постоянно.
Потому я признателен коллегам из «Вэнити Фэйр», чья умная инициатива «жестокости из милосердия» запустила данный процесс. Я вполне понимаю, что им в первую очередь надоело видеть меня в прежнем обличье, однако косметические и маскирующие процедуры возымели и некоторый непредвиденный эффект. После того, например, как я стал обладателем набора новых, сверкающих белизной зубов от доктора Грега Литучи, у меня появился стимул не превращать их в желто-коричневые по образу и подобию предшествующих. За счет журнала я подписался на пару антитабачных процедур, в смутной надежде избавиться от худшей из своих привычек, и, по обыкновению, начинал ненавидеть себя и раздражаться, когда, не успев бросить, вновь обращался к курению всего через несколько дней, а то и часов.
Тем не менее думаю, антитабачный курс Аллена Карра подсознательно «подействовал», поскольку несколько недель спустя после возобновления курения (и обретения неотвязного компаньона в образе скелета с косой) я в одно прекрасное октябрьское утро проснулся в городе Мэдисон, штат Висконсин, куда прибыл на автограф-сессию, уже зная, что выброшу сигареты в сортир, а зажигалку и спички — из окна.
Что и проделал. На следующий день я вернулся в Вашингтон и дал интервью для рубрики «Обед с ФТ», выходящей в «Файнэншл таймс» каждые выходные. Все условия для рецидива сошлись идеально: мой интервьюер был курильщиком, а день достаточно хорошим, чтобы мы смогли усесться на веранде с пепельницами на столе, плюс роскошная и пряная еда клуба «Бомбей» на Лафайет-сквер. И я не сделал ни затяжки. Я настолько гордился сообщением об этом в «Файнэншл таймс», что положил газету так, чтобы непримиримая к табаку дочь — чьи жалобы во многом и стали последней каплей — смогла бы ее увидеть.
А теперь милости прошу в мир непредвиденных или непредусмотренных последствий. У меня есть (или была) еще одна вредная привычка, куда более застарелая и закоренелая, чем зависимость от никотина, — грызение ногтей. Другими словами, ногти я грыз с восьми лет. Однако с той поры как доктор Литучи отбелил, выпрямил и сплотил мои зубы, у меня больше нет тех зазубренных и смотрящих в разные стороны клыков, позволявших захватывать кончики пальцев и, работая челюстями, извлекать столь милые треск и хруст, сообщавшие процессу всю его прелесть. Внезапно я обнаружил, что покупаю в аптеке пилку для ногтей и стачиваю их на овал, в результате чего впервые за полвека они начали напоминать человеческие. (А вдоволь натешившись этим преимущественно женским видом деятельности, я стал ходить к одному вьетнамскому гею, мастеру маникюра в своем квартале, стараясь не думать о выражении «ручная работа»[167], когда он суетится над моими лапами.)
Как бы то ни было, помимо заранее не оговоренных в контракте побочных преимуществ от серьезного стоматологического лечения, последствия, к которым тебя никто не готовит, возникают и после отказа от курения. Мог ли я себе вообразить, что буду предаваться долгим, вызывающим слюноотделение — нет, слюнотечение — сладострастным снам, в которых продолжаю утопать в ароматных клубах голубого дыма? Смущенно признаюсь, что практически никогда образы ночных мечтаний не были столь ярки и жизненны: неужели проклятые цигарки так много для меня значат? Я просыпался в абсолютной уверенности, исполненной чувства вины, что во сне согрешил и словом, и делом. (Разительное отличие состояло в отсутствии по утрам отвратительного ощущения во рту.)
Появились провалы кратковременной памяти. Возможно, в моем возрасте они и неизбежны, однако имена и лица, равно как и факты из курса школьной программы, наподобие исторических дат и поэтических строк, я помнил достаточно хорошо. Страдал я оттого, что один мой приятель как-то раз называл «синдром ЗАСЛОН». (Акроним, обозначающий «ЗАбыл СЛОво Начисто».) Замаячит на вечеринке лицо или завертится на кончике языка литературная реминисценция, но узнавание первого или припоминание второй рассеиваются, как нечистая сила от петушиного крика. Однако с некоторых пор это явление, достаточно скверное как таковое, перестало меня волновать. До меня понемножку начало доходить, а какое к черту значение будет иметь то, смогу ли я соотнести фамилию данного лица или автора с данным стихотворным отрывком через несколько десятилетий? Другими словами, на пару с незначительной утратой профессиональной трудоспособности пришла тоска. Когда я поведал своему другу Дэррилу Пинкни, что на меня обрушились тяжкая депрессия и легкая, но беспрестанная тревога, он очень точно и грустно резюмировал: «Этого следовало ожидать. Ты в трауре. Возможно, у тебя даже горе».
На семинаре Аллена Карра меня учили внушать себе, что бросить вредную привычку означает не расстаться с другом, а прикончить врага, и я изо всех сил старался эту мантру затвердить. Однако отнюдь не каждому по плечу поставить крест на отношениях любви-ненависти с помощью простых банальностей. Могу с полной уверенностью сказать лишь одно: мои теперешние страхи — ничто по сравнению с ужасами годичной давности, однако прежние ужасы были тогда, а тоска — сейчас.
От тяжелого к легкому: мои коллеги в отделе красоты «Вэнити Фэйр» решили, что неплохо было бы поработать и над моими волосами. Проблема в том, что навершье табачного цвета более или менее справляется с работой по прикрытию куполообразного скальпа, с недавних пор страдающего от поползновений лба. А точнее, это фактически двойная корона, непослушная настолько, что ей практически невозможно придать стиль. Помыть, провести щеткой, пригладить рукой и можно начинать новый день. Для исправления ситуации были предприняты две попытки. Парикмахер жены, Денис Рош, стригущий и сушащий феном весь Джорджтаун, порекомендовал «Бразильский кератиновый уход». (У меня в памяти тут же всплыли бразильские леди, вощившие и рвавшие мои чресла.) И было решено, что мои волосы следует смоделировать не иначе как по образцу великого Фредерика Феккея.
Кератиновый уход за волосами, родиной которого, как и многого другого из мира телесных мехов, является Бразилия, сегодня популяризируется такими звездами парикмахерского искусства, как Рош и Питер Коппола. По сути, он упаковывает ваши волосы в оболочку и утолщает, и (если ваша проблема это непокорные кудри) выпрямляет их, что странно, поскольку главный ингредиент извлекается из овечьей шерсти. В самой процедуре ничего экстраординарного нет — после подобия окрашивания волосы оставляют сохнуть минут на двадцать, в результате чего мои перестали завиваться при наступлении влажной погоды, и их можно расчесать расческой или щеткой, чтобы они были гладкими и вообще лежали, а не выглядели так, будто я пытался наворотить нечто. Итак, два больших пальца вверх за это.
Но ничто в жизни не проходит гладко или ровно. Вскоре после первого курса лечения волос, как раз наутро моей встречи с Феккеем, я проснулся и обнаружил, что мое лицо распухло примерно вдвое против обычного. Припухлость не была равномерной: одна сторона раздулась, словно меня пнул мул, а под подбородком болтался то ли зоб, то ли кошель, то ли подгрудок. Большое спасибо! Ничто так мгновенно не старит, как дополнительный мешок плоти над кадыком, не говоря уже о вздутии щеки, а через час мне надо было быть в салоне, положительно изобилующем молодостью и красотой.
Все были очень милы, делая вид, что не замечают, как в кресло после Феккея уселся принц-лягушка. Преданный фотограф даже пробормотал что-то утешительное о «фотошопе». Мое вздувшееся лицо умело побрили почти без суеты, а затем очень ловко и быстро придали форму оставшимся у меня волосам и подровняли их. Жаль, что вся моя программа самосовершенствования явно шла в двух противоположных направлениях сразу, и моим следующим назначением стал визит к ЛОРу, который, как ни странно, выудил у меня деньги через хобот. (Пилюли, которые он мне дал, вздутие сняли, однако через месяц или чуть более того, славная обвислость под подбородком появилась снова и, кажется, вознамерилась прописаться в этом месте на постоянное жительство. Я рад, что ей, судя по всему, там понравилось.)
И, наконец, самый больной вопрос из всех. Физические упражнения. Пока ты куришь, об этом и речи не идет. Добрая долгая прогулка? Предпочел бы сигарету. Визит в спортзал? Как-нибудь в другой раз. А как насчет хорошей партии в теннис? Вы случайно не шутите? Чтобы выдержать такое, у меня есть полпачки. Единственное, что могло бы меня действительно заинтересовать, так это основательный ночной перекус, возможно, с коктейлем и вином (как повод открыть новую пачку). И давайте приступим к переговорам! Что сегодня, когда все это осталось у меня в прошлом, могло бы заполнить пустоту?
Я часто думал, что умирать мне будет ужасно скучно, и самое страшное в старении то, что начинаешь замечать, как с каждым ушедшим днем их остается все меньше и меньше. Хорошо еще, что не надо ходить в тренажерный клуб. Одна лишь дорога туда и обратно, даже без разминок и других ужасов вроде ободряющих разговоров с тренерами и сотоварищами и прочего тому подобного, — уже невосполнимая утрата. (Была у меня попытка добиться налогового вычета стоимости членства в клубе в Вашингтоне, округ Колумбия, исходя из журналистской осведомленности о том, что многим членам предъявлены обвинения в уголовных преступлениях, но и такое стремление к регулярному посещению у меня вскоре пропало.)
А затем я услышал про РОМ. Этот агрегат — чье название представляет собой аббревиатуру от «Рэндж Оф Моушн»[168] — полностью устранил последние «отговорки» ленивых млекопитающих, для которых и был изобретен. Он обещал предоставить вам полноценную тренировку всего за четыре минуты. Нет — он был лучше. Он настаивал, что больше четырех минут вам не потребуется. Загвоздка заключалась в том, что стоил он свыше 14 тысяч долларов, но, послушайте, вспомните отличный слоган пива «Стелла Артуа» — «Обнадеживающе дорого» — и подумайте обо всех клубных абонементах и времени, сэкономленном на поездках в течение всего срока эксплуатации своего тела (простите за подобное выражение). В обмен на потраченные деньги вы получаете серебристо-черный агрегат в духе «Харли-Дэвидсона», который служит постоянным укором вашей лени и жиру. Я купил экземпляр и поставил в кабинете, так что не могу пройти ни от двери к столу, ни от стола к шкафчику для напитков, ни в ванную, минуя блистающий РОМ. Такой лентяй, как я, просто не мог не убедить себя в способности ежедневно расставаться с четырьмя минутами. А кроме того, теперь мне нужно было отрабатывать потраченные деньги.