– Слава богу. А то я уже думала, что никогда ни с кем этим не поделюсь. Только обещай не смеяться, хорошо?
– Ладно.
– Мне нравятся мужчины постарше.
– Э-э…
– Они такие умные и всегда знают, чего хотят. Мальчишки с ними не сравнятся.
Молчу, переваривая информацию. Лида вздыхает.
– Ну вот, теперь ты перестанешь со мной общаться, да?
– С чего ты взяла?
– Другие не понимают моих предпочтений. Они считают, что я западаю на стариков. Но я просто не хочу тратить время на свидания с незрелыми мальчишками!
Да тебе всего шестнадцать, думаю я, что ты можешь знать о жизни? И тут же напоминаю себе, что тоже толком ничего не знаю.
– Не мне тебя судить. У всех свои вкусы.
Мы молчим. Неловкость между нами скатывается невидимым нервным клубком.
– Мне вот очень странный парень нравится, – брякаю, чтобы сгладить свою безучастность. – И вообще, что такого в том, что каждой из нас нравятся люди со странностями или старше? Лишь бы это не переступало никаких черт… – пялюсь на Лиду, не моргая.
Сообразив, чего я от нее хочу, она спешно качает головой.
– Конечно, нет! Никаких черт я не переступаю. Я обещала родителям хранить целомудрие до свадьбы.
Корчу рожицу, чем смешу Лиду, и избегаю дальнейшего неловкого обсуждения. Не люблю, когда едва знакомые люди делятся слишком личными секретами.
На долгожданных выходных мы наконец встречаемся с Гордеем. Его мама, как и всегда, работает. Иногда у меня складывается впечатление, что она живет в городе или в другой стране, а Дей сам по себе. Слишком уж редко она мелькает в его жизни. Или в моей?..
– Ну что, готова к бурной реакции на видео? – поворачивается ко мне в кресле Дей.
Сегодня на нем белая толстовка и светло-серые домашние штаны. Ноги опять босые.
– И как тебе не холодно?
– У нас же везде ковры. Давай садись, – Гордей встает с кресла и усаживает меня в него, слегка надавив на плечи. – Я без тебя ничего не смотрел. Только смонтировал ролик, выложил и больше не заходил.
– А вдруг меня там уже возненавидели? – от нервов над губой выступает испарина.
– Что бы там ни было, нам придется стойко это принять, – он выставляет палец перед моим носом, и я невольно скашиваю глаза. – Но! Факт остается фактом: твоя кожа чистая, а веснушки безумно привлекательные.
Не успеваю я ответить на его странный комплимент, как Дей жмет на кнопку и запускает видео. Оказывается, я выгляжу не так плохо, когда со мной работает профессионал. Дей умело свет расставил, а я не похожа на себя. К счастью, Дей больше не просил меня надеть платье, и мои покрытые веснушками плечи и ключицы на видео не мелькают.
– М-м-м.
Кошусь на него. Его губы сжаты в тонкую линию.
– Что случилось?
Другие видео я не смотрю. У меня нет времени на поиск контента, поэтому слежу только за аккаунтом Гордея, и то после подготовки роликов с моим участием я не запускала приложение. Было страшно.
– Фанатки приревновали меня к тебе, – Дей усмехается. – Отписалось несколько тысяч.
Отвожу глаза и начинаю разглаживать складки на рубашке. Лучше спрошу сейчас, чем потом возникнут недоразумения.
– Ты не сердишься?
– На что?
– Из-за меня столько людей отписалось от твоего канала.
Гордей отмахивается и садится рядом на низенькую табуретку. Теперь я смотрю на него сверху. Он подается вперед, упершись кулаками в табурет.
– Слава эфемерна. И потом рядом со мной ты, а не они.
Мы переглядываемся. От неловкости колотится сердце. Если я сейчас что-нибудь не скажу, то… разрушу нашу дружбу. Как только понимаю, что рассматриваю губы Гордея, поднимаю глаза и говорю:
– В октябре у меня день рождения. Приходи. А еще… Ты предлагал проколоть мне уши. Это еще в силе?
– Да.
– Тогда… можешь сделать это сейчас? – вытаскиваю косу из-под рубашки и начинаю теребить волосы, унимая волнение. – Я просто хочу надеть мамины серьги… на день рождения. Так она как будто будет рядом.
Гордей, выдержав паузу, уходит в ванную комнату за антисептиком и иглами. Убеждаю себя не нервничать, потому что у Дея всегда все получается. У меня нет причин ему не доверять.
– Ложись, – командует он, указывая на кровать, – и подложи под голову подушку.
Выполняю требования. Гордей протирает мои мочки ватными дисками и дает мне зеркало. Встает рядом с кроватью на колени и держит в руке красный маркер.
– Смотри внимательно и скажи, где хочешь прокол.
Выбираю недолго. Дей ставит точки и, сев на кровать, сравнивает их, чтобы не получилось криво. Его внимательный взгляд и нахмуренные брови делают его мимику непривычной. Я снова начинаю нервничать.
– Ты ведь не боишься крови? – он надевает одноразовые перчатки.
– А что, ее будет много?
– Пара капель, – заметив мое напряжение, Дей улыбается. – Расслабься. Я все сделаю как надо.
– Но ты ведь никому уши еще не прокалывал, верно?
– Я бы мог тебе соврать, но скажу как есть. Не прокалывал.
– А-а-а, – изображаю слабый крик.
Гордей виновато пожимает плечами.
– Ладно. Но если я потеряю сознание, мои боль и шок будут на твоей совести.
– Однозначно, – он подкладывает мне под мочку винную пробку. – Так. Я купил специальный набор игл и простерилизовал их огнем. Тебе ничего не грозит.
Он протирает иглу раствором и склоняется. Мне страшно, а все, о чем я могу думать – что Гордей слишком близко. Закрываю глаза и считаю в уме десяти, медленно выдыхая. Внезапная резкая боль расплывается по уху.
– Почему не предупредил?! – вскрикиваю, распахивая глаза.
– Лежи, я еще не закончил, – велит Дей.
Он копошится возле уха. Чувствую неприятную тянущую боль, прикосновение чего-то холодного.
– Так, сюда я серьгу надел. Теперь второе ухо.
Когда он заканчивает, разглядываю потолок. И зачем мне нужны были эти серьги?
– Эй, ты как? В сознании? – Гордей легонько трясет меня за плечо.
– Ага, – бурчу я.
– Проколы надо промывать и следить, чтобы на заросли.
– Вышли мне инструкцию в мессенджере, – отзываюсь, поднимаясь с кровати.
Уши болят и зудят, так и тянет вытащить серьги и почесать проколы как следует.
– Тебе идут украшения, – говорит Гордей. – Если хочешь, можешь в следующий раз оторваться на мне. Ухо за ухо.
– Нет уж, спасибо. Я даже муху жалею, прежде чем шлепнуть мухобойкой. Твое ухо я вообще не смогу повредить, – отвечаю с усмешкой.
13
Первой изменение замечает Мила. Она тычет пальцем мне в ухо, пока мы сидим за завтраком, и громко восклицает:
– Ты что, уши плоколола?
Мы с Ирмой по очереди занимаемся с сестрой, чтобы побороть картавость, но у нас ничего не выходит. Даже Гордей пытался по видеосвязи, но сестра настолько им очарована, что через пять минут тренировок перестает учиться и просто расспрашивает его о всякой ерунде. Могу ее понять, сама постоянно о нем думаю. Но что простительно ребенку, то подростку строго противопоказано.
– Да.
– Красиво, – замечает дядя.
– Спасибо.
– Если нужна помощь с уходом, обращайся, – предлагает тетя.
Киваю и натянуто улыбаюсь. Иногда мне кажется, что я не заслуживаю хорошего отношения с их стороны.
Ирма встает и собирает тарелки. Подскакиваю со стула и выхватываю посуду у нее из рук.
– Я помою, – занимаю место у раковины.
На кухне есть встроенная посудомойка, но, когда посуды мало, предпочитаю мыть ее вручную.
– Как дела на работе? – спрашивает тетя, опустившись на стул.
Поглядываю на них с дядей через плечо: они держатся за руки и улыбаются друг другу. При нас с Милой они стараются не целоваться, чтобы не смущать. Жаль, что мама не испытала такое же уютное семейное счастье. Говорят, беременность жен – испытание для их мужей. Но я каждый день вижу, как дядя и тетя сближаются и все лучше понимают друг друга.
– Все хорошо. Клиенты довольны, – когда Тихон улыбается, то напоминает маму, и я начинаю по ней скучать.
– Мила, ты сделала уроки? – спрашиваю невзначай.
– Нам ничего не задали.
– Тогда иди в комнату и приберись…
– На моей половине порядок, – грозно кошусь на сестру, а она показывает язык.
Совсем не воспринимает меня всерьез. Она успела вытянуться за лето и выглядит теперь немного взрослее. Раньше я этого не замечала. Дома она часто бегает в платье-трансформере, которое сшил Гордей. И юбки ей теперь нравятся куда меньше зеленого комбинезона с желтой футболкой под ним.
– Простите меня, – срывается с губ.
Я репетировала это в голове, но в итоге все равно вышло жалко.
– За что? – спрашивает дядя.
– Я плохо себя вела… и веду иногда. Вы в этом не виноваты. Я просто слишком злилась на весь мир. А еще я думала, что вы сделаете меня нянькой, когда родится ребенок.
– О, дорогая, – тетя кладет руки мне на плечи.
Ее ладони очень мягкие. Есть люди, про которых говорят, что они «теплые». Моя тетя как раз из таких.
– Наш ребенок – это наша ответственность, – Ирма ласково улыбается. – И, если ты сама этого захочешь, можешь с ним нянчиться. Мы никогда не заставим тебя делать что-либо против твоей воли.
– Если только не случится какой-нибудь форс-мажор, – добавляет дядя.
– Ну, Тиша! – наигранно возмущается Ирма. Они переглядываются и тихо посмеиваются. – Вера, ты для нас родная… – добавляет она, но не успевает закончить, потому что ее перебивает Мила.
– А я?
– И ты тоже.
– Ула! – сестра пробирается ближе к тете и осторожно обнимает ее сбоку, чтобы не давить на живот.
Едва успеваю сполоснуть и вытереть руки перед дружными семейными объятиями. От Ирмы пахнет домашним уютом, от Тихона – деревянной стружкой. Не знаю, показал он ей кроватку для малыша или оставил сюрприз на потом.
Я боялась обниматься с мамой, потому что могла причинить ей боль. Когда она была здорова, я тоже не просила ее обнять меня. Это стало чем-то вроде табу в нашей семье, но с Милой мне приходилось «обниматься» постоянно: когда я таскала ее из комнаты в комнату, когда мы играли, когда она решала вдруг проявить милосердие и перестать выдергивать у меня волосы.