Встав у руля управления страной, Сталин начал решительную борьбу против антидемократических методов Троцкого. Ведь Троцкий апологетически относился к насилию, обосновывал идеи огосударствления профсоюзов, о принудительном труде, о трудовых армиях, низводящих человека до уровня винтика, колесика и так далее.
Когда в связи с процессом по делу эсеров Клара Цеткин обратилась к Троцкому, последний на это обращение отозвался следующим образом: «Вопрос о подавлении личности в революционную эпоху приобретает совершенно особый характер, при котором гуманитарные банальности отвергаются как нечто беспомощное».
Б. Крайский, видный деятель социал-демократии, бывший председатель Социалистической партии Австрии, характеризуя Троцкого, отмечал, что если бы Троцкий вышел победителем, то он в дальнейшем действовал бы против своих противников, безусловно, весьма и весьма жестко. Можно напомнить еще об однозначно отрицательном отношении к Троцкому Р. Роллана. Он, в частности, писал в 1928 году Роланд-Холст, просившей его заступиться за троцкистов: «Я много раз обращался к милосердию и здравомыслию советских руководителей, когда они преследовали, арестовывали, посылали на каторгу на Соловецкие острова их былых товарищей по борьбе, анархистов и эсеров. Самыми безжалостными тогда оказывались Зиновьев и особенно Троцкий».
Заслуги Сталина в борьбе со всякого рода раскольниками и фракционерами за единство и сплоченность большевистской партии бесспорны. Однако Сталин, победив Троцкого политическими методами, постепенно политические средства борьбы все больше подменял административными.
Конечно, классовая борьба продолжается, и Сталин обоснованно утверждает, что она обостряется и будет обостряться по мере продвижения нашей страны по пути социалистического строительства. Однако, ссылаясь на тезис об обострении классовой борьбы, Сталин и его окружение прибегли к массовым репрессиям, в результате которых пострадало много невиновных людей.
Вина и беда Сталина заключаются также в том, что он, по сути, деформировал политическую роль большевистской партии. Партия стала монопольной обладательницей власти. Партийное руководство по существу слилось с государственным. Партия все более и более брала на себя административные и хозяйственные функции. Это все более и более укрепляло ее власть.
Но одновременно и ослабляло, она теряла черты политического, духовно-нравственного движения и, тем самым, постепенно отрывалась от масс. Эта тенденция особенно проявилась после смерти Сталина. Многие ее члены в послесталинское время перестали быть подлинными политическими работниками, утрачивали инициативу, связь с массами, становились чиновниками, карьеристами, «верноподданными». (Это в 90-е годы XX века и стало одной из причин поражения КПСС).
Конечно, повторяем, этому способствовали и объективные обстоятельства. Скудость ресурсов, разруха и голод, вызванные империалистической и Гражданской войнами, агрессией иностранных государств-интервентов, наличие огромных мелкобуржуазных, крестьянских масс, низкая общая и политическая культура широких слоев трудящихся, сопротивление разбитых буржуазных классов, капиталистическое окружение, угроза войны с фашизмом и так далее — все это обусловливало усиление централистских тенденций в партии и стране, возникновение культа личности Сталина. Одни люди безоговорочно верили Сталину и с энтузиазмом шли за ним, другие, считая, что он, возможно, допускает какие-то ошибки, тем не менее поддерживали его: ведь под его руководством в тяжелейших условиях создается новое общество, а совершенно чистые руки только у тех, кто ничего не делает.
Эта позиция особенно характерна для многих западных интеллигентов.
Надвигается угроза фашизма. Гитлер уже у власти. Испания уже в огне. Поэтому: «не трогайте» Сталина, Советский Союз; там идет грандиозное строительство свободного и справедливого общества для трудящихся. Московские процессы 1937 года по времени совпали с войной в Испании. Советский Союз был главной надеждой и оплотом антифашизма, поэтому процессы, приговоры, конечно, слишком суровы, но это «издержки».
Затем Вторая мировая война: тяжкое, главное бремя войны с фашизмом нес и вынес СССР. В этой войне, которая для коммунистов, для всех честных, порядочных людей была борьбой не на жизнь, а на смерть, для каких-либо сомнений просто не было времени. Победа связывалась с борьбой советского народа, с именем Сталина. Все это ставило перед коммунистами, демократами, антифашистами серьезные политические и моральные проблемы. Ведь в этих условиях любая критика, любая оппозиция Сталину могла стать поддержкой смертельному врагу демократии и культуры — фашизму. Защита единственного социалистического государства, солидарность с ним ставились превыше всего.
Многие выдающиеся деятели культуры, как в СССР, так и за рубежом, были приверженцами Сталина, верили ему, более того, они сами во многом создавали культ его личности. В частности, и А. Барбюс, и П. Пикассо, и Л. Арагон, и Ж. Кюри, и Э. Блох, и Р. Гуттузо, и Б. Брехт, и Р. Роллан, и Л. Фейхтвангер, и К. Чуковский, и И. Эренбург, и Б. Пастернак и многие другие внесли свой немалый вклад в формирование культа личности Сталина. Р. Роллан, например, в 1930 году находясь в СССР, советовал художнику Ф. Мазереели не откладывать поездку в Советский Союз: «Вы рискуете опоздать, приехать тогда, когда революция будет разгромлена (я надеюсь, что этого не случится, но кто знает, раз уже образовалась эта гнусная всемирная коалиция, где опаснее всего США). Во всяком случае, Вам надо увидеть ее сегодня в ее мучительном и страстном порыве, в ее громадном самопожертвовании и сверхчеловеческом напряжении. Что бы мне не говорили о Сталине, он — последний представитель великой эпохи, железный человек. Право же! Если бы Дантон находился на расстоянии нескольких дней железнодорожного пути от Вас и Вы бы отложили возможность увидеть его до следующего года — он тем временем мог бы быть обезглавленным!» Да, в то время буржуазная печать постоянно предрекала неизбежно близкую гибель советского строя. Об этом же говорил Р. Роллану посол США в Советской России Буллит.
Правда, в 1936 году отношение Р. Роллана к Сталину меняется: «Мрачный процесс троцкистов в Москве внес смуту в умы даже лучших друзей СССР. Казнь Зиновьева, Каменева, Смирнова и других (25 августа) через несколько часов после вынесения смертного приговора повергли меня в смятение. Можно и не испытывать уважение к главным вожакам заговора, можно желать поверить в обвинения, выдвинутые против них (…) — все равно чувствуешь тревогу, подобную той, какую испытывали и лучшие члены Конвента 94 года на другой день после казни Дантона».
Вместе с тем, Р. Роллан вновь и вновь подчеркивает, что не может и не хочет открыто высказывать свое отрицательное отношение к событиям в СССР: «Я не Сталина защищаю, а СССР, кто бы ни стоял в его главе. Я не хочу, чтобы бешеные враги, которые имеются во Франции и во всем мире, воспользовались моими словами как отравленным оружием в своих корыстных целях»[6]. И так думали, так поступали многие видные деятели мировой науки и культуры.
Даже в среде социал-демократов, к которым Сталин относился с неприязнью, отношение к СССР, к тому, что происходило в Советском Союзе, было отнюдь не однозначно осуждающим.
Пожалуй, в среде социал-демократов самым непримиримым критиком Сталина и большевиков был К. Каутский. Он полагал, что большевики из-за исторической незрелости России с самого начала не могли идти по демократическому пути. Чтобы форсировать социально-экономические процессы, они неизбежно должны были прибегнуть к насилию, установить и осуществить диктатуру меньшинства. Ленин это противоречие все-таки пытался разрешить, соединяя диктатуру с советской демократией. Сталин же установил личную диктатуру бонапартистского толка. Да, Сталин осуществил модернизацию России, но общественный строй, который он установил, не был социалистическим; вместо капиталистического господства утвердилось господство нового класса — коммунистической бюрократии, возглавляемой Сталиным.
Другой позиции придерживался лидер австромарксизма О. Бауэр. По его мнению, большевики были отнюдь не контрреволюционные бонапартисты, а якобинцы, с помощью насилия и диктатуры ведшие страну по пути укрепления социализма. Да, Сталин злоупотребляет властью, но создавая фундамент социалистической экономики, тем самым готовит почву для усиления пролетариата и будущей социалистической демократии.
Надо критиковать Сталина за ошибки, за террор, но в условиях надвигающейся фашистской угрозы солидарность международного социализма с ним, с Советским Союзом необходимы, они обязательны.
Даже меньшевики, противники большевиков, изгнанные из России, меняли свои оценки большевизма. Ф. Дан, один из лидеров меньшевиков, писал в те годы, что большевизм — законный отпрыск русской социал-демократии, носитель наиболее важной идеи нашего времени — социализма. Да, большевизм сделал ставку на якобинские методы построения социализма, но результаты деятельности Сталина вполне сравнимы с великими реформами Петра I, а в международном плане сталинский Советский Союз — основной враг фашизма. Учитывая эти обстоятельства, русские социалисты, подчеркивает Ф. Дан, должны поддерживать СССР, подчиняя свои интересы необходимости укрепления Советской страны путем создания рабочего единства.
Как относился к своей власти Сталин, что он говорил о культе личности, в том числе культе своей собственной личности?
Сталин неоднократно выступал против концентрации власти в руках одного человека либо группы лиц, «руководящего ядра в ЦК». В частности, выступая на XII съезде партии, Сталин говорил: «Внутри ЦК имеется ядро в 10–15 человек, которые до того наловчились в деле руководства политической и хозяйственной работой наших органов, что рискуют превратиться в своего рода жрецов по руководству. Это, может быть, и хорошо, но это имеет и очень опасную сторону: эти товарищи, набравшись большого опыта по руководству, могут заразиться самомнением, замкнуться в себе самих и о