Прерываюсь. Дыхание сбилось от изложенных мыслей. Когда думаю или говорю о маме, в горле всегда возникает ком.
– В общем… я думала о нас с тобой. И сравнивала себя с мамой. Если бы дядя с тетей или твоя мама запретили нам встречаться, я бы тоже выбрала тебя. Потому что ты особенный.
– Ты так говоришь, что любишь меня? – голос Гордея звучит игриво.
Вздыхаю, не поддаваясь на провокацию.
– Знаешь что я тебе скажу? – серьезно добавляет Дей. – У моей мамы тоже не все было гладко в жизни. Родители часто ругались, а потом папа стал пропадать на работе и они виделись только перед сном. Потом вовсе перестали общаться. Папа уходил до завтрака, а мама ему не готовила. Не гладила рубашки, не звонила и не спрашивала, как проходит его день. Отношения – штука сложная. Чтобы их построить, нужно стараться, а вот чтобы разрушить, стараться не нужно.
– К чему ты клонишь?
– К тому, что каждый носит в себе частичку предыдущих поколений. Мы – это история прожитых жизней, перенесенных драм и переживаний. Можно сказать, что мы, дети, – бесконечная летопись своих семей.
– Ты же не собираешься меня бросить? – хмуро смотрю на него.
– Нет, – Гордей сжимает мою ладонь. – Я тоже тебя люблю.
Недоверчиво кошусь на него, а он продолжает смотреть на меня и молчит.
– И это что, все? – спрашиваю.
– Что?
– Неужели признаться в чувствах настолько легко?
– Как видишь.
Откидываюсь на спинку качелей и огорченно вздыхаю.
– А я уже думала закатить скандал…
– Ты мне нравишься как раз потому, что не закатываешь скандалов.
– Боже, – смеюсь, – надеюсь, это был комплимент, а не сарказм.
– Ты можешь только догадываться, – дразнится Гордей, напевая. – Готова получить вторую часть подарка?
– Мне кажется, что с рюкзаком уже ничто не сравнится.
– Ты меня недооцениваешь, – Дей качает головой. – Правда, я не был уверен, что ты обрадуешься этой части, но все же рискнул.
Он наклоняется, достает из-под качелей еще один пакет и кладет мне на колени. Достаю из него коробку, открываю ее и вижу материал.
– Это что… – щупаю подарок, – платье?
Гордей кивает.
– Я ведь не ношу платья.
– Хотя бы примерь. Если не понравится, буду шить тебе рубашки и штаны.
Чтобы не обидеть его, соглашаюсь и ухожу в свою комнату. Платье желтого цвета с тонкими лямками и длиной до колен. Топ наслаивается на юбку, а юбка расходится вниз аккуратными волнами, будто лепестки подсолнуха. Надеваю его и смотрю на оголенные плечи и ключицы, усеянные веснушками. Открытые плечи – мой самый большой комплекс. Мне все еще трудно принять веснушки, которые я считала грязью, и полюбить их. Но у папы они тоже были, и этим я на него похожа…
БЗ-З! БЗ-З!
Вздрагиваю от вибрации смартфона на прикроватной тумбе. Кто-то написал сообщение.
«Дорогая наша Верочка! Что бы ни было в прошлом, сейчас мы счастливы, что у нас есть такая чудесная внучка, как ты. С днем рождения, милая. Мы обязательно привезем подарок, как только сможем. Твои бабушка и дедушка».
Улыбаясь сомкнутыми губами, переплетаю косу и связываю черной резинкой внизу, чтобы получилась небольшая кисточка. Достаю из шкафа черные балетки, которые так ни разу и не надела за лето, и натягиваю капроновые колготки. Недолго кручусь перед зеркалом, надеясь, что выгляжу хорошо. Достаю мамины серьги и надеваю их. Набираюсь смелости и спускаюсь.
Выхожу в гостиную. Все внимание уделено мне. С непривычки краснею и отвожу взгляд. Натыкаюсь им на Милу, сидящую на диване, и спрашиваю:
– Ну? Как я выгляжу?
– Хорошо, – она показывает мне большие пальцы и улыбается.
Мне кажется, что ее улыбка вымученная, натянутая, но потом меня отвлекает тетя.
– Вера, ты такая красивая, – Ирма складывает ладони вместе, а потом поворачивается к Гордею. – И платьишко сидит как влитое! У тебя развитый глазомер, Дей.
– Это не совсем так, – загадочно отвечает он. Убедившись, что все заинтригованы, он поясняет: – Мне помогли наши обнимашки.
– Эй! – возмущаюсь я.
Дядя от души хохочет, к нему присоединяется тетя.
– Что? Я просто сказал правду, – Гордей пожимает плечами.
Закатываю глаза, но сама не могу сдержать улыбки.
– Мила, ты где? – зовет Ирма.
– Так вот же… – указываю на диван и понимаю, что сестра куда-то делась.
Пока мы смеялись, она могла уйти на кухню, в комнату или в туалет. Может, вышла на крыльцо подышать? Вдруг ей стало скучно со взрослыми.
– Схожу посмотрю в комнате, – говорю.
– А я на кухне, – подхватывает Ирма.
– Проверю крыльцо, – присоединяется Гордей.
– Проверю мастерскую. Может, она туда забежала. Мила очень любопытная, – успокаивающе говорит дядя.
Мы расходимся как по команде.
– Милка, ты тут? – заглядываю в комнату.
Тишина. Проверяю туалет, спальню дяди с тетей – ничего. Сердце подскакивает к горлу, от волнения готовое биться о зубы. На трясущихся ногах сбегаю вниз.
– Нашли? – спрашиваю, запыхавшись.
Мы с Гордеем и Ирмой растерянно переглядываемся. Домой заходит Тихон. Поймав на себе наши взгляды, он качает головой.
– Она убежала, – хватаюсь за голову. – Куда? Уже скоро ночь!
В глазах темнеет. Прикладываю руку к груди и едва не падаю. Гордей вовремя подхватывает меня.
– Мы найдем ее, – уверенно заявляет дядя. – Одевайтесь, я принесу фонарики. Берите телефоны и выходим.
Мы бродим по дороге и хаотично выкрикиваем: «Мила!»
Наши поиски не приносят успехов. Дрожу от холода, но не могу вернуться и потратить время на переодевание. Сестра для меня важнее всего на свете. И я ее потеряла…
– Как ты? – спрашивает Гордей.
– Только что она была на диване и вдруг пропала, – выхватываю фонариком смартфона так много пространства, как только могу.
– Может, она спряталась в доме?
– Нет. Она не любит прятки. Это… это же Мила. Ей нравится быть на виду.
– Думаешь, она приревновала, что все внимание приковано к тебе?
Размышляю, хаотично прикидывая варианты, и уверенно качаю головой.
– Нет. Здесь что-то другое.
Замираю от внезапно возникшего страха. Прокручиваю в голове разговор с Лидой, когда она говорила про Дея и его некую «связь» с дядей. Только не это…
– Гордей, – поворачиваюсь к нему, трясясь, и спрашиваю, с трудом проговаривая слова: – Только, пожалуйста, не ври мне. Сейчас ни за что мне не ври, – ловлю его за запястье.
Он обеспокоен, но ничего не говорит.
– Пожалуйста… Лида сказала, – начинаю задыхаться и заглатываю холодный воздух. Вниз по пищеводу проходит неприятный ком. – Лида сказала, что между тобой и дядей была «связь». Она намекала на…
– Нет, – отрезает Гордей. – Тихон – отличный педагог. Он не педофил. Даже не думай об этом.
Выдыхаю с присвистом и прикладываю холодную ладонь ко лбу. Меня еще трясет, но уже не так сильно.
– Послушай, – голос Дея смягчается, – я понимаю, ты боишься за сестру. Мы ее найдем. Она не могла далеко убежать, да и никто бы ее тут не похитил. Сама знаешь, насколько у нас безлюдно.
– Это-то меня и пугает больше всего, – массирую веки и хлопаю себя по щекам, чтобы сосредоточиться.
– Давайте разделимся, – говорит Тихон, когда они с Ирмой подходят. – У всех с собой телефоны?
Мы нестройно киваем.
– Нужно позвонить в полицию и «ЛизуАлерт»! – спохватывается Ирма. – Когда ребенок пропадает, счет идет на минуты!
– Может, Мила вышла ненадолго прогуляться? – предполагает Тихон. – Давайте сначала поищем ее сами.
Ирма судорожно выдыхает, поглаживая живот, но после недолгих колебаний она соглашается.
– Хорошо. Но если через час мы ее не найдем… – тетя умолкает на полуслове, боясь закончить фразу.
Меня передергивает, когда представляю, что могу больше не увидеть сестру. Тетя и дядя удаляются, выкрикивая имя сестры. Гордей берет меня за руку.
– Мне пойти с тобой?
– Нет… лучше разделимся.
– А вдруг тебе станет плохо?
– Я справлюсь, – целую его в щеку, – спасибо. И прости, что задала тот дурацкий вопрос.
Мы расходимся, и я остаюсь наедине со своими мыслями и кошмарами. Небо над головой висит так далеко и так близко одновременно. Полотно с россыпью звезд будто придавливает меня к земле. Я кажусь себе жалкой букашкой.
– Прошу тебя, найдись, – бормочу я, заходя в поле за домом.
Стебли гнутся и шуршат, ломаются с хрустом и треском. Сейчас для меня нет ничего важнее, чем найти сестру. Я обещала маме защищать ее. Обещала себе, что у Милы будет лучшее детство. Без забот и страданий.
– Милка! Отзови-ись! – голос понемногу хрипнет, становится все тише и тише.
У меня заканчиваются силы. Я замерзла и вымоталась. Если бы мама была рядом, она бы сразу ее нашла. Она бы точно знала, где…
Останавливаюсь, вслушиваясь в звуки ночи. Уханье сов и отдаленное гавканье собак приводят меня в отчаяние. Я уже не слышу криков родных и Дея. Не слышу ничего, кроме гула огромного, давящего и пугающего окружающего мира. Где-то вдалеке едет поезд.
– Мила… вернись ко мне, – бреду наугад, с трудом переставляя ноги, и выхожу на наше с Гордеем место.
Из-за туч выглядывает полная луна, освещая поляну. Замираю, когда до ушей доносится плач. Фокусируюсь на силуэте и обнаруживаю сестру. Она сидит на земле и плачет, обнимая колени и уткнувшись в них лицом.
– Мила! – кидаюсь к ней и едва не сбиваю на землю. – Ты цела!
Обнимаю ее, дрожа всем телом, и целую, куда придется: в макушку, лоб, щеки, сопливый нос. Она ревет, но ее объятия крепки как никогда.
– Зачем ты убежала? – сглатываю слезы.
– Я испугалась, что исчезну, – шмыгая носом, бормочет она и растирает слезы ладошками.
– Исчезнешь?
– Как мама. Она исчезла и о ней больше никто не вспоминает. Она умерла и… и… ее будто вообще не было.
– Ох, малышка, – выдыхаю, поглаживая сестру по затылку. – Мама никуда не исчезла. Она всегда с нами.