– В решениях Крымской конференции было сказано, что главы трех правительств согласились, что восточная граница Польши должна пройти по «линии Керзона»: таким образом, восточная граница Польши на конференции была установлена. Что касается западной границы, то в решениях конференции отмечалось, что Польша должна получить существенные приращения своей территории на севере и на западе. Дальше сказано: они, то есть три правительства, считают, что по вопросу о размерах этих приращений в надлежащее время будет спрошено мнение нового польского правительства национального единства и что вслед за этим окончательное определение западной границы Польши будет отложено до мирной конференции…
Много раз конференция возвращалась к польскому вопросу, и неизменно советский представитель твердо и неуклонно, порой даже темпераментно, горячо, отстаивал интересы новой Польши.
Несомненно, Сталин был ведущей фигурой на конференции. Держался он уверенно, так что по временам заводил в тупик искушенных западных дипломатов. Гарриман с оттенком восхищения передает разговор, происшедший между ним и Сталиным.
– А ведь вам, должно быть, очень приятно, что вы, после того что пришлось пережить вашей стране, находитесь сейчас здесь, в Берлине? – спросил Гарриман.
Ответ был неожиданным:
– Царь Александр до Парижа дошел…
Спорил на конференции Сталин чаще всего с Черчиллем и его лейбористскими преемниками. Президент Трумэн, в силу своего ограниченного дипломатического опыта, предпочитал сдерживаться, да и по своим качествам политического деятеля он значительно уступал такому зубру, как Черчилль, не говоря уж о Сталине. Советскому представителю по временам удавалось все же сыграть на противоречиях США и Великобритании. Так было на заседании 22 июля, когда зашла речь об установлении опеки над колониями Италии, захваченными в ходе войны британскими войсками. Черчилль категорически отклонял возможность обсуждения этого вопроса на конференции, Трумэн настаивал на его обсуждении. Сталин вмешался:
– Из печати, например, известно, что господин Иден, выступая в английском парламенте, заявил, что Италия потеряла навсегда свои колонии. Кто это решил? Если Италия потеряла, то кто их нашел? (Смех.) Это очень интересный вопрос.
Черчилль взорвался;
– Я могу на это ответить. Постоянными усилиями, большими потерями и исключительными победами британская армия одна завоевала эти колонии!
Но Сталин сразу же успокоил высокопарного партнера по переговорам, дав понять, что такой подход недопустим:
– А Берлин взяла Красная Армия. (Смех.)
Черчиллю пришлось долго объяснять, что Великобритания не ищет новых колоний, что она в них не заинтересована.
В целом советской делегации на конференции противостоял блок капиталистических государств, и президент США играл в нем вовсе не пассивную роль. Его, в частности, с самого начала конференции мучила мысль о том, как бы поэффектнее и повыгоднее сообщить Советскому правительству о наличии у США нового вида оружия: в пять часов тридцать минут утра 16 июля 1945 года в пустыне Нью-Мексико была взорвана первая атомная бомба. Еще до начала конференции Трумэн знал об успешном испытании этого оружия, а 21 июля получил подробный отчет об испытании. Радость президента США была велика, он говорил: «Теперь мы обладаем оружием, которое не только революционизировало военное дело, но может изменить ход истории и цивилизации». Черчилль, когда ему под строжайшим секретом сообщили новость, пришел в восторг: теперь «есть в руках средство, которое восстановит соотношение сил с Россией». Несколько дней союзники обсуждали, как бы эффектнее использовать новоприобретенное оружие в переговорах с Советским Союзом, чтобы «сделать его уступчивее», другими словами, как бы успешнее шантажировать своего союзника, внесшего наибольший вклад в достижение общей победы.
Наконец 24 июля после пленарного заседания Трумэн сказал Сталину о новом оружии, не упомянув слов «атомное» или «ядерное». Стоявший рядом Черчилль впился глазами в лицо Сталина, ожидая реакции. Но ему пришлось испытать разочарование: Сталин остался совершенно спокойным.
– Ну, как сошло? – спросил Черчилль Трумэна.
– Он не задал мне ни одного вопроса!
Черчилль поспешил заключить, что Сталин не понял значения события, о котором его проинформировали.
Но английский премьер-министр все же плохо знал своего «боевого друга». Г. К. Жуков свидетельствовал, что после заседания Сталин в его присутствии рассказал В. М. Молотову о разговоре с Трумэном. Молотов заметил:
– Цену себе набивают.
Сталин усмехнулся:
– Пусть набивают. Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым, чтобы они ускорили работу…
Советское правительство полностью осознавало важность происшедшего. Еще летом 1942 года в Государственном Комитете Обороны состоялось заседание с участием ведущих советских физиков, и было решено в интересах укрепления обороны возобновить работы над «урановой проблемой», прекращенные в связи с началом войны. Работы эти возглавил И. В. Курчатов. Летом 1943 года в Москве уже действовала специальная лаборатория АН СССР. У Советского правительства не было возможности выделить достаточно крупные средства для разрешения проблемы – все силы наш народ отдавал схватке с фашизмом. Но монополии США на ядерное оружие не суждено было продолжаться долго…
Атомное облако не отразилось на ходе и завершении Потсдамской конференции – ему не под силу было заслонить величие подвига советского народа, вынесшего основную тяжесть в борьбе с фашизмом. Конференция хоть и не дала ответа на все вопросы, но все же разрешила основные проблемы, вставшие перед антигитлеровской коалицией.
3 августа 1945 года Сталин покинул Потсдам. В последний раз он побывал за пределами нашей страны…
В восемь часов пятнадцать минут 6 августа на Хиросиму была сброшена атомная бомба. Даже Черчилль писал: «Было бы ошибкой предполагать, что судьба Японии была решена атомной бомбой». Применение атомного оружия имело основной своей целью устрашение союзника – СССР. И все же этот союзник свято выполнял свои обязательства: 8 августа, ровно через три месяца после окончания войны в Европе, Советский Союз объявил войну Японии.
В несколько недель все было кончено: 2 сентября 1945 года Япония капитулировала. В этот день Сталин обратился к советскому народу. Он говорил о долгих и трудных годах борьбы с агрессорами. Особенно любопытен завершающий раздел обращения: «Но поражение русских войск в 1904 году в период русско-японской войны оставило в сознании народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил. Сегодня Япония признала себя побежденной и подписала акт безоговорочной капитуляции…
Наш советский народ не жалел сил и труда во имя победы. Мы пережили тяжелые годы. Но теперь каждый из нас может сказать: мы победили. Отныне мы можем считать нашу Отчизну избавленной от угрозы немецкого нашествия на западе и японского нашествия на востоке. Наступил долгожданный мир для народов всего мира…»
Война причинила нашей стране огромный людской и материальный ущерб. От западной границы до Подмосковья и Волги, от Кольского полуострова до предгорий Кавказа – всюду остались страшные следы войны: разрушенные города и сожженные села, взорванные предприятия, сгоревшие леса, изрытая окопами и рвами, пропитанная железом и кровью земля…
Наша страна на десятилетие, если не более, была отброшена назад. Перед советским народом вновь стояли сложные и многообразные проблемы. В первую очередь надо было перевести на мирные рельсы экономику, а этот процесс никогда и нигде не проходил безболезненно. Одновременно следовало демобилизовать армию – в ее рядах к концу войны насчитывалось более одиннадцати миллионов человек, их предстояло обеспечить работой, жильем. Новые условия требовали перестройки деятельности партийных, государственных, профсоюзных организаций. Необходимо было принять первоочередные меры к укреплению тех республик и областей, которые вошли в состав СССР незадолго до начала войны, упрочить общественный и государственный строй, вести огромную работу по культурному строительству. И при всем этом никак нельзя было забывать об укреплении обороноспособности страны: империалистические государства, наши вчерашние союзники, повели против СССР оголтелую кампанию, принявшую форму «холодной войны».
В феврале 1946 года Черчилль произнес печально знаменитую речь в американском городе Фултоне. Еще не разобраны были развалины Дрездена и Хиросимы, а недавний союзник русских назвал Россию врагом Запада и призвал к глобальной борьбе с ней. Сталин не замедлил с ответом (публиковался он в «Правде» 14 марта):
«Вопрос: Можно ли считать, что речь господина Черчилля причиняет ущерб делу мира и безопасности?
Ответ: Безусловно, да. По сути дела, г. Черчилль стоит теперь на позиции поджигателя войны. И г. Черчилль здесь не одинок – у него имеются друзья не только в Англии, но и в Соединенных Штатах Америки…
По сути дела, г. Черчилль и его друзья в Англии и в США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно – в противном случае неизбежна война».
Холодная война ведет свое начало именно оттуда. Советский Союз должен был думать о самозащите, ибо «война холодная» могла обернуться войной настоящей, да еще с ядерным оружием.
19 августа 1945 года ЦК ВКП(б) и СНК СССР поручили Госплану СССР составить новый пятилетний план. В постановлении говорилось, что «имеется в виду предусмотреть полное восстановление народного хозяйства районов СССР, подвергавшихся немецкой оккупации, послевоенную перестройку народного хозяйства и дальнейшее развитие всех районов СССР, в результате чего должен быть значительно превзойден довоенный уровень развития народного хозяйства СССР».