– В общем-то да, – неуверенно отвечаю, изнывая от желания потереть шею.
Меня останавливает то, что таким действием только размажу пот, и он впитается в воротник рубашки. И чего Ирму не послушала? Надела бы что полегче.
– А знаешь что, Вера? – Тихон странно смотрит на меня. Приподнимаю бровь.
– Гордей здесь живет дольше нас с Ирмой. – Он переключается на соседа: – Покажешь ей окрестности?
– Да.
– Вот и отлично. – Дядя подходит ко мне и, понизив голос, добавляет: – Попробуй с ним подружиться. Он хороший парень.
– Д-да, – сглатываю ком, опуская козырек кепки.
Парень, может, и хороший, но при свете луны мои прыщи не так заметны.
– Ко скольким часам ее вернуть? – спрашивает Гордей.
– Не позднее десяти вечера, – подчеркивает дядя.
Он машет нам рукой и возвращается в дом. Меня накрывает дрожь. Страшно и стыдно одновременно.
– Э-э, прости, но я кое-что забыла дома… – пытаюсь от-болтаться и пячусь.
– Чего ты передо мной сцену разыгрываешь? Ты же сказала Тихону, что готова. Пойдем, у нас и так мало времени, чтобы тратить его на продолжительное знакомство.
Стою не двигаясь. Может, я ему быстро надоем и он сам уйдет? Правильно. Надо просто хорошенько его выбеси…
– Тук-тук! – Гордей постукивает по козырьку кепки, а потом приподнимает его, держа двумя пальцами.
Оказывается, он ненамного выше. Его глаза рассматривают меня как диковинное животное. С таким же интересом дети обычно подносят лупу к муравьям, не подозревая, что могут их случайно сжечь.
– Если ты сейчас не пойдешь, я стяну ее с тебя, – предупреждает Гордей.
– Не смей.
– Считаю до трех: один, два…
– Ладно-ладно! – Отпихиваю его руку и нервно поправляю кепку. – Пойду я. Только не трогай ее.
Гордей идет впереди, я плетусь за ним. Что обычно люди говорят в такой ситуации? Благодарят за чудесное спасение?
Приглашают в гости? Оглядываюсь на удаляющийся дом дяди. Я и при маме-то редко кого звала к себе, а тут лучше не наглеть. Да и потом я ничего об этом парне не знаю, кроме имени, странного увлечения и того факта, что он общается с Тихоном на «ты».
– Давно знаешь моего дядю?
– С десяти лет.
– А сейчас тебе сколько?
– Шестнадцать, как и тебе.
Настороженно останавливаюсь:
– Откуда знаешь?
– Посмотрел твой профиль в соцсетях. – Гордей усмехается. – Думаешь, великая тайна? – Он поворачивается и добавляет: – Кстати, ты уже второй раз устраиваешь мне допрос.
Отвожу взгляд. Этого парня, похоже, вообще ничего не смущает.
– Не торопись, можем тут весь день под солнцем загорать, – нагнетает Гордей.
– Слушай, чего ты ко мне прикопался? – Меня охватывает раздражение. – Давай просто каждый пойдет своей дорогой.
– Так же, как ночью?
В руке скрипит маркер, так сильно его сжимаю.
– Да хоть бы и так.
– Нет, не пойдет. Тихон мне тебя доверил, так что придется тебе, городская принцесса, сегодня везде ходить со мной.
Растерянно моргаю. Как он меня назвал?
– А ну-ка повтори, – требую сквозь стиснутые зубы.
Усмешка на лице Гордея становится еще шире. Разрез глаз сужается и кажется лисьим.
– Что, не нравится, когда называют городской принцессой?
– В каком месте я принцесса? – Размахиваю руками, едва не роняя блокнот и маркер. – На мне нет ни платьев, ни туфель, а все лицо в прыщах!
Выпалив последнее, замолкаю и стремительно краснею, обмахиваясь блокнотом.
Гордей приближается и подается вперед, чуть склонившись.
– Ну, пока ты не сказала, я и не замечал, – хмыкает он. – Да ладно, хватит рисоваться. Пошли, я тебе домашней газировки налью.
Гордей уходит вперед. Я следую за ним. Между нами словно разрушился невидимый барьер.
На крыльце Гордей снимает шлепки и произносит:
– Не говори маме о том, как мы познакомились.
– И что мне ей сказать, если спросит?
– Что Тихон попросил меня за тобой присмотреть.
– Ладно, – соглашаюсь, – только если ты больше никогда не назовешь меня городской принцессой.
– Идет. – Гордей раскрывает дверь и жестом приглашает меня войти первой.
В доме сильно пахнет корицей. Он полностью деревянный, одноэтажный и с вытянутой крышей. Возможно, здесь даже чердак есть.
– Давай заглянем к маме. Не знаю, дома она или нет, – предлагает Гордей.
Мы проходим вглубь дома. Остановившись перед белой дверью с белой табличкой «Кабинет» (слова выведены красивым леттерингом и тиснены красной фольгой), Гордей одними губами просит: «Не сболтни лишнего». Киваю. Можно подумать, что я злостная выдавальщица секретов.
Дверь приоткрывается. Внутри светлая просторная комната с белой мебелью на ножках, добавляющих ощущение пространства, светло-серыми шторами и махровым ковром. За рабочим столом в кресле сидит блондинка с коротким каре и сосредоточенно печатает текст на беспроводной клавиатуре. Услышав щелчок, она поворачивается. Ее глаза и улыбка такие же, как у Гордея.
– Привет?.. – ее голос приподнимается в конце слова.
– Мам, это Вера, племянница Тихона. Вера, это моя мама.
– Можешь звать меня Аленой. – Она подходит к нам и протягивает мне руку. Неловко пожимаю ее.
На Алене свободная светлая рубашка с расстегнутыми пуговицами воротника, но не открывающая зону декольте, и светло-голубые джинсы. Босоножки со стразами, а ногти покрыты голубым лаком.
– Вы с Тихоном похожи, – замечает Алена.
Ее взгляд будто раскрывает все мои тайны, слой за слоем, и от этого становится не по себе.
– Мам, не начинай, ладно? Мы зашли поздороваться, а сейчас уходим… – Гордей начинает разворачивать меня за плечи.
– Да-да, идите. Только не шалите. – Алена усмехается, держась за дверь. – Была рада с тобой познакомиться, Вера.
– Взаимно, – мямлю я, и мы с Гордеем уходим в кухню.
Принюхиваюсь – пахнет свежей выпечкой.
– Попробуй. – Гордей поднимает салфетку с тарелки на столе. – Овсяное.
Он достает из холодильника пластиковую бутылку с водой, подставляет в аппарат и наполняет воду газом.
– Барбарис или Тархун?
– Э-э… барбарис.
Гордей наливает сироп в бутылку, и вот перед нами домашняя газировка.
– Держи. – Гордей протягивает стакан с красной водой.
Принюхиваюсь и пробую.
– Ну как?
– Вкусно. – Поглядываю на печенье.
Мою руки и пробую одно.
– Никогда не пробовала такого вкусного печенья! – Силюсь не схватить еще одно. Хочется слизать крошки с пальцев, но вместо этого споласкиваю их. Если подсяду на выпечку, то меня разнесет.
– Так куда тебя отвести в первую очередь? – спрашивает Гордей.
Пожимаю плечами. Неоднозначные ответы – лучшая защита, когда не хочешь обсуждать тему с малознакомыми людьми.
– Мне не хочется куда-то идти, – нехотя признаюсь. – Я думала, что мы с дядей отойдем куда-нибудь недалеко и я смогу порисовать.
– Знаю, что художники не очень-то любят, когда их об этом просят, но нарисуй меня.
– Ты уверен? – усмехаюсь.
Бедняга. Он еще не знает, о чем просит.
– Что, не подхожу на роль натурщика?
– Дело не в этом.
Лучше признаюсь сразу, тогда он отстанет:
– У меня плохо получаются мужские фигуры. Вот прям совсем.
– Тренируйся, рисуя меня.
В другой ситуации я бы долго обдумывала его предложение.
– Только не жалуйся, что первые три сотни, если не тысячи, твоих портретов получатся уродскими.
– Я думаю, ты преуменьшаешь свои таланты. – Гордей поднимает стакан с остатками газировки: – За начало сотрудничества! – И допивает.
Мы решили никуда не ходить и расположились в комнате Гордея. Из мебели у него огромный шкаф, широкий рабочий стол с выдвижной боковиной и кровать. На столе лежат аккуратно свернутые куски ткани, на выдвижной части располагается швейная машинка.
– Твоя мама увлекается шитьем? – усаживаюсь в кресло-пуфик.
Оно так приятно обволакивает спину, что я могу застрять тут до самого вечера.
– Почему ты так решила?
Пожимаю плечами.
– Я.
– Что «ты»?
– Я шью. Наряды для косплея довольно дорогие, поэтому сам ими занимаюсь.
– Никогда не встречала парня, любящего шить.
– Судя по всему, ты и мир-то особо не видела, – подкалывает Гордей.
Становится обидно, хоть и понимаю, что на правду не обижаются.
– Ну? Какую позу мне принять? – меняет тему Гордей.
Сложно. Сложно вот так сказать человеку, чего ты от него хочешь, когда сам еще ничего не придумал.
– Лучше сядь, это надолго. И предупрежу сразу: первые эскизы всегда самые корявые.
– А кепку не хочешь снять?
Блин, у меня же целое гнездо под ней.
– Нет.
– Твое право. Но что-то мне подсказывает, что ты зря комплексуешь.
Пока он говорит, делаю набросок.
– Ты прав, у меня есть комплексы. Но от них не так-то просто избавиться. – И добавляю вполголоса: – Как и от прыщей.
– Значит, я помогу тебе от них избавиться. И от комплексов, и от прыщей. – Гордей улыбается без издевки, искренне.
И почему меня всегда окружают чудилы? Сначала дядя, теперь он.
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты странный?
– Постоянно.
Опускаю глаза и продолжаю выводить линии. Улыбка трогает мои губы. Надеюсь, Гордей этого не заметил.
Сидим в комнате до самого ужина. Прервавшись, и он, и я потягиваемся. Косточки Гордея хрустят громче.
– Пойдем поедим щавелевый суп. – Он раскрывает дверь и пропускает меня.
– Ничего, что я буду есть у тебя? Может, мне лучше сходить к дяде?
– Это же просто суп, – Гордей качает головой. – Или ты думаешь, что я тебя отравлю?
Он ставит кастрюлю на плиту. Озираюсь в поисках микроволновки, но ее нет.
– Не ищи, мы всегда все на плите подогреваем. Так еда не теряет влагу, – не оборачиваясь, поясняет Гордей.
– А твоя мама не спустится на ужин?
– Она ест по расписанию, а оно зависит от работы. Мама очень занятая. – Гордей улыбается. Его распирает от гордости, даже осанка изменилась: расправил плечи, чуть вскинул подбородок.