1994-й. Одно название, обычное название файла с расширением IMG, наэлектризовало затылок, она дернулась, как от удара. Указательный палец замер над клавишей Enter.
Адиль Заири.
Бэмби наклонилась вперед, куртка распахнулась, и молодой отец покосился на ее грудь, не переставая поглаживать пальцы спящей жены. Не покосился – уставился с вожделением, как горнолыжник на сверкающие вечные снега.
Адиль Заири.
Как же часто она читала эту фамилию. И это имя. Пять букв, написанных круглым почерком Надии. Имя легендарного существа, злого гения из волшебной сказки, чудовища без лица. Итак, Адиль Заири существовал. Двадцать лет назад он работал на «Вогельзуг». Ян Сегален, Журден Блан-Мартен, Франсуа Валиони, Жан-Лу Куртуа и все, кто в 1996 году был в штате ассоциации, знали его. На висках выступали капли горячего пота, стекали по шее на грудь, и кондиционер превращал их в ледяные слезы. Бэмби дрожала, так и не коснувшись клавиши. «Чудовище без лица…» – повторила она про себя. Ни она сама, ни Лейли не знали, как выглядит Адиль.
Бэмби последний раз повернула голову к иллюминатору. Лайнер летел над Тунисом. Тонкая линия черных и белых домов напоминала шов между пустыней и морем.
Она открыла папку с фотографиями.
09:44
Лейли встала и продолжила подбирать очки в ярких оправах и сов – пластмассовых, тряпичных, деревянных, шерстяных, стеклянных, разлетевшихся по полу. Она бережно протирала фигурки и методично расставляла их на полках, понимая, как глупо это выглядит. Квартира напоминала поле битвы. Придется все вычистить, что-то выбросить, что можно – починить.
Рубен остался сидеть.
– Идите сюда, Лейли, и расскажите мне продолжение.
– Нет никакого продолжения. История окончена.
Она все-таки вернулась, села рядом, и управляющий положил руку ей на плечо. Очки он убрал в карман, и в его глазах плескалась бесконечная печаль. Обычно Рубен маскировал ее невероятными выдумками, но этим утром играть не хотелось. Ну разве что в игру, где сбрасывают маски и доспехи.
Рубен притянул Лейли к себе. От него легко, ненавязчиво пахло табаком и одеколоном.
– Нет, Рубен.
Трудно отказывать человеку, излучающему нежность, но она высвободилась, повторила: «Нет, Рубен» – и поняла, что он не будет настаивать. Есть люди, умеющие скрывать чувства.
– Я спала с мужчиной, Рубен. Несколько часов назад. Здесь.
– Ты его любишь?
Он впервые обратился к ней на «ты», и она нашла это естественным.
– Не знаю… Ты ревнуешь?
Рубен не ответил. Вернее, ответил – вопросом на вопрос:
– Ты когда-нибудь любила мужчину?
– Не знаю.
Либерос крепче сжал ее плечо.
– Конечно, знаешь, Лейли. Ты любила – не Виржила, отца Альфа́, к нему ты испытывала физическую страсть, а подпитывал ее адреналин, ведь тогда рядом с вами бродила смерть. Я говорю об Адиле… Твоем спасителе. Ты его любила. Очень сильно. На все пошла ради этой любви.
– А потом убила.
Рубен улыбнулся:
– Решающее доказательство любви.
Он обвел взглядом разгромленную квартиру, валяющиеся на полу книги в смятых суперобложках, с загнутыми уголками страниц. Томики напоминали птиц с подрезанными крыльями.
– Ты все помнишь, Лейли. Ты призналась, что сохранила тетрадку, которую под твою диктовку писала Надия, и прячешь ее под матрасом.
Лейли удивилась – к чему это он? – и Либерос пояснил:
– Ты не проверила, на месте ли она. Возможно, ее-то громилы и искали?
Они поднялись.
Вдруг Рубен прав? Лейли сунула руку под матрас в попытке нашарить бесценную тетрадь.
Ничего!
Она занервничала, начала переворачивать подушки, сбросила на пол белье.
Тетрадь исчезла.
Лейли не успела задуматься о том, кто мог ее взять: на пружинном матрасе лежал конверт. Она схватила его. Рубен отступил на шаг, чтобы побороть искушение читать из-за плеча.
На конверте была надпись.
Лейли
От Ги
Дорогая Лейли!
Пишу наспех, пока ты принимаешь душ. Закончу и суну под матрас, прежде чем ты выйдешь. В конце концов ты его обнаружишь. Так всегда случается. Вещам доверять легче, чем людям.
Спасибо, Лейли.
Спасибо, что раскрыла мне объятия. Приняла таким, каков я сейчас. Нужно быть красавицей, Лейли, чтобы суметь полюбить меня сегодняшнего. Видеть сердцем, как говорил герой одной книги на своем астероиде. Хотел бы я, чтобы ты увидела меня лет двадцать назад. Когда годы еще не состарили меня. Когда я весил на двадцать пять кило меньше и говорил красивым голосом.
Уже слышу твои слова, моя храбрая фаталистка: такова жизнь, одно утро сменяет другое, завод, истощение…
О нет, Лейли, о нет… Некоторые стареют красиво. Другие успевают разбогатеть. Большинство все теряет по дороге, постепенно, по капельке, по крошечке, и их сердца становятся сухими, как камень. Не мой случай, Лейли. Я утратил все одним махом.
Однажды утром. Я не был готов. Лишился всего. Остался на обочине.
Знаешь, кто украл мою жизнь, Лейли? Женщина.
Женщина, которую я подобрал, женщина, которую я спас, женщина, которую без меня съели бы крысы. Женщина, которую я любил. А она меня предала. Начинаешь понимать, Лейли?
Не асбест на стройках так повредил мою трахею, что голос превратился в ржавый смычок, застревающий на металлических струнах. Это сделала женщина, всадив нож мне в шею.
Припоминаешь, Лейли?
Бедняком я стал не из-за кризиса и не потому что потерял работу. Женщина украла сокровища, которые я терпеливо копил.
Я был слеп.
Знаю, Лейли, ты скажешь, что письмо слишком длинное и не могло быть написано «на скорую руку». Представляешь, сколько лет я сочинял текст? Как долго тебя искал? Подбирался к тебе? Осторожно, чтобы не спугнуть. Двадцать лет назад маленькая проныра Надия ничего мне не сказала, хотя я до смерти избил ее. Не выдала тебя. Это стоило мне работы в ассоциации – Адиль стал недостаточно чистеньким для «Вогельзуг». Я не слишком расстроился, организовал собственное небольшое предприятие, иногда брал подработку у прежних хозяев. Хорошие мошенники – те же умелые ремесленники, для них всегда найдется дело.
В глубине души мне было плевать. Ты удивишься, Лейли, но я хотел одного – выиграть пари. Я заключил его в тот день, когда согласился, чтобы ты спала с другими мужчинами. Помнишь? Не забыла, что я тогда сказал тебе? «Сделай это для меня. Сделай это для нас». И добавил как идиот: «Хочу, чтобы однажды ты увидела мое лицо. Хочу прочесть по твоим глазам: “Ты красивый!”»
Я говорил так, чтобы придать тебе мужества, а сам трясся от страха. Я ведь не шутил в тот первый вечер, когда забрал тебя из тайника в Агридженто. «Если прозреешь, бросишь меня». Ты была настолько красивее меня! Я разрывался между желанием, чтобы к тебе вернулось зрение, и страхом потери. Все было еще хуже, еще подлее. Я боялся увидеть в твоих глазах разочарование, презрение, даже отвращение. Если это не любовь, то что тогда?
Я продолжал сводничать, прятал от тебя наши сокровища. А ты поверила россказням шлюхи Надии и словам тех, кто потом называл Адиля Заири жалким проводником нелегалов, мелким сутенером, чудовищем. Вот кем я был в твоих глазах все эти годы. Чудовищем. Так ты описала меня – здесь, в этой комнате, на этой кровати, – когда рассказывала свою историю. Как видишь, ты была не права. Я молча проглотил твою версию событий. Потребовал смехотворного реванша.
Единственного, имевшего значение.
Прочесть по твоим глазам, что ты находишь меня красивым.
Я выиграл, Лейли. Выиграл мое пари. Ты впервые разглядела мое лицо, и оно тебе так понравилось, что мы занялись любовью.
Такова моя месть, Лейли. Сладкая месть. Моя гордая, моя свободолюбивая, моя непокорная Лейли добровольно отдалась своему палачу. И получила удовольствие.
Что равносильно жесточайшему изнасилованию.
Хотел бы я увидеть в твоих глазах эту маленькую смерть, раскрыть секрет не в письме, а в постели. Я ночи напролет воображал себе этот момент: вот ты кричишь от наслаждения в моих объятиях, а вот я тебе все выкладываю, а на заре душу – до смерти. Или закалываю ножом. Планы изменились вчера вечером, когда я пересекся с Тидианом. Ты была недостаточно быстра, а может, слишком доверилась мне.
И я понял. Насчет твоего младшего сына, насчет Альфа́ и Бэмби. Я узнал твой секрет. Догадался, где ты прячешь мое сокровище.
Оставляю тебя, Лейли. Прячу конверт под матрас. Мы займемся любовью. Потом ты меня выставишь. А через несколько часов будешь стоять у окна. Или выйдешь покурить на балкон, проводишь меня взглядом и представишь, какая жизнь могла бы быть у нас двоих, увидишь, как я сажусь в автобус и еду на работу.
Не зная, что я отправляюсь не на завод, а за украденным у меня богатством.
Что я заберу его у твоего сына.
Целую тебя последний раз.
Адиль.
Письмо выпало из руки Лейли и медленно спланировало на пол. Рубен обнял ее – как друг, без малейшей двусмысленности.
– Что он имеет в виду, дорогая? Твой сын в опасности? О чем догадался этот человек?
Лейли поняла, что может довериться Рубену. Рассказать ему все без утайки, немедленно, иначе Тидиана не спасти.
03:47
Корпус «Севастополя» коснулся бетонного пирса и причалил так мягко, что Альфа́ даже не заметил. Холодный туман обволакивал порт, пропуская только робкий мигающий свет маяка. Над белесой ватой возвышался странный лес мачт, светлых теней, неподвижных флагов и выцветших фасадов с закрытыми ставнями.
Оранжевые буйки смягчили удар, Гаврила бросил якорь уверенным движением, не попросив единственного пассажира помочь. Альфа́ был изумлен: неужели он и правда пересек Средиземное море на средней скорости 25 узлов и всю ночь сопротивлялся колыбельной волн на раскачивающейся яхте? Время от времени Альфа́ засыпал – на несколько секунд, а может, минут, – сжимая в руке свой ТТ 33. Гаврила не попытался напасть на него, отнять оружие. Остался у руля. Зачем? Не возвращаться же назад с полпути! Предупредить полицию? От них одни неприятности, а вот с негром и его приятелем в галстуке, который хочет купить судно, точно удастся договориться.