Вскоре после выхода фильма Каюмова катастрофы уже прочно закрепились в качестве самостоятельного жанра в Голливуде: «Аэропорт» (1970), «Землетрясение» (1974) и «Вздымающийся ад» (1974), – с начала семидесятых эти фильмы появлялись один за другим, что не прошло незамеченным и в Советском Союзе[431]. Подобное кино зачастую рассматривалось как признак упадка буржуазного мира, свидетельство западного индивидуализма и предвестие экономической гибели, ожидающей капиталистический мир [Соболев 1975]. К тому же советские кинематографисты понимали, как можно высмеять новый жанр, а вместе с ним – и Голливуд. Так, Эльдар Рязанов решил вписать в сценарий «Невероятных приключений итальянцев в России» (1974) сцену с аварийной посадкой самолета. Группа итальянцев летит в Россию; один из них разбивает иллюминатор и застревает в отверстии. Пилоты «Аэрофлота» удачно сажают судно на оживленную автостраду. Самолет двигается по дороге вместе с машинами и останавливается на красный сигнал светофора, пропуская пешеходов[432] (с этой сценой авторы шли на риск, ведь совсем недавно – в 1963 году – пресса не имела возможности сообщить об удачном аварийном приводнении на Неве[433]). Советский киномир зачастую относился к жанру катастроф либо с пренебрежением, либо с насмешкой, что, впрочем, не помешало экспериментировать с подобными фильмами на протяжении семидесятых годов. Режиссеры старательно избегали «катастроф» и тому подобных слов в названиях, но так или иначе, слегка видоизменившись, жанр дошел и до Советского Союза[434].
Прежде чем обратиться к художественным фильмам, снятым на северо-западе Советской страны, стоит рассмотреть еще одну документальную ленту из Средней Азии, вышедшую в 1973 году – наступая на пятки первым полноправным фильмам-катастрофам. Снятый в Казахстане фильм «Медео – дни и ночи мужества», хронометражем всего около двадцати минут, обладал всеми присущими жанру драматическими элементами, рассказывая об очередном оползне и о борьбе советского народа за спасение от неминуемого уничтожения Алма-Аты[435].
Шрифт, использованный в кадре с названием, вызвал бы у американского зрителя ассоциацию с фильмом ужасов или обложкой криминального романа. Следом за названием диктор под драматичную музыку повествует о настоящей гонке со временем: неуверенность в победе советского народа над стихией все нарастает – сюжет сам открывает сомнению лазейку за лазейкой. А вдруг природа победит? И хотя этого не происходит, фильм не скрывает неудач: вот вода прорывает дамбу, вот огромный вал, словно лишь для того и сооруженный, чтобы поток тут же разметал камни, и лишь после всего этого приходит долгожданное спасение.
Та же манера повествования присутствует и в художественном фильме 1975 года «Когда дрожит земля». Строительство ГЭС осложняется нависшей над главным котлованом скалой, в случае толчка грозящей грандиозным обвалом (угроза вполне реальная – ведь действие разворачивается в Дагестане, где в 1970 году при строительстве ГЭС действительно произошло землетрясение)[436]. Основная предпосылка сюжета – стихийное бедствие и техногенная катастрофа, угрожающая погубить десятки рабочих, – вполне соответствует жанру фильма-катастрофы. Все вертится вокруг отношений двух чиновников и их подходов к решению проблемы скола. Молодой инженер хочет остановить работы, чтобы удалить страшный выступ, тогда как его убеленный сединами визави утверждает, что подземный толчок не сможет сдвинуть с места подобную глыбу, а значит, следует продолжать строительство. Землетрясение действительно происходит: люди в страхе разбегаются, но поскольку скол так и не обвалился, все ограничивается минимальными повреждениями. В отличие от классических образцов жанра, в которых люди находятся в опасности на протяжении большей части фильма, здесь сцена бедствия разворачивается уже под конец и длится совсем недолго. В центре внимания оказывается не катастрофа, а психологическое противостояние молодого инженера (предлагающего остановить работы и взорвать скол) и старого начальника работ, останавливать ничего не желающего и уверенного, что скол не сдвинется с места. Фильм получил развернутый, хотя и критический разбор в «Искусстве кино», что свидетельствует о всевозрастающем внимании к жанру [Мамаладзе 1976].
Фильм Косарева обладает рядом примечательных особенностей. Во-первых, разрешение кризиса происходит само собой – в результате полного бездействия. Если в более ранних фильмах подчеркивалось, что Советское государство в случае необходимости может (буквально) и горы свернуть, то начальник работ Андрей Сергеевич Демидов выступает как раз за обратное – чтобы опасный скол просто оставить как есть. Демидов точно знает, что он не рухнет, – «потому что [у него] были [верные] расчеты». И в данном случае советская математическая школа предлагала оставить природу в покое[437]. Не понадобились ни динамит, ни бульдозеры. Сюжет вращается вокруг противостояния главных героев, в то время как государство – со всеми своими грандиозными строительными замыслами – имеет к происходящему весьма опосредованное отношение. Советским гражданам паниковать не пристало, что не мешает рабочим в сцене землетрясения спасаться бегством, а одному из персонажей даже рискнуть всем ради спасения семьи. Подобные действия не оправдываются, но явно разоблачают вымышленную составляющую традиционных документальных фильмов, воспевающих всеобщую взаимовыручку. Фильм снят в самом южном регионе РСФСР, но практически не упоминает о дружбе народов, чем разительно отличается от своих предшественников. Среди персонажей имеется дагестанец, к которому приезжает отец, чтобы отвезти сына домой на свадьбу с назначенной ему от рождения невестой. Тот уезжать со стройки не хочет, и Демидов пытается объяснить важность всего проекта консервативно настроенному отцу, который в итоге все же смягчается. То есть даже режиссеры середины семидесятых все еще считали, что старшее поколение необходимо убеждать в ценности советских начинаний.
В тот период ведущие советские режиссеры снимали картины, тут же становившиеся классикой и сохраняющие актуальность и поныне; фильмы же вроде «Когда дрожит земля» в данную эстетическую категорию, конечно, не попадали (что неоднократно отмечалось в обзорах). И тем не менее обзоры на них были. Так, в 1978 году солидное «Искусство кино» посвятило целых десять страниц «Комиссии по расследованию»; снятый за восемь лет до чернобыльской трагедии, этот фильм рассказывает об аварии (но не катастрофе) на ядерном реакторе [Плахов 1978].
Предвосхищая причины чернобыльской катастрофы, в фильме авария также случается после экспериментов, проведенных на реакторе инженерами. Фильм открывается сценой, в которой главный инженер, переговорив по телефону, объявляет жене, что случилась авария, и спешит на завод. Аварию удается ликвидировать задолго до каких-либо катастрофических последствий, но фильм недвусмысленно намекает, что подобные советские предприятия таят серьезную угрозу[438]. Дэвид Марплз в своей работе о Чернобыле отмечает, что уже в семидесятых годах советские ученые жаловались на качество оборудования и недостаточные меры безопасности на атомных станциях [Marples 1986: 100–101].
Идея аварии на реакторе для фильма-катастрофы выглядит куда более смелой, чем привычные строительные работы («Когда дрожит земля»), но в свете так и не случившегося выброса радиации вся драма фильма несколько притупляется. Игнорируя возможные социальные последствия радиационного поражения населенной местности, режиссер сосредоточился на бюрократических процедурах по поиску виновного в случившемся. Подобные комиссии созывались после несчастных случаев в шахтах или крупных дорожно-транспортных аварий, чтобы установить, каким образом произошла рассматриваемая трагедия и могло ли что-либо ее предотвратить. Иными словами, в данном фильме зрителю предлагаются лишь единичные сцены работы реактора или жизни ядерного городка, зато его приглашают побывать на собраниях комиссии, где руководство станции пытается спасти свою шкуру. Несколько инженеров утаивают важную информацию о проведенном эксперименте, надеясь, что виновными признают их оппонентов. Хотя фильм представляет этот сговор лишь в бюрократическом контексте, не касаясь его возможных фатальных последствий, уверенности в моральных и профессиональных качествах персонала на подобных объектах он явно не добавляет. В отличие от прочих обсуждавшихся фильмов-катастроф, в «Комиссии по расследованию», несмотря на наличие отдельных представителей братских республик, фактически не затрагивается тема дружбы народов: ядерная физика считалась преимущественно «русским» предметом.
«Комиссия по расследованию», вышедшая в 1978 году и посвященная бюрократическим дрязгам, может показаться шагом назад в плане жанрового развития, но это была скорее очередная робкая попытка прощупать новую тему, приноровиться к ней, предваряя будущие советские фильмы, снятые уже в голливудском духе. И спустя два года, все еще в разгар брежневской эпохи, Александр Митта снял двухсерийный «Экипаж», сумевший потягаться в кассовых сборах с фильмом «Москва слезам не верит». Привыкшие посмеиваться над фильмами-катастрофами критики весьма тепло приняли «Экипаж» [Масловский 1980; Васильева 1980]. Следом за ним (среди прочих) вышли: «Тревожное воскресенье» – о загоревшемся в Черном море судне; «34-й скорый» – снятый по реальным событиям, связанным с железнодорожной аварией конца семидесятых, и «Прорыв», уже упоминавшийся в начале главы[439]. Ни один из них не снискал популярности «Экипажа», но каждый по-сво