«Ты понимаешь, почему я так сделала, Гордей?»
Я покачал головой.
«Теперь мы живем вдвоем, и хочешь ты этого или нет, но мы – всё, что осталось от нашей семьи. У тебя нет бабушек и дедушек, нет отца, – ее голос дрогнул. – Никто, кроме меня, тебя не защитит. И если ты будешь меня обижать, мне придется отдать тебя кому-то другому. Ты этого хочешь?»
«Конечно, нет, мамочка!» – я сложил ладони в молящем жесте и переступил с ноги на ногу.
«Обними меня, и я все тебе прощу», – она раскинула руки, и я ринулся к ней в объятия.
– И что, сейчас у тебя нет никакого страха перед приютами?
– Я уже большой мальчик, – усмехается Гордей. – Кроме того, с тех пор я не извожу маму и ей со мной хорошо. Вернее, нам обоим хорошо друг с другом.
– А ты, оказывается, пакостник.
– У всех бывают черные дни. Папа был для меня примером, я равнялся на него. Однажды я играл на заднем дворе и услышал, как хлопнула входная дверь. Я выбежал к воротам, чтобы проверить, все ли в порядке. Взъерошенный папа кричал маме, что больше никогда не хочет видеть «ни ее, ни ее выродка». Я позвал папу, а он, не оглянувшись, сел в машину и уехал. Все, что я увидел на прощание, – его раскрасневшееся лицо и широкую спину. И грязь из-под колес его автомобиля, прилетевшую мне в лицо, когда он газанул со всей силы…
– Ой…
Гордей так откровенен со мной, хотя мы знакомы совсем недолго. Как-то неловко.
– Я знаю, о чем ты думаешь, но моя мама меня не нагуляла. Просто… для отца это был предлог бросить семью, повесив на маму долги. В день, когда я утопил ее работы, она ждала повышения. Так вышло, что повысили другого сотрудника, и ее проекты все равно бы не пригодились. Но мама так просто не сдалась и открыла свое дело. Угадаешь, кто ей с этим помог? – Гордей пытливо смотрит на меня.
– Тихон? – предполагаю я.
Он кивает.
– Да ну, правда?
– Ага. Мама открывала дело сама, но начинать с нуля сложно. Нужно создать портфолио, добросовестно и качественно выполнить первые заказы, чтобы клиенты запустили сарафанное радио. Чтобы бизнес начал расцветать, в него нужно вложить немалые средства прежде, чем он принесет прибыль. Я тогда мало что понимал в происходящем, поэтому просто оставлял маму одну.
Однажды она пришла домой, взяла меня за руку и куда-то повела. Я испуганно поинтересовался, не собирается ли и она меня бросить? Мама рассмеялась и сказала, что хочет познакомить кое с кем. Так мы встретились с Тихоном. Тогда у него еще не было татуировок на руках.
– О! Ты знаешь, как они появились?
– Конечно, знаю. Но обо всем по порядку, ладно?
– Ладно. Только не забудь рассказать про тату!
Гордей складывает пальцы символом «ок» и продолжает:
– Предположи, что удивило меня больше всего в твоем дяде.
– М-м, борода?
– Холодно.
– Его дом?
– Очень холодно.
– Блин… – Морщусь, придумывая вариант поинтереснее. – Не знаю! Нестандартное мышление?
– Сдаешься?
– Да. Говори уже.
– Он был моим учителем. Ну, не только моим, конечно.
У меня отваливается челюсть, но я быстро закрываю рот. Дядя – учитель?
– А какой предмет он вел?
– ИЗО.
– Ого… А как же тогда ему разрешили работать в школе с татуировками?
– Не торопи события. – Гордей улыбается и качает головой, глядя на меня с прищуром. – Папа был бизнесменом, а Тихон учителем. Понимаешь? Совсем разные уровни. У меня тогда привычное мироощущение не складывалось с новыми фактами.
– Никогда бы не подумала, что твоя мама была домохозяйкой.
– В жизни и не такое бывает. – Гордей чешет бровь.
Становится смешно, но я не смеюсь. Он, весь такой пафосный, иногда делает что-то настолько не вписывающееся в его образ, что мое мироощущение тоже не складывается с новыми фактами.
– Так вот, – продолжает Гордей, встав с бревна и расхаживая передо мной. Невольно подскакиваю и тоже начинаю бродить кругами, чтобы согреться. – Мама и Тихон были очень счастливы. Он носил ее на руках. Как-то незаметно для меня он стал завтракать, обедать и ужинать за одним столом с нами. Когда я просыпался, он уже гостил у нас дома, а когда я ложился, он заходил ко мне в комнату и поправлял одеяло.
Между делом они с мамой развивали ее бизнес. Дела пошли в гору, заказы лились как из рога изобилия. Праздники мы отмечали вместе, на родительских собраниях Тихон спокойно заменял маму, потому что мы стали семьей. Я не относился к нему как к папе, но он – лучший кандидат на его роль.
– Тогда почему же они расстались? – Дую на подмерзшие пальцы. – Если все было так хорошо, что их разлучило?
Поймав взгляд Гордея, виновато замолкаю.
– Не бойся, у меня уже все отболело. Ни мама, ни Тихон никогда не говорили, почему расстались. Они обошлись общими фразами в духе: «Мы просто разные». Но я помню разговор, который подслушал случайно, когда шел попить воды ночью.
Мне было четырнадцать, и я мучился от бессонницы. Ни режим, ни травяные настойки не помогали. Я налил воды, стоял в темной кухне, наслаждался видом из окна, и тут из гостиной услышал диалог мамы и Тихона.
Мама сказала: «Я не смогу дать тебе то, что ты просишь».
А Тихон ответил: «Неужели нет ни единого шанса?»
Было тихо, и я решил, что мама покачала головой. Тихон вздохнул, она всхлипнула.
«Значит, все?» – спросил Тихон. «Прости, родной».
Они поцеловались. До того момента я не знал, что звук может разбить сердце.
– Так почему же дядя ушел? – не выдерживаю я.
Способность Гордея интриговать и очаровывает, и раздражает.
– Не уверен, но думаю, что он просто хотел своего ребенка.
Поджимаю губы. Становится стыдно, что поторопила его.
– Тебе больно, когда вспоминаешь об этом?
– Нет. Это законы жизни. Мало кто способен полюбить чужих детей как своих. Я никогда не требовал от него стать мне отцом, а он не видел во мне сына. И это нормально. А моя мама сделала собственный выбор. Она на десять лет старше Тихона, и, если бы они рискнули, у них мог бы родиться больной ребенок. Тогда все мы попали бы в кошмар и сломалась бы не одна, а целых четыре жизни. Природа не любит, когда с ней играют и бросают ей вызов. Все должно происходить в свое время.
– Боже. – Провожу рукой по лицу. – Только не вздумай когда-нибудь сказать мне, что я должна родить в двадцать, понял?
Гордей смеется, а я поеживаюсь.
– Моя матка не инкубатор, – надуваю губы.
– Рожать или нет – дело женщины, а не окружающих ее людей, – соглашается Гордей. – Так что, тебе про деда рассказать или про татуировки Тихона?
– Татуировки, конечно, – хмыкаю я. – Надеюсь, Семен с Тамарой завтра уедут.
– В последний раз они гостили здесь три месяца.
– Ну, спасибо! – Вскидываю брови, а уголки губ опускаю.
Пусть Гордей ощутит мое разочарование.
– Да ладно тебе. Приходи ко мне в любой момент, когда захочешь сбежать из дома.
На душе странно теплеет. Отвожу взгляд, силясь не улыбнуться.
– Татуировки Тихон сделал после увольнения из школы.
– А где он теперь работает?
– Слушай, чей он дядя: твой или мой? Почему я знаю о нем больше тебя?
Его вопрос задевает. А ведь Гордей прав. Черт возьми, он всегда прав, и это иногда так бесит! Скрещиваю руки на груди и недобро пялюсь на него.
– У твоего дяди свой тату-салон неподалеку.
И тут у меня снова отвисает челюсть.
– Я и не знала, что он умеет рисовать и что способен на… такое.
– У вас же весь дом завешан эскизами, Вер. – Гордей похлопывает меня по плечу. – Неужели не заметила?
Качаю головой. Насколько же я погружена в себя, что не вижу вещей, кричащих о работе дяди.
– А почему его уволили из школы?
– Об этом лучше спроси у него. – Гордей складывает перед собой руки крест-накрест. – Для меня эта тема – табу.
– Что? Неужели есть что-то, что ты не обсуждаешь?
– Вер, не надо. – Он пристально смотрит на меня, а потом резко отводит взгляд. – Это для меня больная тема. Если Тихон тебе расскажет, значит, узнаешь. Если нет – пожалуйста, не проси рассказать меня.
Его голос едва слышно подрагивает. Что же там такого случилось, что даже открытый Гордей не хочет говорить?..
9
После слов Гордея замечаю эскизы татуировок чуть ли не на каждой стене. Их нет только в мансардной комнате.
Праздник закончился, и Гордей с Аленой ушли. Мои старшие родственники заняли гостиную на первом этаже. Ирма с большим животом ходит туда-сюда по лестнице – носит чистые простыни и подушки, желая угодить родителям мужа.
Меня передергивает. Когда она в очередной раз поднимается на второй этаж, догоняю ее, взбежав по лестнице, и останавливаю, легонько придержав за запястье.
– Да, Вера? – Она улыбается, но ее веки прикрыты.
– Давай помогу, – бормочу я, не сумев высказать все, что думаю о внезапном визите Семена и Тамары.
– Ой, спасибо.
Мы заходим в их с Тихоном спальню. Ощущение, будто я вторглась на запретную территорию. Комната светлая и просторная. Неудивительно, что Мила постоянно просится к Ирме перед сном. Пастельные бежевые тона успокаивают нервы и расслабляют. Чистота и запах кондиционера для белья, напоминающего цветущий луг весной, окунают в уют.
– Почему дядя тебе не помогает? – Беру в охапку теплые одеяла, на которые указывает Ирма.
– Потому что я попросила его побыть с родными. – Ирма потирает поясницу и разминает затекшие плечи.
Боюсь представить, через что она проходит. Мама во время беременности просила меня делать ей массаж, чтобы расслабиться. Интересно, делает ли Тихон Ирме массаж?
– И зачем ты это сделала? – прозвучало обвинительно. Прочистив горло, поясняю: – Не пойми неправильно, но ты же беременна. Тебе не стоит так себя напрягать. Это лишняя нагрузка на позвоночник.
– Ничего. – Снова улыбка. – Тиша давно не видел родителей и мечтал, чтобы они приехали посмотреть на внука.
– А когда… – опускаю взгляд на ее живот.