сталин выехал в Москву и 17 ноября участвовал в заседании РВСР при обсуждении вопроса о создании Конной армии. Выяснилось, что есть сомнения и в возможности, и в целесообразности формирования невиданного в истории современных войн кавалерийского объединения.
Но сомнения эти самым наглядным образом разрушали кавалеристы Буденного. 15 ноября в метель они вдребезги разбили белых под Касторной и продолжали наступать. Возвратившись в штаб фронта, Сталин 19 ноября подписывает приказ РВС Южного фронта о переименовании Конного корпуса в Конную армию. В высших военных инстанциях он самым категорическим образом отстаивал необходимость организации Конармии, и на последующем славном своем пути Буденный и его кавалеристы неизменно встречали понимание и поддержку Сталина.
У людей типа Сталина первые впечатления о людях имеют значение лишь в тех случаях, если последующие события подкрепляют эти впечатления. Буденный понравился Сталину еще летом 1918 года, под Царицыном. Членом РВС Конармии был назначен Ворошилов – тоже давно и хорошо знакомый Сталину. Вскоре кавалеристов Буденного Сталину привелось увидеть в деле.
Командование фронта решило познакомиться со вновь созданным кавалерийским объединением. Связи с Буденным не было: его армия, невзирая на оттепель и раскисшие дороги, преследовала противника. 29 ноября Сталин и Егоров приехали в Воронеж, здесь они встретились с Ворошиловым, Щаденко и Пархоменко, которые тоже направлялись в Конармию. Поехали вместе. До Касторной, однако, удалось добраться лишь ранним утром 5 декабря, а к вечеру этого дня прибыли в Новый Оскол.
Поезд шел крайне медленно, останавливался и стоял подолгу: полотно дороги и мосты были разрушены во время боев, их еще только восстанавливали, и не всегда надежно. Да и весь край был разорен, весь юг России, ставший на несколько лет ареной ожесточеннейших сражений.
В Новом Осколе начальство ожидали сани, запряженные тройкой лихих лошадей, и полуэскадрон кавалеристов: так распорядился командарм Конной. Сам он ждал приехавших в Велико-Михайловке. Прибыли туда поздно ночью.
Утром 6 декабря, в присутствии командования фронта, впервые собрался РВС Конной армии. Буденный представил Егорову и Сталину командный и начальствующий состав армии. Затем выступил Егоров. Он объяснил, что на Конармию командование фронта намерено возложить основную тяжесть рассечения армии Деникина. Сталин во время выступления подчеркнул, что Конармии еще предстоит доказать скептикам: решение принято правильное.