Россия вышла в начале 90-х годов на широкую дорогу рынка, которая для большинства простых людей оказалась закрытой, как скоростная автотрасса для велосипедистов.
Журнал «Юность»
Главному редактору г-ну Липатову
Париж. 4 января 1995 г.
Соглашаясь анонсировать свою фамилию в Вашем журнале, я, к сожалению, упустил из виду одно немаловажное для себя обстоятельство: Ваш бывший главный редактор – Андрей Дмитриевич Дементьев – мой личный друг, и, поэтому, согласитесь, пока отношения между ним и редакцией носят столь негативный характер, я считаю, что с моей стороны было бы по меньшей мере некорректным появляться сегодня на страницах «Юности» в любом качестве.
До лучших времен.
Девушка из Нью-Йорка
В январе в США с большим успехом прошли авторские вечера поэта Андрея Дементьева. В одном из самых престижных залов Нью-Йорка – «Миллениуме» – собралось около тысячи почитателей творчества известного российского поэта. Андрей Дементьев читал много стихов, написанных в разные годы, отвечал на вопросы, подписывал книги. В концерте принимали участие солист Метрополитен-опера Александр Гунько, заслуженные артисты Украины Людмила Фесенко, Эрнст Штейнберг и Игорь Афанасьев.
Встреча А. Дементьева с американскими читателями состоялась также в Бостоне.
Валерию Коренную я впервые услышал в Нью-Йорке на моем авторском вечере в «Миллениуме». Она пела свои песни. С первых же слов меня покорила ее искренность и какая-то внутренняя застенчивость. Она как бы стеснялась своей исповедальности перед огромной аудиторией, где были и ее ровесники, и люди постарше. И где внимали ей доброжелательно и с интересом. Она чувствовала это настроение и с каждой минутой становилась уверенней и раскованней. Хотя, как я понял, эта раскованность вообще присуща ее общению со слушателями, потому что Бог наградил ее подлинным талантом, а он всегда естественен…
Стихи, которые она посвятила мне, были прочитаны на том же вечере, и я увез их с собой в Москву.
Андрею Дементьеву
Он говорит, что ничего не должен,
Не должен ничего и никому.
Он – не случайный уличный прохожий.
Он должен вам и мне…
И я возьму
Ту песню Лебединую, как верность,
И сохраню, и унесу с собой.
И мир добрее станет.
И, наверно,
Там чайки закружатся над водой.
Он говорит:
«От хамства нет защиты…»
Но мне ЕГО защита так нужна.
Пускай у хамства рты и не зашиты,
Но как его Аленушка нежна!
И вместе с ней я возвращусь к Природе,
В тот Отчий дом на синем берегу.
Он говорит:
«Любовь навек уходит…»
Но Яблоки сверкают на снегу.
Он говорит:
«Нет женщин нелюбимых…»
Ведь у любимых женщин нет морщин.
Он научил меня, промчавшись мимо,
Что в мире нет не любящих мужчин.
Шутки коллег
За годы работы в журнале «Юность» я получал не только рукописи повестей, рассказов, поэм и стихотворений, но и всякого рода шутливые посвящения, эпиграммы, пародии… К сожалению, мало что сохранилось. Но кое-что из того, что я нашел в своем архиве, публикуется в этой книге.
Автор этих веселых стихов – мой земляк, прозаик Юрий Красавин, которого я когда-то рекомендовал в Союз писателей.
Дементьевы живут за девяносто.
Красавины – по восемьдесят лет.
И вот мы ляжем на сырых погостах.
Сначала я… Андрей за мною вслед.
Едва душа сомкнется с небесами,
Услышу, перед Господом представ:
«Се раб мой по фамилии Красавин,
Он что-то там писал… Я не читал.
Кто ж поручится за тебя, бедняга,
Чтоб не в подвал послать, а в бельэтаж?»
Тут встанут Чехов, Бунин и Булгаков
И скажут: «Отче! Этот парень наш.
Он честно жил, хотя и суетился.
Друзей любил, врагов всегда карал.
В земной юдоли славы не добился
И плоховато в шахматы играл…»
Бог молвит строго: «Можно покороче?!
Он, ясно, недостоин райских кущ».
А классики Ему: «Он в прозе, Отче,
Как Ты в миросозданьи, всемогущ».
Потом наступит очередь Андрея…
Трепещет силуэт его души.
С мольбой взовет он:
«Александр Сергеич!..»
И Пушкин скажет: «Все, Андрей, пошли…»
Не уклонюсь от долга, не миную,
Пред светлым ликом встать не убоюсь:
Дементьева я в рай рекомендую,
Как он меня в писательский Союз.
Ваш Б. Полевой
Письма Бориса Полевого – это особый жанр. В них все есть – и неожиданный юмор, о котором когда-то Ираклий Андроников сказал, что ни у кого из писателей он не встречал такой живости языка и деликатности народной лексики. И редкая доверительность и почти осязаемая доброта… Даже в коротких посланиях виден был его характер – мягкий, светлый, доброжелательный.
Первое письмо Бориса Николаевича ко мне помечено 3-м марта 1960 года. Последнее – декабрем 1980… За эти годы мы много общались по жизни, работали рядом, но письма я получал неизменно. И что удивительно – он находил время писать каждому автору, который впервые напечатался в «Юности». И не на машинке, а своим почти пушкинским неразборчивым почерком и непременно зелеными чернилами.
Некоторые из писем я публикую в этой книге.
Милый Андрей Дмитриевич!
Сегодня мне впервой разрешили лежа написать письмо. Одно только письмо. Так вот пользуясь этой радостью, докладываю Вам, что если и не все о…кэй, то во всяком случае свет уже забрезжил в конце больничного туннеля.
Лежу в неподвижности, как святой Себастьян на католических иконах, с той лишь разницей, что истыкан я не стрелами, а шприцами, и не в грудь, как несчастный Себастьян, а в жопу, коя и несет на себе все тяготы лечения.
Завтра напишу письмо поподробней, а то сестра мне уже грозит кулаком.
Настроение бодрое и в самом мажорном тоне посылаю Вам свое тверское Б-э-э-э…
Дорогой Андрей!
Отпуск мой начался весьма неудачно. В Новый год спикировал в грипп и только сейчас из него вылезаю. Но ничего. Сейчас лучше. Прочел кучу рукописей. Все – туфта. Из всего прочитанного заслуживает внимания Титов. В оценке Титова я с Вами согласен. Написал ему письмо. Попросил учесть наши замечания. Будем работать. Вытянем. Растет парень. Владислав Титов – автор повести «Всем смертям назло».
Дорогой Андрей!
Ну, вот и отбыли мы четверть срока. Целую неделю абсолютно ничего не делал. Вел чисто растительную жизнь – ел, спал и ничего не писал. Даже писем. Ей богу, чего со мной никогда не бывало.
Пятый номер «Юности» получил. Просмотрел и частично прочитал. Очень приятный номер. Разнотемный. Тематически серьезный, а главное интересный. Поздравляю!
Читаю здесь разную ерунду, вроде Агаты Кристи и Джеймса Чейза и Сименона. Голова от этого совершенно пустая. По всем Вам и по «Юности» очень соскучился, но не беспокоюсь: у руля Вы, на вахте железный Леопольд. На мель не сядете.
Произвел в библиотеке небольшое наблюдение: взял пять старых экземпляров «Юности». Они самые потрепанные. Когда я захотел перечитать последний номер – не дали. Все на руках. Записался в очередь третьим. Это очень, очень здорово! Нет большей радости, чем видеть свой потрепанный журнал. Зачитанный журнал – это, ей богу, даже лучше, чем, скажем, орден на обложке «Огонька».
Насчет Агеева. Вы знаете, почему отдел прозы загоняет его подальше – не они открыли. Отзвуки отшумевшей войны мышей и лягушек, которую мы с Вами благополучно прекратили год назад. А Агеев – это несомненно самый большой «Зеленый листок» этого года.
Дорогой Андрей!
Сегодня на Конгрессе миролюбивых сил прочитал Вашу книжицу. Пока миролюбцы всех мастей ходят вокруг темы мира, как коты вокруг горячей каши, я с удовольствием углубился в Вашу книжечку – такую милую, такую русскую, я бы даже сказал такую тверскую, извините меня за этот козлиный патриотизм.
О чем бы Вы ни писали – вы остаетесь в стихах своих Андреем Дементьевым, хорошим русским парнем, и даже Ваш сиятельнейший друг А. Вознесенский оказывается бессильным втянуть Вас в свою орбиту, заставить Вас «выпендриться» и почесать правое ухо левой ногой. Вот таким Вы навсегда и оставайтесь. И в этом сила Вашей поэзии.
Дорогой Андрей!
Ну, вот сегодня могу уже писать Вам письмо не тайком, а вполне легально, на что получил высочайшее медицинское разрешение. О прискорбно-комическом происшествии со мной Вы, в основном, знаете. Вляпался я в инфаркт без всякой подготовки, внезапно, разом, как это бывает на лугу – идешь, собираешь цветы, слушаешь жаворонков, а попадаешь ногой в свежую теплую коровью лепешку. Но это скучная история. Писать об этом не охота. Главное – через опасность я уже перескочил, а остальное доделает время.