Уговаривать Сталин умел, и Микоян стал соглашаться, выразив только сомнение, сможет ли он сработаться с Ворошиловым, который также входил в состав Юго-Восточного бюро.
– Можешь действовать самостоятельно, – заверил Сталин, – и ничего не опасаться. Я знаю Ворошилова как толкового и умного человека. Он хороший товарищ и не будет мешать тебе в работе. Наоборот, всячески поможет. Обещаю лично поговорить с Ворошиловым.
Завершая беседу, Сталин спросил, почему Микоян так плохо выглядит. Тот объяснил, что с месяц назад около двух недель болел воспалением легких. Сталин немедленно предложил поехать отдыхать за границу – в санаторий недалеко от Риги на берегу Балтийского моря.
– Там хорошие условия, и ты сумеешь быстро подкрепиться…
Микоян описывает также заседание Пленума ЦК в середине мая 1922 года. Пленум проходил в зале заседаний СНК. За длинным столом располагались члены и кандидаты в члены ЦК, Ленин сидел во главе его, с карманными часами в руке и строго следил за соблюдением регламента. Обстановка была сугубо деловой, никаких лишних разговоров – Ленин бы их не потерпел. Микояну запомнился спор между Сталиным и Троцким.
Троцкий делал доклад об изъятии из церквей, музеев и учреждений ценностей, не представлявших исторического или научного интереса. Их предполагалось продать за рубеж. В общем, все были согласны с положениями доклада – ценности надо поскорее реализовать, но спор вызвало предложение Троцкого о передаче пяти процентов вырученных сумм в распоряжение РВС республики. Сталин, вспоминает Микоян, который сидел рядом с Троцким, выступил только по этому вопросу с возражением против предложения Троцкого. Он говорил, как обычно, тихо и спокойно, заняв своим выступлением не более одной минуты.
Троцкий, который был очень вспыльчив, тут же, что называется, вскипел и стал горячо спорить со Сталиным, доказывая правильность своего предложения, заняв этим спором более трех минут. Тогда Ленин, показав на часы, сказал:
– Предлагаю соблюдать регламент.
Троцкий подчинился. Сталин вновь попросил слова и опять, заняв не больше минуты, спокойно сказал, что не надо определять твердый процент таких отчислений армии на все время, а надо решать этот вопрос по мере необходимости, смотря, на какие цели эти средства потребуются. Вся же сумма выручки должна поступать в распоряжение правительства. Примерно так и порешили…
В конце мая 1922 года состояние здоровья Ленина резко ухудшилось. На некоторое время ему было запрещено врачами заниматься делами, и он отдыхал в Горках. В середине июля – августа 1922 года, когда Ленин стал чувствовать себя лучше, Сталин несколько раз посетил его и в сентябре опубликовал заметки «Товарищ Ленин на отдыхе».
«…Тов. Ленин, – писал он, – во время моего первого свидания с ним в июле, после полуторамесячного перерыва, произвел на меня именно такое впечатление старого бойца, успевшего отдохнуть после изнурительных непрерывных боев и посвежевшего после отдыха. Свежий и обновленный, но со следами усталости, переутомления.
– Мне нельзя читать газеты, – иронически замечает тов. Ленин, – мне нельзя говорить о политике, я старательно обхожу каждый клочок бумаги, валяющийся на столе, боясь, как бы он не оказался газетой и как бы не вышло из этого нарушения дисциплины.
Я хохочу и превозношу до небес дисциплинированность тов. Ленина. Тут же смеемся над врачами, которые не могут понять, что профессиональным политикам, получившим свидание, нельзя не говорить о политике.
Поражает в тов. Ленине жадность к вопросам и рвение, непреодолимое рвение к работе…
Совершенно другую картину застал я спустя месяц. На этот раз тов. Ленин окружен грудой книг и газет (ему разрешили читать и говорить о политике без ограничения). Нет больше следов усталости, переутомления. Нет признаков нервного рвения к работе – прошел голод. Спокойствие и уверенность вернулись к нему полностью. Наш старый Ленин хитро глядит на собеседника, прищурив глаз…»
Еще в первый свой приезд в Горки Сталин обнаружил свойственную ему предусмотрительность и осторожность. Не доезжая до дома, он вышел из машины и направился вокруг усадьбы. Шофер С. К. Гиль шел следом. Видимо, Сталина привлекли звуки баяна и громкое пение: на опушке парка веселилась большая группа парней и девушек. Шуму было много. Выяснилось, что гулянка собиралась почти каждый вечер, а в воскресенье начиналась с утра. Ленин, как говорили, запретил тревожить молодежь:
– Не мешайте им. Пусть гуляют, где хотят.
Но Сталин решил не так:
– Такие концерты совсем рядом с домом! Так Владимир Ильич никогда не отдохнет!
Результатом прогулки Сталина было появление в скором времени ограды вокруг усадьбы, обеспечивавшей спокойствие, столь необходимое больному Ленину…
В отсутствие Ленина в начале августа 1922 года состоялась XII Всероссийская партийная конференция. Рассказывая о своих впечатлениях от конференции, Микоян вспоминал спустя полвека: «Во время конференции у меня, да и у ряда других делегатов возникло недоумение, почему Сталин, в ту пору уже Генеральный секретарь ЦК партии, держался на этой конференции подчеркнуто в тени.
Кроме краткого внеочередного выступления о посещении Ленина в связи с нашим приветствием, он не делал на конференции ни одного доклада и не выступал ни по одному из обсуждавшихся вопросов.
Это не могло не броситься в глаза.
Зиновьев, например, выступал на конференции почему-то даже с двумя докладами – об антисоветских партиях и о предстоящем IV конгрессе Коминтерна, в то время как Сталин, бесспорно, мог бы подготовить и доложить вопрос, скажем, об антисоветских партиях ничуть не хуже Зиновьева, поскольку материалов и источников информации у него было не меньше, да и знал он этот вопрос не хуже его. Зиновьев вообще держался на конференции чрезмерно активно, изображая из себя в отсутствие Ленина как бы руководителя партии.
Наконец, если открыл конференцию вступительной речью Каменев, то было бы вполне естественно, чтобы с речью о закрытии конференции выступил Генеральный секретарь ЦК партии, а получилось так, что председательствовавший на последнем заседании Зиновьев почему-то предоставил слово для закрытия конференции Ярославскому.
«Ретивость» Зиновьева я отнес тогда за счет его особой «жадности» на всякие публичные выступления и его стремления непомерно выпячивать свою персону – этим он уже славился.
Но поведение Сталина, как я уже говорил, вызывало недоумение. Я никак не мог понять, почему Сталин так себя ведет. Что это – действительно только скромность? А может быть, тактика? И какая?
Во всяком случае, такое поведение Генерального секретаря, как я понимал, не мешало, а скорее содействовало сплочению сложившегося руководящего ядра партии. Оно повышало в глазах делегатов личный престиж Сталина».
Догадка Микояна верна. Но дело тут вовсе не в «тактике» (мемуарист, всю жизнь высоко ценивший Сталина, тут его невольно принижает). Просто-напросто Сталин был неизмеримо глубже и мудрее тех, кто легкомысленно считал себя его соперником – Зиновьев, Троцкий, Бухарин. Никогда он не суетился, не выставлял себя, знал: не только бессмысленно это, но и вредно. Он верил в здравомыслие людей, самых простых. Те спешат, забегая вперед с указующим флажком? Пусть, им же хуже. Народ (партия) разберется.
Вопрос о монополии внешней торговли, один из краеугольных в советской государственной политике, оживленно и остро дискутировался на протяжении нескольких месяцев. Имелись активные поборники отмены монополии: Бухарин, Сокольников, Пятаков. Пленум ЦК на заседании 6 октября, где Ленин из-за болезни не присутствовал, принял по докладу Сокольникова постановление о некотором ослаблении монополии внешней торговли. Ленин не был согласен с решением Пленума, считал его крупной ошибкой. 12 октября он беседовал со Сталиным по этому поводу, а на следующий день направил через него письмо членам ЦК. В нем решение от 6 октября было оценено как «срыв монополии внешней торговли»; Ленин требовал отложить решение вопроса на два месяца, до нового пленума ЦК.
Среди членов ЦК не было единства по этому вопросу; Бухарин в письме от 15 октября на имя Сталина настаивал на своей позиции; Зиновьев категорически возражал против пересмотра решения. Сталин же писал членам ЦК: «Письмо т. Ленина не разубедило меня в правильности решения Пленума ЦК от 6.Х о внешней торговле… Тем не менее, ввиду настоятельного предложения т. Ленина об отсрочке решения Пленума Цека исполнением, я голосую за отсрочку с тем, чтобы вопрос был вновь поставлен на обсуждение следующего пленума с участием т. Ленина». 16 октября опросом членов ЦК было решено поступить так, как требовал Ленин и настоял Сталин.
Другим важнейшим делом, занимавшим мысли и время высших партийных и государственных деятелей во второй половине 1922 года, было создание Союза Советских Социалистических Республик.
11 августа Оргбюро ЦК образовало комиссию, которой надлежало подготовить к Пленуму материал о взаимоотношениях РСФСР и независимых национальных советских республик. В комиссию, кроме Сталина, вошли В. В. Куйбышев, Г. К. Орджоникидзе, X. Г. Раковский, Г. Я. Сокольников и представители национальных республик: С. А. Агамали-оглы (Азербайджан), А. Ф. Мясников (Армения), П. Г. Мдивани (Грузия), Г. И. Петровский (Украина), А. Г. Червяков (Белоруссия) и другие.
Задача комиссии была весьма сложной: следовало выработать такую форму построения государства, которая в наивысшей степени способствовала бы достижению единства советских республик и в то же время не ущемляла бы их прав.
Представленный Сталиным проект предполагал, что единым союзным Советским государством станет РСФСР, а УССР, БССР, Закавказская федерация войдут в нее на правах автономии. Высшим органом власти и управления должны были стать ВЦИК и СНК РСФСР.
Комиссия, заседавшая 23–24 сентября под председательством Молотова, приняла за основу проект Сталина. 25 сентября материалы комиссии были направлены Ленину в Горки. Познакомившись с ними, Ленин выступил с критикой проекта «автономизации». 26 сентября он беседовал по этому поводу со Сталиным, в последующие дни принял ряд руководящих работников Закавказья.