— Товар длительного пользования, с высоким маржинальным потенциалом и с неявной потребительской стоимостью.
— Это и про любовь можно сказать, — как-то грустновато сказала Маша. Но увлеченный собственной идеей Береславский — ничто его так не увлекало, как собственные идеи — даже не заметил ее сложных ассоциаций.
— Кстати, девяносто девять процентов наших покупателей приходят к нам вовсе не за искусством в теоретическом смысле, а за личным удовольствием, — продолжил профессор. — Визуальным — если им нравится картина. Или удовольствием владения дорогой вещью. Или инвестиционным удовольствием, когда знаешь, что купленный тобой товар постоянно дорожает.
— А как же все-таки насчет просто искусства?
Тут ее, как и много лет назад, перебил телефонный звонок.
Ефим Аркадьевич снял трубку, а Маша ощутила дежавю, причем в самой острой форме.
— Да, это я, — сладенько ответил Ефим Аркадьевич невидимому собеседнику. Глазки заблестели, очочки засверкали. — Конечно, приеду. Я обожаю садовые работы.
О господи! Это он-то обожает садовые работы? Да он лопату хоть раз в жизни в руках держал?
— Да, Людочка. Назначайте время, вы же знаете, я всегда рад вас видеть. Дорогу найду по навигатору. Целую, — и, закончив куртуазную беседу, аккуратно повесил трубку.
«Слава богу, что Людочка, — подумала Ежкова. — Тогда вроде Танечка была». А то бы вообще было ощущение, что она нырнула в синхродыру, оказавшись на десять лет в прошлом.
— Так вот, что касается искусства, — как ни в чем не бывало продолжил профессор (преподавание, Мария знала, он не бросил), — искусство здесь, несомненно, присутствует, — обведя рукой стены, успокоил ее бывший препод. — Прежде чем раскручивать нового художника, мы, кроме моего нюха, — его нос ощутимо задвигался, — пропускаем автора через жесточайшее сито из самых разных экспертов-искусствоведов, как в хорошем музее. А моя главная фишка в том, что я теперь знаю еще с десяток критериев промотируемости художника. И талант — лишь один из этих критериев. Правда, важный, — великодушно добавил он, заметив Машкино изумление.
— А с картинами… — осторожно начала она, — не скучно? Каждый день ведь.
— Не-а, не скучно, — ответил Береславский. — К тому же, не каждый день, а лишь когда захочу. Или когда жду клиента.
— А в остальное время?
— Ну, у меня разные проекты. Стараюсь, чтоб они не были тривиальными.
И рассказал про свой нетривиальный проект по зарабатыванию денег на сомалийских пиратах.
Ефим Аркадьевич договорился с монархом маленькой южноафриканской державки — за очень небольшие деньги — о должности адмирала их военно-морского флота. А поскольку ранее флота не имелось, то Береславский его купил: дохлое суденышко-сухогруз в три тысячи тонн водоизмещения. И вооружил зенитной пушчонкой-скорострелкой. Вообще на коммерческие суда оружие ставить нельзя. Но теперь сухогруз был официальным военным кораблем страны с труднопроизносимым названием. Береславский даже фотку показал, себя в адмиральской форме. Золота в этой форме было больше, чем на богатой цыганке.
А дальше — все чудесатее и чудесатее.
Военный корабль под командованием — конечно, не Ефима Аркадьевича, а профессионального военного моряка — гулял вдоль пиратского побережья, за умеренную плату конвоируя гражданские суда. И даже поучаствовал в настоящем морском бою.
Расскажи Машке подобную историю кто-нибудь другой — только бы посмеялась. А фотку сочла бы фотошопом. Но — не в случае с этим… необычным, скажем так, человеком. Ежкова ни секунды не сомневалась, что Ефим Аркадьевич успел-таки поработать антипиратом. А может, и пиратом тоже.
— А почему бросили, Ефим Аркадьевич? Неприбыльно оказалось?
— Прибыльно, — ответил почему-то сразу погрустневший Ефим Аркадьевич. — Только убивать по-настоящему, даже морских разбойников, — совсем не так прикольно, как в компьютерных играх.
Вот теперь Мария Ивановна Ежкова точно знала, что все сказанное — правда. Если что и приврано — так исключительно для красоты и литературности. И еще она вдруг поняла, что ее нелинейный бизнес вполне может заинтересовать Ефима Аркадьевича Береславского. Причем не только в плане икры, но и в плане флота, пусть даже не военно-морского и без адмиральской шикарной формы.
Так оно и случилось.
Для начала он купил пять кило икры. Для себя, обожаемого. И для любимой жены Натальи. А потом легко вошел в долю, ровно на два миллиона, преобразовав джаз-кораблик в джаз-арт-кораблик. А что, целевая аудитория-то — одна и та же, перекрестный маркетинг, то бишь кросс-промоушн, штука отличная — Мария всегда была хорошей студенткой. Идея действительно лежит на поверхности. Те, кто придет слушать джаз, вполне могут приобрести безумные картины авторов галереи Береславского. И наоборот.
Они покинули бывший «Беор» через без малого два часа, чтоб обмыть сделку свежим соком в соседней кафешке. По пути Ефим Аркадьевич не пристально, но внимательно разглядел свою спутницу — Машка телом почувствовала. Если пристанет — непонятно, как себя вести.
Однако — не пристал.
Возможно, вспомнил свой ужас перед призраком педофилии, несмотря на то, что бывшая студентка заметно повзрослела.
Выпив с Машей сок, действительно оказавшийся вкусным, Ефим Аркадьевич отвез ее к метро на новом роскошном «Ягуаре» — видать, антипиратство действительно прибыльное занятие. Часы на пухлой руке остались прежние, внешне скромный «Ролекс». По-прежнему мятой осталась и синяя рубаха — Мария искренне надеялась, что новая, — по-прежнему нечищенными — модные десять лет назад остроносые башмаки.
Расстались, вполне довольные неожиданным союзом.
Машка пошла к метро, так и не сумев разобраться: хотела бы она, чтобы он к ней пристал, или нет. Было что-то притягательное в этом персонаже, чего уж скрывать…
6. Астрахань — Москва. Джама Курмангалеев
Джама улетел в Москву после обеда, на аэрофлотовском рейсе.
Отвезли его в аэропорт брат с отцом.
Перед этим посидели на реке, в ресторане-поплавке «Акватория».
День занимался жаркий, но здесь, у воды, на продуваемой палубе, было вполне комфортно.
Мимо прошел теплоход на подводных крыльях, поднял волну. Мощные, черные, со здоровенными шарнирами, трубы-компенсаторы, крепившие «Акваторию» к берегу, надежно демпфировали качку, оставив лишь приятную дрожь корпуса — мол, не забудьте, мы с вами — не на земной тверди, а на волжской водичке.
Отец завел речь о своем новом проекте — небольшом заводе, перерабатывающем газовый конденсат в моторное топливо, бензин и солярку. Конденсата дешевого — хоть залейся, моторное же топливо — дорогое и дефицитное.
— Проблем не будет? — Джама приподнял глаза вверх. Известно, что в стране с выстроенной вертикалью власти последняя подозрительно напоминала нефтяную вышку.
— Нет, — покачал головой отец. — Не будет. Наоборот. Дефицит на бензоколонках властям невыгоден. Люди злятся. Да и мощности небольшие, ничьих интересов не затрагивают. Так, мелочишка в масштабах страны.
— Тогда очень даже перспективно, — оценил Джама.
— И деньги есть, — вступил брат. — На все про все нужно двадцать миллионов.
— Рублей? — усомнился капитан.
— Евро, — улыбнулся брат. Впрочем, для капитана милиции Курмангалеева что двадцать миллионов рублей, что двадцать миллионов евро были все равно неким мифическим количеством денег.
— Сынок, может, возьмешься? — с надеждой спросил отец. — С кредитом я договорился. Сбербанк наш дает, на очень неплохих условиях. Да и своих вложим, чего их складывать.
— Давай, а? — это уже брат, взял Джаму за руку.
— Сам справишься, — улыбнулся капитан брату.
— Может, и справлюсь, — расстроился брат. — Но лучше бы я был твоим заместителем. Ты же старший.
Джама беседы не поддержал, доели хорошо приготовленный бараний шашлык без дополнительных обсуждений. Потом сошли по широким сходням на берег. Там уже готовилась площадка под какое-то вечернее мероприятие — астраханская набережная была излюбленным местом отдыха горожан. Не задерживаясь, прошли прибрежную пешеходную зону и сели в машину брата.
В дороге почти не говорили. Да и дорога до астраханского аэропорта занимает пятнадцать минут.
Отец был расстроен, брат, как всегда, невозмутим.
Не такую карьеру отец в мечтах строил для старшего сына. Тот вполне мог бы стать хозяином крупной диверсифицированной компании. И не только поддержать ее, но и развить, усилить. Его упорства и целеустремленности очень не хватало Джаминому брату.
Ох, сколько раз все это обсуждалось, и один на один, и с семьей.
Но упорство и целеустремленность или есть — и тогда уже во всем, — или нет. И тогда тоже во всем.
Отец постепенно смирился: с малым званием сына, с его личной неустроенностью, с готовностью ввязываться в истории, от которых благоразумному человеку следует держаться подальше. Он не был способен смириться лишь с тем, что любимый сын в любой момент своей странной жизни мог нарваться на нож или пулю.
Нет уж. Пусть делает, что хочет и как хочет. Лишь бы был жив и здоров.
Отец искоса с нежностью посмотрел на своего первенца. Господи, как же он его любит!
Прощались прямо у трапа: брат купил Джаме билет в бизнес-класс. Джама был недоволен, но не устраивать же сцены в аэропорту.
С деньгами вообще постоянно возникала неловкая ситуация. Отец подарил сыну дорогой внедорожник. Но тот жрал столько бензина, что милицейской зарплаты вряд ли хватило бы на его прокорм. И механика вручения непутевому сыну/брату денег стала сложным и тонким, а главное — перманентным семейным процессом. Джама никогда не взял бы деньги просто так, приходилось вспоминать все праздники и отмечать все события, за которые можно было без риска наделить непокорного мента некими финансами.
Вот и сейчас брат сунул капитану пачечку денег, объяснив, что забыл вручить подарок на день рождения.
На самом деле подарок был вручен общий и совсем не хилый — двухкомнатная квартира в старом городе. Но лично брат действительно ничего не дарил, так что Джама, улыбнувшись, деньги взял.