В этой связи О. Берггольц резко критикует поэму С. Кирсанова „Небо над Родиной“, поражающую читателя своей дисгармоничностью»9. «– Я очень люблю музыку, – сказала Вера Инбер, – но я не могу себе представить такое душевное состояние, при котором мне бы захотелось слушать произведения Шостаковича»10. Зато Вера Инбер на пленуме ССП горячо хвалила Федора Белкина, у которого, по мнению Ан. Тарасенкова, было много «чисто внешней созерцательности. Он любит „нейтральные“ сюжеты. То напишет о коварной щуке, которую рыболов выволок на берег, то о земле Подмосковья, которая пахнет „грибами и малиной“; то о какой-то странной девице, которая подбирает окурок любимого: „Завернула в переулок – на траве дымит окурок, подобрала и курила – будто с милым говорила“»п. Но созерцательность Белкина оказалась еще полдела. Дело Федора Парфеновича развернулось десять лет спустя, когда в телевизоре узнали его знакомые по войне, и оказался Белкин то ли гитлеровским провокатором, который «был внедрен в партизанский отряд и в удобный момент вывел на него карателей»12, то ли просто чином оккупационной жандармерии13.
А в Нью-Йорке Шостаковича («Золотой век» в Карнеги-холле) и Прокофьева (реситаль Сони Португаловой) слушали14. Эсдек Юрий Денике (когда-то делавший доклад о «Медном всаднике» в пушкинском кружке Вячеслава Иванова) вздыхал в Нью-Йорке: «Опера„Великая дружба“ была только поводом, чтобы пересмотреть вопрос о музыкальной политике и найти для музыки наиболее невинное место в системе исцеления раненых душ. Россией правят ученики Великого Инквизитора. <…> Удастся ли грандиозный замысел? Удастся ли диктатуре Великого Инквизитора убедить советских людей в том, что они только тогда и будут свободными, когда откажутся раз навсегда и от свободы и от мечты о ней?»15
О чем говорили п апреля 1948 года?
Москва – о Пастернаке, евреи – о Палестине, те и другие – о шахматах и футболе. О Пастернаке: «Недавно в разгар литературного вечера в Политехническом музее „За мир, за демократию“ приехал Пастернак. Когда Пастернак вышел на эстраду, почти весь зал поднялся с мест, аплодируя. Потом, когда Пастернак читал стихи, его вызывали неутомимо. Регламент был сломан. Не дожидаясь конца выступления, остальные участники вечера – поэты и писатели – поднялись из-за стола и вышли. Остался зал наедине с „объевшимся рифмами всезнайкой^ Что же это? Как об этом думать?»16 О Палестине (до провозглашения Государства Израиль оставалось 34 дня): «.. представитель США в общих чертах изложил план, предусматривающий установление на неопределенный срок опеки Объединенных наций, которая должна сохраняться до тех пор, пока большинство членов арабской и еврейской общин Палестины не договорится о плане создания правительства. <.. > Вице-председатель Высшего арабского комитета Джемаль-эль-Хуссейни <… > заявил, что арабы отклонят предложение об опеке. В то же время Еврейское агентство передало представителям печати заявление, в котором отклоняет новый американский план как „попытку сохранения под руководством организации Объединенных наций политики, намеченной в Белой книге 1939 года, которая принесла только страдания и смерть евреям и кровопролития и хаос в Палестине“»17. «Советская делегация считает неприемлемыми новые американские предложения и будет голосовать против этих предложений. Она по-прежнему считает, что принятое решение о разделе Палестины является правильным решением»18. «Комментируя сообщение о том, что гитлеровцы участвуют в арабских войсках, вашингтонский корреспондент агентства Интернейшнл Ньюс С. Диксон заявил, что, по сообщениям арабов, среди них имеется много эсесовцев, причем некоторые из них служили в африканском корпусе Роммеля и бежали из лагерей военнопленных в Египте, а многие из Германии»19. «Иерусалим, и апреля. Арабский командир в районе Мошмер Хаемек заявил, что в еврейских отрядах против арабов сражаются русские офицеры»20. Удрученные непрекращающимся кровопролитием на земле Израиля доброхоты предлагали перенести будущее еврейское государство в Эритрею21, а на это им указывали, что, во-первых, Эритрея должна принадлежать Эфиопии, во-вторых, не место это для расселения евреев, равно как и любого другого из европейских народов – не живется им там, и в-третьих – не хотят евреи в Эритрею22.
О Палестине вспоминали и по другому поводу – вечером 10 апреля Йельский университет объявил о находке кумранского свитка Книги Исайи23.
О шахматах – в Колонном зале Дома Союзов Пауль Керес выиграл в тот день на 26-м ходу у Макса Эйве в n-м туре чемпионата мира.
В то воскресенье в Сухуми ЦДКА играл с «Зенитом», москвичи победили. В Гаграх московское «Динамо» со счетом 6:о победило «Крылья Советов». По два мяча забили Константин Бесков и Василий Карцев, по одному – Александр Терешков (на следующий сезон он, забивной, ушел в минское «Динамо» под крыло Лаврентия Фомича Цанавы, министра госбезопасности БССР, открывшего отчетный год убийством Михоэлса) и Владимир Савдунин. «Победитель „Норчепинга“ продемонстрировал слаженную, коллективную игру и добился бесспорного преимущества»24.
34 по горизонтали – вождь восстания рабов в Древнем Риме (7 букв). 44 по вертикали – опера Верди (4 буквы)25.
В тесных каморках говорили о состоявшемся 10 апреля на семинаре лекторов обкомов докладе Юрия Жданова «Современные вопросы дарвинизма», в котором тот атаковал лысенковский прогресс и агрикультуру. Недовольство хозяина было перенесено с сына на отца, и тут зримо дал течь баркас судьбы А.А. Жданова26.
Филологи толковали о дискуссии о Веселовском. 1 апреля на ученом совете ленинградского филфака порочность своей книги признал Пропп, политическую, а следовательно, и научную неправильность своей позиции – Жирмунский, недостаточность своей идейной борьбы с буржуазным Западом – Эйхенбаум, застарелую болезнь веселовщины – Долинин. Отсутствовавший Томашевский на другой день писал в университетской многотиражке: «Борьбу с космополитизмом в литературоведении я считаю насущной не только потому, что космополитизм заводит нас в тупик, но и потому, что служит силам мировой реакции»27. Ранее Томашевский написал к однотомнику Достоевского «примечания в духе того претенциозного и, к счастью, уже отживающего академического объективизма, при котором автор не только боится современности, но даже по отношению к идейной борьбе прошлого остерегается высказать свою точку зрения»28. Но он хоть не «допустил искажение светлого облика великого русского поэта», как Исаак Нусинов (умер от побоев в Лефортовской тюрьме)29. Учителя литературы говорили о недостатках учебника Л. Тимофеева: «Как показаны отдельные советские писатели в учебнике? На Д. Бедного отведено два десятка строк петитом; Л. Андреев занимает в учебнике в пять раз больше! Макаренко занимает столько же, сколько и Л. Андреев, – полторы страницы! Н. Островский – две с половиной страницы, т. е. немногим больше, чем Л. Андреев, и раз в пять меньше, чем Брюсов!»30
И о снабжении: «Приблизительно в середине марта в Ленинграде из-за недостатка продовольствия у магазинов стали образовываться огромные очереди, – сообщал информатор нью-йоркского журнала, может быть, излишне доверяясь драматизирующей молве. – Люди становились в очередь накануне и стояли по ночам. Выражалось открытое недовольство властью, и даже, чего раньше никогда не было, открыто ругали „хозяина“. В одном месте толпа разгромила магазин. Была вызвана милиция, которую избили, а автомобиль, привезший милиционеров, сожгли. Порядок, правда, довольно быстро восстановили. Повсюду у магазинов были выставлены большие наряды особых войск МГБ. Через несколько дней продовольствие снова появилось: его подвезли в спешном порядке. Но в течение нескольких дней улицы Ленинграда напоминали февральские дни 1917 года.
Приблизительно такие же сцены наблюдались в то же время и в Москве, и в других крупных центрах. Перебои в подвозе продовольствия объясняют недочетами в транспорте, который сильно хромает.
В населении почти всеобщее недовольство властью, вызываемое главным образом совершенно вопиющим неравенством: советские вельможи живут в роскоши, своего привилегированного положения не скрывают и даже афишируют его, – в то время как огромная масса населения ведет полуголодное существование и дрожит за завтрашний день»31.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 апреля 1948 года были снижены цены (Владимиру Высоцкому было десять лет: «Было дело, и цены снижали. И текли, куда надо, каналы и в конце, куда надо, впадали») на товары широкого потребления: автомобили, мотоциклы, велосипеды, швейные машины, фотоаппараты «Москва», папиросы, радиоприемники «Рекорд», парфюмерию, баяны, бинокли театральные – 10 %, аккордеоны – 12 %, охотничьи ружья – 15 %> водку, ликеры, пиво, кетовую икру, ювелирные серебряные и медные галантерейные изделия, галантерею из пластмассы32, патефоны – 20 %.
Враг внешний в этом сезоне сначала были греческие монархисты. «По Москве метель метет, как войска в походе. В комсомольский комитет девушка приходит. Говорит секретарю или заместителю: —Я вам правду говорю! В Грецию пустите! Ей в ответ спокойный бас тоном уговаривающим: – С монархистами без вас справятся товарищи… А она: – Я не могу не помочь товарищам! И в окне Олимп в снегу – туча проплывающая. – Я бы, девушка, и сам – хоть сегодня, в танке! Комсомолки есть и там – смелые! Гречанки! И ребята есть у них – сердцу дорогие..»33 Коммунистическое восстание в Греции провалилось, но оно казалось генеральной репетицией восстания в Италии, где коммунисты предвкушали свою победу на выборах. 7 апреля Бенуа писал Добужинскому из Парижа в Вашингтон: «Продолжаем оплакивать нашу Отчизну <…>. А между тем, что дни грядущие нам готовят. Пожалуй, еще и погонит куда-нибудь набегающая с востока гроза. Еще худшее впереди. И вот это переселение совершенно угнетает, деморализует