35 См. многие его тексты из этой газеты в сб.: За смутные годы: Публицистические статьи и речи А.А. Башмакова. СПб., 1906.
36 Краткий очерк карьеры и взглядов Башмакова см.: Смолин М. Идеолог имперского панславизма и национализма Александр Александрович Башмаков [http://fondiv.ru/articles/62/]. Его роль в журнале Revue contemporaine здесь не упоминается.
37 В 1912 году под псевдонимом Вещий Олег вышел небольшой сборник стихотворений Башмакова «Славянские струны».
38 В 1917 году приветствовал победу большевиков; впоследствии провел несколько лет в Турции, стал апологетом политики М. Кемаля.
39 Впоследствии – посол Франции в СССР (1921–1931).
40Du Ch. A. Le mois Russo-finlandais // Revue contemporaine. 1911. 5 (18) décembre. № 37. P. 603–608.
41 Editorial. Les «loyautés» de Helsingfors // Revue contemporaine. 1911. 20 mai (2 juin). № 24. P. 354.
42Du Chayla A. Ivan Porphyrevitch Filiévitch // Revue contemporaine. 1913. 2 (15) février. № 66. P. 53, 54.
43Du Chayla A. Le Séparatisme Ukrainien, ses origines et ses destinées // Revue contemporaine. 1913.14 (27) septembre. № 99. P 165–169; 28 septembre (11 octobre). № 101. P. 194–198; 12 (25) octobre. № 103. P. 229–231; 26 octobre (8 novembre). № 105. P. 258–260; 2 (15) novembre. № 106. P. 279–281; 16 (29) novembre. № 108. P. 298–301.
44 Подтверждение того, что за псевдонимом скрывается дю-Шайла, дано в статье: Maximovitch A. L’Evolution des relations russo-magyares // Revue contemporaine. 1914. luin. № 118. P. 134–136.
45 См., например: du Chayla A. L’œuvre russe hors de Russie en 1912 // Revue contemporaine. 1913.9 (22) février. № 67. P. 69–71; 16 février (1er mars). № 68. P. 86–88.
46 Du Chayla A. La Dynastie Nationale des Romanoff et l’Unité de la Russie // Revue contemporaine. 1913. 23 février (8 mars). № 69–70. P. 108.
47Maximovitch A. L’Evolution des relations russo-magyares <…> // Revue contemporaine. 1914. luin. № 118. P. 134–136.
48 См.: Бобринской В.A. Пражский съезд. Чехия и Прикарпатская Русь. СПб., 1909.
49Du Chayla A. L’Europe et les victoires slaves // Revue contemporaine. 1912. 20 novembre (3 décembre). № 60. P. 428.
50 Ibid.
51Maximovitch A. Quelques notes sur la Vieille Serbie // Revue contemporaine. 1913. 2 (15) mars. № 71. P. 129.
52Du Chayla A. Pages d’histoire bulgare. Le Tsar Siméon (suite) // Revue contemporaine. 1913. 6 (19) avril. № 76. P. 203.
53Maximovitch A. Les destinées historique du Mont-Athos // Revue contemporaine. 1913. 27 juillet (9 août). № 92. P. 52–53.
54Baschmakoff A. Editorial // Revue contemporaine. 1913. 2 (15) novembre. № 106. P. 275.
55Du Chayla A. A propos du Procès de Kieff // Revue contemporaine. 1913.5 (18) octobre. № 102. P. 217, 218.
56Дю-Шайла A.M. С.A. Нилус и «Сионские протоколы». С. 3.
57 Отметим, что статья дю-Шайла цитируется полностью даже теми, кто отрицает его свидетельство о подложном характере ПСМ.
Нина ПерлинаРазговор Мандельштама с Герценом о «Федре» и Рашели
НАКОНЕЦ Я УВИДЕЛ РАСИНА ДОМА, УВИДЕЛ РАСИНА
С РАШЕЛЬЮ – И НАУЧИЛСЯ ПОНИМАТЬ ЕГО.
Я НЕ УВИЖУ ЗНАМЕНИТОЙ «ФЕДРЫ»
В СТАРИННОМ МНОГОЯРУСНОМ ТЕАТРЕ.
В 1992 году, готовя аспирантский курс по русской литературе первой половины XX века, я заметила, что от двух тематико-поэтических «гнезд» стихотворений Мандельштама тянутся ассоциативные связи к Герцену, к его дневникам, письмам 1847 года, отправленным в Россию вскоре по прибытии в Париж, «Письмам из Франции и Италии», книге «С того берега» и к повторным переосмыслениям переживаний конца 40-х – начала 50-х годов в «Былом и Думах»1. Наблюдение требовало проверки и подтверждения: необходимо было доказать общность или сходство культурно-исторических представлений Герцена и Мандельштама, а заняться столь серьезным исследованием я тогда не могла. Теперь, после появления убедительных работ Софьи Гурвич-Лищинер о контактах эссеистики Мандельштама с философской прозой Герцена2, кажется возможным развернуть доказательство этой связи. Здесь я рассматриваю только одно из названных поэтических гнезд лирики Мандельштама.
На поверхностном уровне, включающем перекличку цитат, ассоциации между циклами философско-мемуарной прозы Герцена и гнездом стихотворений из книг «Камень» и «Tristia» касаются тем: «старинный многоярусный театр» эпохи Расина; Федра в исполнении Рашели и «величавость, рельефность» расиновского стиха; актеры на сцене, «как статуи на пьедестале», и среди них – Рашель, «с этими чертами, резкими, выразительными, проникнутыми страстью»3.Сходство культурноэстетических представлений Герцена и Мандельштама иллюстрируется рядом совпадений:
ГЕРЦЕН О РАШЕЛИ В РОЛИ ФЕДРЫ
Как теперь вижу эти гордо надутые губы, этот сжигающий, быстрый взгляд, этот трепет страсти и негодования, который пробегает по ее телу! а голос – удивительный голос! – голос, который походит и на воркованье горлицы и на крик уязвленной львицы. Она может сделаться страшна, свирепа… «до ехидного выражения»
(V, 52–53)
МАНДЕЛЬШТАМ О РАШЕЛИ, ФЕДРЕ, АХМАТОВОЙ
Зловещий голос – горький хмель —
Души расковывает недра:
Так – негодующая Федра —
Стояла некогда Рашель…
(49)
Расплавленный страданьем крепнет голос,
И достигает скорбного закала
Негодованьем раскаленный слог
(58)
Твое чудесное произношенье —
Горячий посвист хищных птиц;
Скажу ль: живое впечатленье
Каких-то шелковых зарниц
(69)
Сей профиль женственный с коварною горбинкой!..
(57)
Черты лица искажены
Какой-то старческой улыбкой
ГЕРЦЕН О ТЕАТРЕ РАСИНА
Téâtre Français познакомил меня с одним драматическим автором, которого я не знал… С Расином.
– Неужели вы его прежде не читали? – спрашиваете вы, краснея за меня. – За кого же вы меня принимаете —
A peine nous sortions des portes des Trézène
Il était sur som char…
Я его твердил на память лет десяти, а потом читал лет пятнадцати… Наконец я увидел Расина дома, увидел Расина с Рашелью – и научился понимать его. Это очень важно, важнее, чем кажется с первого взгляда, – это оправдание двух веков, то есть уразумение их вкуса. Расин встречается на каждом шагу с 1665 года и до Реставрации; на нем были воспитаны все эти сильные люди XVIII века <…>. Робеспьер возил свою Элеонору в Téâtre Français и дома читал ей «Британика», наскоро подписавши дюжины три приговоров. Людовик XVI в томном и мрачном заточении читал ежедневно Расина с своим сыном и заставлял его твердить на память <…>. И действительно, есть нечто поразительно величавое в стройной, спокойно развивающейся речи расиновских героев; диалог часто убивает действие, но он изящен, но он сам действие; чтоб это понять, надобно видеть Расина на сцене французского театра: там сохранились предания старого времени, предания о том, как созданы такие-то роли Тальмой, другие Офреном, Жорж (V, 50–51).
МАНДЕЛЬШТАМ
Будет в каменной Трезене
Знаменитая беда,
Царской лестницы ступени
Покраснеют от стыда
(59)
Я не увижу знаменитой «Федры»,
В старинном многоярусном театре <… >
Я не услышу обращенный крампе,
Двойною рифмой оперенный стих <…>
Театр Расина! Мощная завеса
Нас отделяет от другого мира;
Глубокими морщинами волнуя,
Меж ним и нами занавес лежит <…>
Я опоздал на празднество Расина…
Вновь шелестят истлевшие афиши <… >
И словно из столетней летаргии
Очнувшийся сосед мне говорит:
– Измученный безумством Мельпомены,
Я в этой жизни жажду только мира;
Уйдем, покуда зрители-шакалы
На растерзанье Музы не пришли!
Когда бы грек увидел наши игры…
(58)
Герцен и Мандельштам цитировали одни и те же строки Расина о «каменной Трезене», о «ступенях царской лестницы», залитых краской стыда и крови (Мандельштам), о воротах города, из которых колесница Ипполита рвется навстречу смерти (Герцен). Для обоих строки расиновской «Федры» отдавались эхом в эпохах кровавых, позорных и героических. У Герцена – Робеспьер, обреченный гильотине Людовик XVI и его сын, а в книге «С того берега» и «Былом и думах» – ужасные дни расправы с революцией в июне 1848 года; у Мандельштама – вполоборота повернувшаяся к трагическим временам в истории «печаль» Рашель-Ахматова и строки, вводящие мотив русских казней, – «сорвут платок с прекрасной головы» (Ахматова – боярыня Морозова).
Герцен и Мандельштам, обращаясь к Расину, не искали прямых аналогий с современностью, ибо знали: «Входя в театр смотреть Расина <.. > вы входите в иной мир, имеющий свои пределы, свою ограниченность, но имеющий и свою силу, свою энергию и высокое изящество в своих пределах». «Греческие типы, статуи, герои трагедий» не тем важны, что они удовлетворяют или не удовлетворяют современным эстетическим критериям (V, 51,52), а тем, что они идею бессмертного и вечного приобщают к живому чувству настоящего: «Спадая с плеч, окаменела ложноклассическая шаль…» (48)