– Так, черт возьми!
00:47
Жан-Лу никогда не бывал в отеле «Ред Корнер», но был наслышан о нем. В такси, по дороге в отель, он подумал: «Нелепо устраивать любовное гнездышко посреди торгового центра, между магазинами садового инвентаря, “Сделай сам” и супермаркетом! Рядом только окружная дорога, сплошь заасфальтированные автостоянки и череда красных огней, напоминающих восходящие солнца…»
И все-таки он последовал за Фалиной. Держась за руки, они молча пересекли пустой холл с автомат-баром, поднялись по тускло освещенный лестнице. Жан-Лу оплатил кредиткой в банкомате номер «Караван-сарай» и пропустил девушку вперед.
Время остановилось.
Их встретила тихая берберская мелодия. Густой соломенно-желтый ковер напоминал зыбучие пески. В комнате не было ни стен, ни потолка, она представляла собой просторную палатку караванщика. Полотняные по́лы с золотыми подхватами были откинуты, перед ними горели факелы. Искусная игра зеркал до бесконечности множила ковры и шелковые занавески, а сквозь фальшотверстия проглядывали звездное небо, дюны и оазис.
Декорация к «Тысяче и одной ночи».
Тысяча ночей для фантазий. И всего одна, чтобы воплотить их в реальность.
В узком шкафу хранились одежда и аксессуары для клиентов. Платья, накидки, маски, тюрбаны, пояса, веера. Жан-Лу лег на подушки – ему не хотелось наряжаться восточным принцем. Фалина не настаивала, но все-таки решила поиграть: закрылась на несколько минут в ванной и вышла… закутанная-замотанная с головы до пят. Длинный лиловый с пурпурно-золотыми проблесками тюрбан почти закрывал лицо девушки, видны были только черные глаза и кармин губ. Шея, плечи, грудь и талия прятались под тканью, а концы ее, заканчиваясь у лодыжек, напоминали хвост сирены.
Мумия принцессы. Ждущая, чтобы ее вернули к жизни.
Жан-Лу зажмурился, желая убедиться, что это не сон. Мысли разбегались, он больше ничего не контролировал. Выходя из «Бликов», он клялся себе, что вечер закончится поцелуем. Нежным прощальным поцелуем. Язык и руки не послушались голоса рассудка, а Фалина не воспротивилась. Простое «нет» прогнало бы змея-искусителя, окопавшегося в мозгу и нашептывавшего: «Узнай, каковы на вкус эти свежие губы, ощути в ладонях тяжесть ее грудей, проникни во влажное лоно…»
Он мог бы остановиться.
Мумия приближалась мелкими шажками, покачиваясь, как кегля в боулинге.
Жан-Лу проклинал себя. Проклинал мужскую слабость. Проклинал мерзавца Всевышнего и весь сонм его ангелов-инженеров-творцов. Ну почему мы перестаем думать головой при виде аппетитной бабенки и моментально забываем моральные табу?!
Естественно, поцелуем дело не ограничилось. Он позвал Фалину к себе в номер в «Рэдиссон Блю», но она ответила, что есть другая идея. Получше.
Правой, свободной, рукой Фалина стянула с головы тюрбан, волосы дождем заструились по плечам и спине, а из-под шелка медленно возникали подбородок, затылок, плечи…
– Покрути меня, – шепнула она.
Жан-Лу ухватился за край тюрбана, поняв ее замысел. Он будет тянуть за лиловую накидку, красавица завертится, как юла, и обнажится. Однако действие пошло по иному сценарию. Фалина решила добавить игре остроты и привязала руку любовника к одному из шестов, поддерживающих палатку.
– Теперь мы оба связаны.
Она выпрямилась и обернулась вертящимся дервишем. Темп восточной музыки ускорился. «Плейлист, – подумал Жан-Лу. – Ритм запрограммирован на движения любовников…» Голова кружилась все сильнее…
«Бландина ничего не узнает, не узнает, не узнает…» – билась в голове мысль, а пальцы цеплялись за ткань, как за веревку бездонного колодца, в котором он тонул.
Приоткрылась верхняя часть груди. Каждый сантиметр, отвоеванный Жаном-Лу, высвобождал восхитительные холмики, и он, едва дыша от волнения, смотрел, как они распрямляются.
«Бландина ничего не узнает…»
Наполовину обнажившийся живот девушки – плоская темная равнина со впадиной пупка – придвинулся к Жану-Лу.
– Держишь меня ты, но и сам ускользнуть не сможешь.
Она привязала левое запястье любовника ко второму шесту палатки.
– Продолжай, мой маленький принц, я хочу потанцевать еще.
И Жан-Лу продолжил – кончиками пальцев, с трудом, неуклюже. Фалина расчетливо медленно кружилась под скрипичное крещендо, и лиловый шелк, на мгновение задержавшись на талии, достиг линии лобка, расстался с округлостью ягодиц.
Жан-Лу никогда еще так не возбуждался и все-таки не мог справиться с чувством вины.
Бландина узнает. Бландина догадается.
Нечистая совесть не отстанет, даже когда он займется любовью с этой потрясающей девушкой. Безупречный двойник отделится от тела жены и явится ему в виде голограммы, демонстрируя ее, любящую и одинокую в супружеской постели или баюкающую Жонатана. Наваждение испортит все удовольствие, и остаток дней он не сможет любить Бландину, не вспоминая волшебную ночь с Фалиной.
Девушка чуть отодвинулась, и ткань натянулась.
Жан-Лу заставлял себя думать, что случится обратное: бархатная подушка задавит угрызения совести, завтра он проснется в безмятежном настроении и забудет эту продажную девку. Позвонит Бландине и Жонатану, небо над головой прояснится, и эта ночь останется прекраснейшим деревом его тайного сада.
В это мгновение полог палатки упал, и несколько секунд Жан-Лу видел лишь свет факелов, тень – или тени? – потом пламя погасло.
Наступила полная темнота.
– Фалина? Фалина? Ты здесь?
Нет ответа. Новая игра? Западня? Его решили подловить? Будут снимать на камеру, фотографировать? Хотят шантажировать, чтобы разрушить семью? Кто? Зачем? В этом нет никакого смысла.
– Фалина! Фалина!
Он дернулся, но запястья были привязаны крепко.
Кто мог на него ополчиться? Он никогда не обманывал Бландину. Во всяком случае, в последние двадцать лет, после ухода из «Вогельзуг» и рождения Жонатана. До этого, отбывая на другой, далекий берег Средиземного моря, он встречался с проститутками.
Жан-Лу судорожно дернул шелковые кандалы.
Я думала, Жан-Лу поможет мне.
Он знал – понял, что я ношу ребенка.
Он сомневался. Неужели готов был взять на себя ответственность? Полюбить нас? Хотя бы из жалости?
Несколько недель я верила, а потом его жена – настоящая жена – забеременела. Неполноценным ребенком.
И он поступил, как другие, даже еще трусливее – бросил меня. Нас. Меня и моего ребенка.
Жан-Лу не знал, сколько прошло времени. Он различил скользившую в темноте тень, ночное создание, кошку, летучую мышь. Сумел слегка ослабить узлы. Напрягся в ожидании.
Тень подобралась совсем близко.
Уколола его в предплечье.
Неожиданно. Резко. Жан-Лу, не размышляя, отчаянно рванулся и вслепую укусил руку, вогнавшую иглу ему в вену.
Раздался вопль, Жан-Лу закричал в ответ, рука выдернула шприц, и тень отпрянула. Раздался звон бьющегося стекла, и Жан-Лу вспомнил подаренную девушке подвеску.
Фалина?
Он припомнил последние образы, которые глаза запечатлели через полотно палатки, прежде чем погасли факелы. Ему почудились две тени, но это мог быть оптический обман. Напала на него Фалина, кто же еще? Разум отказывался верить. Наверное, в номер проник неизвестный. Ревнивый любовник. Ударил Фалину, потом взялся за него.
Жан-Лу ждал, считая секунды. По его прикидкам, прошло минут шесть. Привкус крови во рту почти исчез.
И вдруг он почувствовал боль сначала в правом, потом в левом запястье, по рукам потекли теплые струйки.
Убийца приблизился совершенно бесшумно. Ночной призрак с острым ножом или опасной бритвой перерезал ему вены.
– Фалина? Умоляю тебя, Фалина…
Никто не ответил. Через несколько минут дверь номера «Караван-сарай» открылась и тихо захлопнулась.
Все кончено.
Он умрет здесь.
Некоторые раскаявшиеся любовники признаются на смертном одре, что вели двойную, даже тройную жизнь, полную лжи, и никогда не попадались. Его обрекли на смерть за первую же ошибку. Ирония судьбы.
Рано утром его найдут в этой комнате. Горничная. Или следующая пара клиентов. Обнаружат в кармане мобильник, сообщат Бландине, она не поверит – ни в смерть, ни в предательство.
Полицейские обыщут номер в «Рэдиссон Блю», перетряхнут вещи в чемодане. Найдут самолетик, макет А380, отдадут его Бландине, а она подарит игрушку Жонатану и скажет, что папа улетел на небо.
Сын грустить не станет. При виде самолетика его лицо осветится невинной улыбкой, он подумает: «Папа хороший, всегда привозит мне подарки…» – и побежит в сад, вскинув руку с самолетиком, изображая шум мотора и глядя вверх, чтобы найти отца и сказать спасибо.
А потом – очень скоро – забудет его.
День ветра
07:03
Казначей был похож на знаменитого актера Бена Кингсли.
Вытянутый лысый череп. Маленькие круглые очки. Улыбка все-зубы-навыпуск. И морщины на лбу, тонкие, как строчки в гроссбухе. Альфа́, кстати, казалось, что все заключенные напоминают американских актеров. Он видел, как Брюс Уиллис выходил из сортира, старик Де Ниро говорил сам с собой на прогулке во дворе, а Роберт Дауни-младший и Хью Джекман отжимались.
Бен-Казначей подошел к Альфа́ сам – у стены, где не было ветра. Произнес два слова, глядя в сторону:
– Слушаю тебя.
Альфа́ выдохнул, взвесил в уме слова. Он знал, что Казначей по собственной воле сел в каталажку – на несколько лет! Внутри всегда необходим человек, чтобы «вести дела», ведь посылают же транснациональные компании своих эмиссаров в дебри Маньчжурии или в Арли[84], что в самом сердце Сахары. Некоторые, в том числе Казначей, соглашаются: работа временная, и платят хорошо. Альфа́ коротко изложил свой план, назвал пароль доступа к папке в облаке «Дропбокс».
– Там все детали, финансовый план, контакты, сроки платежей. Все подготовлено и предусмотрено…
Потом Альфа́ заговорил о прибылях: «Колоссальные, если будем действовать быстро!»