Это предложение поначалу вызвало возражение Верховного Главнокомандующего.
– Вы и так уж слишком возитесь с Паулюсом. Пора с ним кончать. И вообще вы постоянно просите резервы у Ставки, причем для тех направлений, за которые отвечаете. – Сталин явно сердился. – Рокоссовский рядом с вами? Передайте ему трубку.
Рокоссовский взял трубку.
– Как вы относитесь к предложению Василевского? – услышал он характерный голос Верховного Главнокомандующего.
– Отрицательно, товарищ Сталин.
– Что же вы предлагаете?
– Я думаю, следует сначала разделаться с окруженной группировкой и использовать для этого армию Малиновского.
– А если немцы прорвутся?
– В этом случае можно будет повернуть против них 21-ю армию.
Сталин немного помолчал.
– Да, ваш вариант смел… – возобновил он разговор, – но он рискован. Передайте трубку Василевскому.
Несколько минут Василевский слушал то, что ему говорил Сталин, а затем вновь стал доказывать необходимость передачи армии Малиновского в состав Сталинградского фронта.
– Еременко сомневается в возможности отразить наступление врага теми силами, которые есть у него. – Мгновение Василевский молчал, затем промолвил: – Да, товарищ Сталин. – И вновь протянул трубку Рокоссовскому.
– Товарищ Рокоссовский, ваше предложение действительно очень смело. Но риск чересчур велик. Мы здесь, в Государственном Комитете Обороны, сейчас все рассмотрим, все «за» и «против». Но, видимо, с армией Малиновского вам придется расстаться.
– В таком случае, товарищ Сталин, войска Донского фронта не смогут наступать успешно против Паулюса. Я прошу вас тогда отложить операцию.
Сталин чуть подумал и произнес решительно:
– Хорошо. Временно приостановите операцию. Мы вас подкрепим людьми и техникой.
В то время как войска Юго-Западного фронта громили итальянские и румынские дивизии на Среднем Дону, на реке Мышкова была остановлена группировка Манштейна. Соединения 2-й гвардейской армии спешили на выручку войскам 51-й армии, изнемогавшим под натиском вражеских танков. В сильный мороз и метель, двигаясь по ночам, гвардейцы в короткий срок прошли по степи сто семьдесят – двести километров, на рубеже реки Мышкова остановили врага, а с 24 декабря развернули наступление на Котельниковский. Судьба армии Паулюса была решена.
При подготовке операции «Кольцо» Воронов и Рокоссовский пришли к выводу о возможности предъявления окруженной группировке врага ультиматума. В Ставке предложение понравилось, и 5 января текст ультиматума был отправлен для утверждения в Москву. Получив документ, Сталин сразу же позвонил Воронову, сообщил, что документ будет рассмотрен ГКО, и тут же задал вопрос:
– Почему не сказано, кому адресуется ультиматум?
Текст ультиматума в ГКО был существенно отредактирован. Не может быть сомнений, что рука Сталина поработала и здесь. 8 января парламентеры – майор А. М. Смыслов и капитан Н. Д. Дятленко сделали попытку вручить ультиматум, но командование окруженной вражеской группировки его отвергло. Когда Воронов доложил об этом в Ставку, его спросили:
– Что вы собираетесь делать?
– Сейчас все проверим, а завтра начнем работу.
– Желаю успеха, – сказал Сталин.
Утром 10 января 1943 года войска Донского фронта начали мощную артиллерийскую подготовку – вражеская группировка была обречена.
Военные ордена, названные именами великих русских полководцев – Суворова, Кутузова и Александра Невского, – были учреждены Президиумом Верховного Совета СССР 29 июля 1942 года для награждения командного состава Красной Армии за выдающиеся успехи в управлении войсками. Они наглядно показывали взаимосвязь и преемственность лучших традиций русской армии и Советских Вооруженных Сил.
Верховный Главнокомандующий чрезвычайно серьезно, даже придирчиво, отнесся к разработке статутов да и самого внешнего вида полководческих орденов. Он по многу раз смотрел эскизы, представленные различными художниками, и отверг не один из них. Точно так же разборчив был он и при награждении этими орденами. Первое награждение полководческим орденом состоялось 5 ноября 1942 года – орденом Александра Невского был награжден командир батальона морских пехотинцев, сражавшихся под Сталинградом, старший лейтенант И. Н. Рубан.
17 января 1943 года был опубликован приказ о введении новой формы и, что самое главное, – погон. Эта мера являлась продолжением действий Советского руководства по укреплению авторитета командного состава армии. Верховный Главнокомандующий уже с осени 1942 года неоднократно советовался с командующими фронтами и другими военачальниками Красной Армии о введении погон. Мнения были различные. Буденный, к примеру, возражал:
– Погоны? Как это понять? Мы в свое время кричали «Долой золотопогонников», а теперь сами будем носить такие погоны?..
Но большинство военачальников высказывалось в пользу введения новых знаков различия, которые сразу же выделяли командиров, делали их заметными в общей массе.
В начале октября 1942 года Сталин советовался по этому поводу с Жуковым и Василевским, только что возвратившимися из-под Сталинграда. В соседней комнате члены Политбюро и военачальники смотрели образцы погон. Н. Н. Воронов вспоминал, что на итоговом заседании по этому вопросу «за» проголосовали все. Даже Е. А. Щаденко (начальник Главного управления по формированиям), до этого упорно сомневавшийся в целесообразности введения погон, вдруг громко объявил:
– Я за! – и под смех присутствующих поднял обе руки. Но Верховный Главнокомандующий не торопился, он несколько раз придирчиво рассматривал образцы погон и вносил поправки. Видимо, он не мог прийти к твердому решению.
Тем временем была проделана немалая и кропотливая подготовка ко введению новых знаков различия, и в первых числах января 1943 года генерал Хрулев, приехав по текущим делам в Кремль, стал просить наркома обороны разрешить вопрос о погонах. Сталин с оттенком упрека спросил:
– Почему вы на этом настаиваете?
– Мы начали это делать по вашему указанию, товарищ Сталин, – отвечал Хрулев, – и сейчас нам необходимо определенное решение, каким бы оно ни было. Важно, чтобы оно было окончательным.
Сталин решил еще раз посмотреть образцы. Через пятнадцать минут главный интендант генерал-полковник П. И. Драчев привез их и разложил в приемной. Сталин походил вокруг и, позвонив Калинину, попросил его к себе.
Калинин пришел минут через десять. Разговор начался своеобразной шуткой:
– Вот товарищ Хрулев предлагает нам восстановить старый режим, – сказал Сталин, – и просит осмотреть образцы погон и формы.
Калинин очень внимательно, не торопясь, осмотрел образцы и так же не торопился с ответом.
– Видите ли, товарищ Сталин, – наконец начал он, – мы с вами помним старый режим, а молодежь его не знает, и золотые погоны, сами по себе, для нее ничего плохого не означают. Нам с вами эта форма напоминает о старом режиме, но она, думаю, понравится молодежи и потому может принести пользу в борьбе с фашистами. Думаю, что новую форму следует принять…
Председатель Президиума Верховного Совета был простым, но умным, самостоятельным в суждениях человеком – недаром он возглавлял наше государство более четверти века. И в этот раз он говорил дельные вещи: не все старое стоит забывать и забрасывать, бывает – и нередко, – что это старое помогает строить новое. Видимо, Сталин думал так же.
6 января Президиум Верховного Совета принял указ о введении погон…
Внешний вид погон остался во многом таким же, как и двадцать пять лет назад: то же золотое шитье, просветы, звездочки… Боевые традиции – и Великая Отечественная война неопровержимо доказала это – надо сохранять даже и во внешних проявлениях.
Воронов и Рокоссовский прилетели в Москву 4 февраля и в тот же день были приняты Верховным Главнокомандующим.
Сталин, не ожидая, пока генералы по уставу доложат о прибытии, пошел им навстречу, протягивая руку:
– Поздравляю вас, поздравляю с успехом!
Видно было, что Сталин очень доволен. Выслушав сообщение о боях под Сталинградом, Верховный поделился своими соображениями о будущих сражениях. Расхаживая по кабинету, Сталин время от времени останавливался, приближался к собеседникам и пристально смотрел им в глаза. Рокоссовский писал позднее, что Сталин «в нужные моменты умел обворожить собеседника теплотой и вниманием и заставить надолго запомнить каждую встречу с ним».
К весне 1943 года на огромном фронте наступило затишье.
Далеко не так гладко, как хотелось бы, складывались весной 1943 года отношения с союзниками, прежде всего из-за задержки с открытием второго фронта в Европе.
Переписка по этому поводу не прекращалась.
16 марта Сталин в послании Рузвельту писал: «…Я считаю своим долгом заявить, что главным вопросом является ускорение открытия второго фронта во Франции. Как Вы помните, открытие второго фронта и Вами, и г. Черчиллем допускалось еще в 1942 году и, во всяком случае, не позже как весной этого года…
После того как советские войска провели всю зиму в напряженнейших боях и продолжают их еще сейчас, а Гитлер проводит новое крупное мероприятие по восстановлению и увеличению своей армии к весенним и летним операциям против СССР, нам особенно важно, чтобы удар с Запада больше не откладывался, чтобы этот удар был нанесен весной или в начале лета».
Германское командование не только не думало отступать, но и намеревалось в очередной раз изменить ход событий на Восточном фронте в свою пользу. 15 апреля 1943 года Гитлер отдал оперативный приказ № 6. Начинался он со свойственных фюреру напыщенных фраз: «Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель» – первое наступление в этом году».
Вечером 12 апреля в Ставке (присутствовали Сталин, Жуков, Василевский и Антонов) после тщательного анализа было принято решение о преднамеренной обороне. Основные резервы Ставка намеревалась развертывать в тылу Центрального и Воронежского фронтов, чтобы подготовить рубеж обороны на случай прорыва врага на Курской дуге.