не обязательно. Особенно, если времени нет.
— Странно как-то, — предположения собеседницы не слишком удовлетворили Владу.
— Ага! — Валентина согласно кивнула. — Правда, странно. Сын на папашу нисколько не похож. Ну, совсем ничего общего. Папочка такой красавчик, а мальчик — обычный. Ничего особенного.
— Валя! — Влада улыбнулась, немного осуждающе, немного иронично. — Ну, кто о чем!
Секретарша опять фыркнула и тоже улыбнулась.
Однако безобидное подшучивание и понимающие улыбки не сгладили волнения. Да, в общем-то, и не волнения. Так, легкого замешательства. И вопросы без ответа сидели в голове по-прежнему.
Почему отец Данилы Синицына не захотел встретиться с учительницей сына? Неужели, правда, так спешил? Лично Влада на его месте, в первую очередь направилась бы к персонально приставленному к ее ребенку педагогу, а не полетела бы на всех парах к директору. Тот, конечно, выше по положению, но, следовательно, и от детей дальше.
И — опять же! — почему этот неожиданный визитер показался знакомым? Из-за сходства с Данилой? Но, даже Валентина убежденно заметила, внешне между папой и сыном ничего общего. А еще от Влады Синицын-старший шарахнулся, как от чумы. Ну, не настолько же она страшная, чтобы при виде ее люди убегали без оглядки!
Влада не размышляла над случившимся беспрестанно, некогда было, но время от времени возвращалась к неразрешенным вопросам. Например, вечером, когда в интернат незаметно проникла тишина.
Сначала незваная гостья пряталась в самых потаенных уголках, а потом постепенно заполнила весь жилой корпус. Разлилась по коридорам, просочилась под двери ребячьих комнат, глуша звуки и завершая разговоры, выстлала мягкую дорожку следующим за ней по пятам сну и покою.
Влада опять дежурила. Не в свой черед.
Алла, как маленькое стихийное бедствие, налетела после ужина с виноватым взволнованным лицом и засыпала лавиной слов, извиняющихся, несчастных, просительных, верящих.
— Владочка! Будь другом! Выручи! Понимаешь? Такое дело! Ко мне тут знакомые приехали. Точнее, не ко мне. Они тут проездом, на сутки. Специально день выкроили, чтобы со мной увидеться. Представляешь? А у меня как назло сегодня дежурство. Ну, не вести же мне их сюда! И время терять не хочется. И так мало. Владочка! Я тебе вовек буду благодарна. Все, что скажешь, сделаю. Отдежурю за тебя, когда захочешь.
И что оставалось делать? Только согласиться.
Мысли не давали заснуть, беспокоили, будоражили. И не скажешь, что чересчур взволнованные, но сон они успешно отгоняли, и Влада решила сделать очередной обход. А вдруг еще кому-то не спится?
Нет, тишина прочно обосновалась в корпусе. Даже воздух казался сонным, обволакивал призрачной сказкой. И Влада ясно представила, как бродит по коридорам маленький, толстенький человечек, добрый и уютный, в светлой ночной сорочке, такой длинной, что из-под нее виднеются только носки мягких домашних туфель. Человечек подходит к каждой двери и озабоченно прислушивается: всё ли спокойно? все ли спят? А в руках у него — оплывающая свечка, трепещущий огонек которой похож на крошечную яркую звездочку, спустившуюся с небес.
Внезапно налетевший неизвестно откуда сквозняк сорвал звездочку с фитиля, мгновенье играл с ней, а потом безжалостно потушил, и вслед за огоньком иллюзия исчезла целиком. Теперь и Влада почувствовала, как тянет холодом.
Ветер свистел из-под двери… Данилкиной комнаты.
Неужели он спит с открытым окном?
Осень в этом году не балует теплом и хорошей погодой. Так и простудиться недолго, если неразумно закаляться. Или…
Влада даже не постучалась, резко открыла дверь.
Громко хлопнула увлекаемая сквозняком рама, занавеска потянулась следом. А кровать, конечно, пуста.
— Данилка! Сумасшедший!
Влада бросилась к окну, распахнула его, высунулась наружу, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте пасмурной осенней ночи.
— Синицын! Данила! Ты где?
Он не откликнулся. Наверное, находился слишком далеко, а Влада говорила слишком тихо, боясь кого-нибудь разбудить или напугать.
Не дождавшись ответа, она уселась на кровать, успокаивая себя тем, что мальчик обязательно скоро вернется.
Зачем ему пропадать насовсем? Его никто не держит насильно. В интернате ему вроде даже нравится.
Просто захотелось полетать, пользуясь моментом, что никто не станет стоять над душой и занудливо вещать: «Нельзя! А вдруг тебя увидят. Немедленно вернись. Больше так не делай!» Наверное, это уже не в первый раз.
Данилка вернулся через несколько минут, опустился на подоконник, испуганно вздрогнул, заметив Владу, автоматически отступил назад.
Влада, словно подброшенная катапультой, вскочила с постели, ринулась на помощь, в желании подхватить, удержать. Но мальчик не упал, присел, склонил на бок голову, посмотрел вызывающе.
— Ну и что? Никто же не видит.
— Я понимаю, — откликнулась Влада. — И не собираюсь ничего говорить. Я просто хотела убедиться, что ты вернешься.
— А почему я должен не вернуться?
Влада пожала плечами и честно созналась:
— Я не знаю. Не почему. Но мне нужно было убедиться, чтобы спать спокойно.
Данилка спрыгнул на пол, но никуда не пошел, прислонился к подоконнику и посмотрел на этот раз с ожиданием новых вопросов.
— И часто ты так путешествуешь по ночам?
— Ну да! — мальчик выглядел серьезным и грустным и отвечал по-взрослому: — Не хочется упускать возможность, пока я еще умею летать.
— А разве это не навсегда? — с сомнением проговорила Влада.
— Нет! — Данилка заявил уверенно. — Когда подрасту, я не смогу.
— Перестань! Не может быть! — Влада пыталась переубедить и его, и себя, но мальчик не поддался.
— Я знаю.
— Откуда? — учительница глянула на него пристально и подозрительно, и Данилка поторопился объяснить:
— Я так чувствую! — он на мгновенье опустил глаза, но потом посмотрел прямо, твердо и немного горько. — Разве взрослые летают?
В пятницу серое лоскутное одеяло облаков затрещало по швам, открывая синеву чистого неба, и в по-осеннему грустный мир заглянуло солнце, ненадолго вернуло яркость поблекшим краскам.
— Давай-ка проведем занятие на улице! — предложила Данилке Влада. — Наглядный урок краеведения.
Мальчик сразу согласился.
Бродить по городу в любом случае лучше, чем сидеть в классе, решать задачи и писать упражнения.
Летом утопающий в зелени, роскошный, сияющий парк с наступлением осени становился графичным и строгим. Четко прочерченные линии аллей пересекались с линиями каналов, тонкие штрихи сбрасывающих листву древесных ветвей рисовали ажурные узоры на фоне неба и светлых фасадов построек. Статуи спрятались от приближающейся зимы в тесные тесовые домики. И последние осенние кораблики в поисках несуществующего пути покачивались на блестящей холодным металлом воде прудов.
Данилка остановился возле афиши, рассказывающей о новой экспозиции во дворце, задумчиво-заинтересованно приподнял брови, читая название:
— «Свадебные наряды Дома Романовых». — Мальчик вопросительно глянул на Владу. — Не хочешь посмотреть?
Большую часть огромного листа занимала репродукция картины Репина «Венчание Николая II и великой княжны Александры Федоровны».
— Тебе это, правда, интересно? — немного удивилась Влада. Не думала она никогда, что мальчишек занимают свадебные церемонии, а уж тем более полагающиеся к ним платья.
— А что? — философски заметил Данилка. — Это же не сейчас. Это же, как раньше было. История. Короли, правители, королевы.
— Ну, хорошо! — Влада согласно кивнула. — Пойдем за билетами.
Помимо их двоих желающих посетить выставку нашлось не так уж и мало. Город всегда притягивал туристов, и большинство их, конечно, легче всего было встретить в парке и во дворце.
По залам бродили организованные группы и посетители-сами-по-себе, переходили от экспоната к экспонату, любопытные, увлеченные. Экскурсоводы с указками почти бесперебойно выдавали информацию.
Влада с Данилкой, где бы ни стояли, всегда успевали ухватить кусочек чьего-нибудь занимательного рассказа.
Подойдя к стеклянной бликующей витрине, за которой во всем великолепии красовалось богатое свадебное платье, они услышали:
— Наряд для каждой невесты, само собой, изготавливался индивидуальный, но с небольшими изменениями повторялся от свадьбы к свадьбе. Он включал сарафан из серебряной парчи, корсаж которого был покрыт бриллиантами, красную ленту через плечо, подбитую атласом и отороченную горностаем мантию, такую тяжелую, что ее обычно держали пять камергеров. Невеста в таком наряде двигалась с трудом. По свидетельству последней невесты из дома Романовых, великой княжны Марии Павловны, племянницы Николая II, вышедшей замуж за шведского принца в 1908 году, от веса свадебного платья на ее плечах остались темно-синие кровоподтеки.
Экскурсовод ткнула указкой в стекло.
— Здесь у нас представлена современная реконструкция, выполненная по описаниям и существующим изображениям. А вот здесь — уже оригинал.
Указка уперлась еще в одну витрину, в которой скрывался украшенный кружевами и лентами туалетный столик.
— Вашему вниманию представлен золотой туалетный прибор императрицы Елизаветы Петровны, за которым всегда причесывались перед свадьбой великие княжны и принцессы, выходящие замуж. Также здесь представлены так называемые «коронные бриллианты», которые выдавались невестам на церемонию из Бриллиантовой кладовой. Колье, диадема, браслеты. Обратите внимание на серьги, выполненные в виде вишен. Они такие тяжелые, что их прикрепляли не к ушам, а к специальным золотым ободкам. Те уже и надевались на уши.
Группа двинулась дальше, голос экскурсовода стал затихать, и скоро отдельные слова уже трудно было разобрать. А Влада с Данилкой все еще стояли перед свадебным платьем.
— Ну и как оно тебе? — хитро улыбнулся мальчик. — Хочешь такое же?
Влада отпрянула.
— Нет! — девушка замотала головой. — Оно слишком… монументальное. Как будто сделано не из ткани, а из камня. Мне кажется, не будь манекена, оно бы все равно стояло. Само по себе. И никто не смог бы сдвинуть его с места.