— У тебя завтра выходной?
Влада подтвердила, и тогда Игнат предложил:
— А давай сходим куда-нибудь. Например, в кино.
Влада неуверенно молчала.
— Или просто погуляем.
Он улыбался нежно и искренне. Он был красив и очень приятен. Он вызывал симпатию. А у Влады завтра был выходной и не было поводов ему отказать.
И они стали встречаться. Не только потому, что работали в одном месте и, в силу данного обстоятельства, случайных столкновений невозможно было избежать. Встречи проходили и за стенами интерната, и планировались они со смыслом и заранее. А еще из них не делалось тайны.
Да и что тут скрывать? Кому могли помешать их отношения? Простые и спокойные, добрые и чистые. Весьма и весьма неопределенные.
Очередной вечер закончился недолгим свиданием, парой обычных слов на прощание и коротким поцелуем у парадного. Быстрым и каким-то мимолетным. Будто бы желанным, но не обязательным.
Влада закрыла дверь и продолжила жить по заведенному расписанию. Легкий перекус, умывание, чистка зубов и так далее, и так далее.
Девушка привычным движением выключила свет, юркнула в постель, прижалась щекой к подушке.
Над городом властвовала ночь — суровая хозяйка в мрачном наряде. Она любила броские украшения: бриллианты звезд, бледное золото луны, разноцветное сверкание электрических огней. Она все решительней и напористей отстаивала свои темные права, безжалостно отбирала у дня минуты за минутами, готовила мир к зиме и забвению. Она все делала наоборот: превращала обыденные вещи в загадочные, меняла смыслы и копала так глубоко, что становилось страшно.
Влада спала, и ее странное сновидение упрямо противоречило событиям, завершившим сутки.
Ей снился Синица. Но не таким, каким она его знала когда-то — дерзким пятнадцатилетним подростком, а таким, каким он должен быть сейчас. Повзрослевшим, возмужавшим правителем волшебной страны. И в это же самое время в одной из комнат интерната бодрствовал маленький мальчик. Данила Синицын.
Окно было широко распахнуто. Занавески разлетались под порывами врывавшегося с улицы холодного ветра, превращаясь то в тугие паруса, то в распростертые крылья.
Данилка сидел на подоконнике, бесстрашно свесив наружу ноги, вглядывался в густую чернильную темноту ночи, иногда зябко поеживался и, кажется, о чем-то мечтал.
Обычно со Змейским ребята держались терпимо: не изгоняли из компаний, старались не обращать внимания на Кешины вечные цепляния, не поддавались с легкостью на его провокации. С недавних пор в отношении к Кеше даже стало проскальзывать такое чувство как жалость.
Между знающими людьми поползли слухи, разъясняющие, отчего он стал еще вреднее, чем прежде. Виной тому была глубокая сердечная рана.
Кеше нравилась Женя Рябинина из выпускного класса. Оказывается и рептилии способны на горячие чувства! Однако всем прочим, не исключая Змейского, предпочитала девочка своего одноклассника Илью Светлова, и симпатия ее, Кеше на беду, оказалась взаимной. Вот и злобствовал Змей от бессилия, высмеивал чужие сложившиеся чувства. Тем более возможности необыкновенного зрения позволяли ему замечать то, что для остальных оставалось секретом.
Однажды, проходя мимо группы десятиклассников, Данилка услышал знакомое шипение.
— Они стоят рядышком и за руки держатся. Прям как маленькие! Такие трогательные. Такие слатенькие. Я чуть не расплакался от умиления. — Помимо прочего Кеша был еще и артистичен. — Влада что-то говорит, а садовник пялится на нее, ну, как полный придурок. А потом стал наклоняться. Все ближе, ближе. Ну, думаю, щас начнется самое…
— Хватит! — ворвавшись в круг, сердито потребовал Данилка.
— Это почему? — усмехнулся Кеша, нисколько не смутившись и не испугавшись, скорее даже обрадовавшись появлению мальчика.
— Ты врешь!
— Вру? — Кеша мгновенно вскипел от негодования, но, пристально глянув на побледневшего напряженного Данилку, изменился в лице, растянул губы в довольную ухмылку. — Ой, не могу! Мелкий втрескался в училку!
Данилка на миг смешался, не смог сразу ответить, а Кеша, пользуясь моментом, разорялся все больше.
— Только ты пролетел, Синица! — сообщил Змей вроде бы с сочувствием. — У твоей Владочки другие интересы. Она предпочитает более взрослых мальчиков. Она… — он мерзко хихикнул и тут же наткнулся на пронзительный взгляд.
— Заткнись! — процедил Данилка сквозь зубы, но Кешу его угроза еще больше развеселила.
— А то, что будет? — открыто смеялся он. — Заплачешь и побежишь жаловаться своей подружке? А она…
Змейский крякнул, будто подавился, широко распахнул рот, но не смог произнести ни слова, только выпучил глаза.
Потом Кеша схватился руками за горло, будто пытался удостовериться, а все ли необходимые части на месте. А, может, хотел найти потайную кнопочку, включающую звук, или вернуть на место не вовремя отскочившую деталь. Он страшно испугался, побледнел, скривился. И тут взгляд Змейского упал на стоящего перед ним мальчишку, снисходительно усмехающегося прямо ему в лицо.
Кеша все понял. Мелкий недаром предупреждал: «Заткнись!» Кеша не послушал, и тот какой-то неведомой силой легко заставил недруга выполнить свое требование, не дожидаясь окончания фразы.
При всех. Открыто и нахально. Сделав ужасного Змея нелепым и смешным в чужих глазах.
Рвавшиеся из горла слова, намертво застревали в нем, и, не находя выхода, распирали, распирали, распирали.
Кеша, словно разъяренный носорог, ринулся на виновника своего позора. Ребята едва успели перехватить его перед самым Данилкиным носом.
Судя по силе, с которой Змейский вырывался из рук приятелей, предусмотрительно вцепившихся в него железной хваткой, он снес бы не только мелкого десятилетку, но и, как минимум, половину школы.
— Синица! Ты бы лучше отвалил пока! Кому говорят? Исчезни из виду! — советовали старшеклассники мальчишке, но тот стоял, абсолютно спокойный, не торопясь никуда уходить.
Издалека почувствовав возникновение горячей точки в своих владениях, появился Виктор Николаевич, с двух слов вник в ситуацию.
В его присутствии Кеша присмирел, только продолжал возмущенно выкатывать глаза и скрипеть зубами. Но директор даже не повернулся к Змею, сразу обратился к Данилке, не подав виду, что крайне обеспокоен открытием новых граней его дарования.
— Данила, твоих рук дело? — спросил он, чтобы окончательно убедиться в правильности своего понимания ситуации и обеспокоиться еще больше.
Мальчик смело сознался, не стал отрицать. Он ни на секунду не усомнился в том, что поступил с Кешей справедливо.
— Ты, может, еще не знаешь, Данила, — серьезно сказал Виктор Николаевич, — но у нас такое правило: никогда не применять свой дар во вред другим.
— Виктор Николаевич! — тут же высказал свое несогласие один из присутствующих — Кешин одноклассник Коля Бородин. — Какой же это вред, заставить Змея заткнуться? От этого всем другим только польза!
— Бородин! — сурово произнес директор.
Положение педагога становилось нелепым. Он тоже прекрасно знал, кто такой Кеша Земский, знал, что тот неумерен на язык, и всегда считал, что было бы весьма уместным время от времени лишать его дара речи. Но кое-что здесь оставалось абсолютно неприемлемым.
Воспользовавшись своей уникальной способностью, Данилка нарушил главное правило: нельзя использовать свое превосходство перед человеком, который в чем-то заведомо слабее тебя. Хотя — опять же! — в данной ситуации, очень сомнительно, что слабее. И вред, как утверждает Бородин, с трудом отличается от пользы.
— И за что же ты так поступил со Змейским?
Услышав взрыв хохота, Виктор Николаевич опомнился, но извиняться или исправляться уже не стал, сделал вид, что ничего не заметил и для смеха не находит причин. Хотя употреблять еще раз фамилию и даже имя пострадавшего на всякий случай поостерегся. Воспользовался безвредным и безликим местоимением.
— Что он такого сказал?
Отзвучал вопрос, и сразу наступила тишина. Никто не решался пересказать разговор. Даже Кеша понял, что в вынужденной немоте есть свои плюсы.
— Ну! Синицын!
Данилка молчал, но тут опять выступил Коля.
— Да очередные гадости, Виктор Николаевич! Будто вы Кешу не знаете?
Он хотел оказаться отважным и благородным, но директор почему-то посмотрел на него не с уважением, а с осуждением.
— А вы стояли и слушали его с удовольствием! И только самому маленькому хватило смелости и порядочности его осадить!
Бородин не успел ничего сказать в свое оправдание, потому как первым заговорил Данилка.
— Я не маленький! — с напором произнес он.
— Похоже, что так! — согласился Виктор Николаевич. — Но все же я переговорю с Владой по поводу…
Дальнейших слов Данилка не слышал. Все его внимание было приковано к ухмыляющейся физиономии Змея. Тот и без голоса умел сказать что-нибудь мерзкое и унизительное, отловить в дальних коридорах и доставить в нужное место эхо когда-то прозвучавших слов: «У нее другие интересы. Она предпочитает более взрослых мальчиков. Она…»
Виктор Николаевич всегда выполнял свои обещания, а тут еще обстоятельства подстегнули его сделать это как можно быстрее. Он отыскал Владу, торопливо, но подробно описал ей случившееся. Но в конце ему пришлось добавить нечто, что говорить он некоторое время назад вовсе не собирался.
— Данила ушел после нашего разговора и пропал из поля зрения. Никто не знает, где он.
— Может, в комнате закрылся? — предложила Влада первое, пришедшее в голову, но остальные были не глупее.
— Уже смотрели. Пусто! — доложил Виктор Николаевич и принялся размышлять вслух. — Не думаю, что он убежал из интерната. Вроде бы ничего ужасного не произошло. Наверное, где-то отсиживается в гордом одиночестве. Даже мне порой это требуется, — признался он между делом и посмотрел на Владу. — Ты не знаешь никаких укромных мест, где бы он смог спрятаться?
Влада послушно задумалась.