Во всех описанных выше дискуссиях речь в той или иной степени о центре города: каким образом архитекторам убедительно с эстетической точки зрения сочетать современные бетонные здания с оставшимися историческими постройками? Принятый в 1967 году генеральный план определял новое видение города, не чуждое и западным архитектурным идеалам. Авторы плана мечтали о развитой системе пригородов, но с перемещением населения из центра возникал целый ряд проблем.
Новый генплан отражал грядущее не только конкретного города Ташкента, но и всех городов Советского Союза. И если архитекторы, такие как Коробовцев, предлагали альтернативные варианты, то генплан полагался на каноны советского градостроения – широкие проспекты, центральные площади со статуями в середине, окруженные монументальными строениями с вкраплением зеленых островков. Словом, улицы предполагалось делать как можно шире, а значит, и здания строить как можно выше, отчего уже скоро в прессе закрепилось определение «многоэтажный Ташкент»[280]. И ключевая задача, прежде всего в Ташкенте, а с ним и в других городах Средней Азии, состояла в том, чтобы суметь возвести высотные дома, способные выстоять землетрясение. Власти сочли это вызовом для всего советского инженерного дела.
Претворение плана в жизнь произошло в рекордные сроки, и лишь десятилетия спустя архитекторы смогли высказаться касательно его последствий. Так, Коробовцев, бывший в начале семидесятых апологетом высотного строительства и густонаселенных районов, позже писал, что центр Ташкента был тогда перенасыщен общественными зданиями, и это, соответственно, снижало плотность заселения [Коробовцев 1989: 4]. Поскольку же численность проживавших в городе за это время возросла, неизбежно проявлялось тяготение горожан к пригородной периферии, а это возвращало старые проблемы с циркуляцией населения, для решения которых и были спроектированы городские артерии.
Преобладание в архитектурной дискуссии темы махаллы и западных идей отодвинуло строительный процесс на второй план. Но чрезмерное внимание к архитектуре чревато ложным впечатлением, что дома просто вырастали, словно грибы после дождичка, едва только архитекторы давали «зеленый свет». Вместе с тем на фоне улыбчивых украинских рабочих и усердно позировавших студотрядов, поезда с которыми все прибывали, в городе шел невероятно сложный строительный процесс. Властям требовалось организовать занятые в нем десятки тысяч человек и синхронизировать их деятельность, притом что большинство участников работ обладали весьма незначительным опытом и еще меньшим знанием Ташкента. Этот строительный процесс нуждается в более подробном разборе.
Официальная история восстановления города была рассказана неоднократно: в крупном среднеазиатском городе Ташкенте разразилось мощное землетрясение; Брежнев оперативно прибыл на место трагедии и пообещал восстановить разрушенный город, после чего со всех уголков советской империи в Ташкент потянулись поезда с рабочими бригадами, с братской заботой принявшимися за возведение новых домов, в которые уже вскоре начали заселяться оставшиеся без крова ташкентцы. Приведение постулатов советской пропаганды к адекватному действительности знаменателю – проблема давно известная, так что нет ничего удивительного в том, что строительные работы в городе шли отнюдь не столь гладко, как бы всем хотелось. Помимо развенчания обширной мифологии о постоянных строительных победах, в процессе восстановления города можно обнаружить и иные важные аспекты, как то: несогласие с властью на самых разных уровнях и в разных республиках, сущность «добровольной» деятельности рабочих, безразличие стройотрядов к возложенной на них идеологической миссии и, наконец, смертельные риски, сопровождавшие весь процесс.
Наблюдая за процессом восстановления, архитекторы поражались отсутствию координации между бригадами из разных республик, занятыми на соседних участках. Каждая республика предпочитала действовать самостоятельно, обращая мало внимания на общий архитектурный план. Две противоположные стороны улицы часто оказывались архитектурно не связаны друг с другом; строители то и дело упускали из виду задуманную по плану ориентацию зданий – и это в залитом солнцем городе; а порой и вовсе новая школа или детский сад были расположены столь неудачно, что детям предстояло выходить прямиком на оживленную улицу или проспект. В довершение всего низкое качество поставляемых материалов негативно сказывалось и на качестве самих построек [Травянко 1968].
При этом братские республики постоянно сетовали на необходимость поставлять строительные материалы в количестве, установленном Совмином. Спустя несколько месяцев после землетрясения РСФСР отчиталась перед руководством страны в том, что, «несмотря на ограниченность ресурсов», в Узбекистан был поставлен должный объем кирпича, однако же в прочие пострадавшие от стихийных бедствий регионы России поставки материалов оказались затруднены[281]. Так, всего за несколько дней до землетрясения в Ташкенте мощные толчки разрушили тысячи жилых домов в Дагестане[282]. И более того – ввиду огромных расстояний РСФСР даже не планировала отправлять в Узбекистан кирпичную крошку[283]. Пока РСФСР противостояла таким образом вышестоящему советскому руководству, ей самой приходилось понуждать власти на местах к участию в плановой помощи Ташкенту: к примеру, оренбургские, пермские и татарстанские чиновники открыто высказывали недовольство требованием дополнительных поставок кирпича. Но в итоге они, конечно, с принятым планом вынужденно согласились[284].
Москва, уже отправившая в Ташкент настоящий строительный десант, подчеркивала ограниченность своих дальнейших возможностей, указывая, что помощь пострадавшему городу была выделена из бюджета, предусмотренного на капитальное благоустройство самой столицы. Городские власти были вынуждены сократить темпы создания новой жилплощади и расселения москвичей, проживавших в «подвалах, бараках и ветхих строениях». Более того, пришлось даже заморозить очередь на выделение жилья[285]. Не одну Москву волновало, что местные ресурсы в большинстве своем должны уходить на восстановление Ташкента: небольшой Гулистан – городок, расположенный всего в ста километрах к югу от Ташкента, – также сетовал на то, что львиную долю «материально-технических ресурсов предписано отправлять в Ташкент», оставляя хозяйство Гулистана в довольно плачевном положении[286].
Киевские чиновники волновались по поводу затрат на строительство. Высокая сейсмическая активность требовала дополнительных расходов, поэтому украинское руководство провело анализ стоимости работ в Ташкенте в сравнении с Киевом: выяснилось, что в первом случае работы обойдутся значительно дороже. Кроме того, учитывались также и транспортные расходы на отправку в Ташкент рабочих, которых через некоторое время следовало вновь перебросить домой, отправив им на смену новую бригаду[287]. Украинские чиновники пытались апеллировать к Москве, но центральные власти мало чем могли им помочь, так что Киеву пришлось изыскивать способы сэкономить самостоятельно[288]. В результате, невзирая на идеологический призыв возводить высотные здания (стоимость которых, что называется, кусалась), вместо предполагаемых девятиэтажных домов украинцы принялись строить множество четырехэтажных. Изменения постигли и сметы с материалами: скажем, вместо кафеля пол на балконах заливался обычным цементным раствором. Да и количество балконов в четырехэтажках также было сокращено – весьма чувствительная мера в палимом солнцем Ташкенте[289].
Помимо столь «тонкой» оптимизации расходов, украинцы порой и прямо отказывали «братскому» Узбекистану. Так, спустя примерно год после землетрясения Узбекистан обратился к Киеву с просьбой дополнительно выслать в город квалифицированных техников и инженеров. В Киеве же ответствовали, что уже направили в Ташкент группу из шестидесяти специалистов, из которых двадцать девять «в силу тех или иных причин» город покинули, так что, исходя из уже предоставленной узбекской стороне «значительной помощи», Украина сочла свои «обязательства» выполненными и просьбу о пополнении профессионального штата отклонила[290].
Но вопреки украинским заверениям, в Узбекистане оказанную поддержку достаточной отнюдь не считали. Местные власти утверждали, что в Ташкент присылают в основном неквалифицированную молодежь, а город нуждается в пополнении профессионально-административного состава (запрос в итоге был частично удовлетворен)[291]. Кроме того, управленцы требовались также и в новый пригород-спутник Сергели, что, опять же, было исполнено лишь отчасти[292]. Ташкентский электротехнический институт связи[293] уже давно нуждался в новых жилых и учебных помещениях, но до землетрясения никак не мог получить землю под их возведение. После же землетрясения прямо рядом с главным корпусом института был расчищен идеально подходящий участок. Однако, узнав, что за будущие работы ответственность несет РСФСР, а не ташкентские власти, институт подал в Совмин прошение передать ему участок в собственность[294]. Что из этого прошения вышло, не совсем ясно, но очевидно, что сам этот факт указывает на известное напряжение между участниками работ.