– Что за чучело? – спросил Пепка.
«Челюсть, что ли, не могут сделать? – как всегда, уже по привычке при виде этого зрелища поморщился Жора. – Показывают на всю страну…»
– Хорош! – паясничая, поддразнил ворону Пепка, выйдя из-за стола. – Хорош-ш спортсмен!
– Хоррошш! Хоррошш! – повторила ворона и, взмахнув крыльями, взлетела на печку.
– Да кто это, наконец? – как будто по-прежнему не догадываясь, удивился иностранец.
– Наш любимы, дараги… – хохотнула цыганка и, осмелев, взяла за плечо Борисовича, который упрямо повернувшись к печке, смотрел, как Пепка заигрывает с вороной. – Ай, пагляди… Чаго ужо нам с табой… Хать пасмяемся…
– Раз… Раз… Разре-шите мне…
Борисович молча, сурово смотрел на экран.
Вороне что-то не понравилось, и она слетела на балку под потолком. Пепка подошёл к телевизору.
– Ну, пока он там без нашего разрешения чего-нибудь скажет, – заорал Пепка, крутнув ручку настройки, – мы по третьей выпьем!
– …открыть нашу олимпиаду… – едва слышно закончила голова.
– Звук пасильней зраби!
– Так он её ещё и открывает? Значит, вправду спортсмен?
– Усе яны у нас – спарцмэмы… – засмеялась цыганка.
Иностранец озабоченно всматривался в экран.
– Ну как ваша физиономистика? – набрался храбрости Жора.
– А разве что-нибудь непонятно? Всё на лице написано. Так и хочется вспомнить вашу классику! Как там выразился Остап Бендер?.. Ишь, как глаза под бровями прячет!
«Застенчивый ворюга!» – почему-то вдруг вспомнил Жора, посмотрев на цыганку.
– Вор на воре сидит и вором погоняет! – Верно, тётушка?
– Ну, можа, не треба гэтак… – заступилась та.
– Вы мне не верите? – оскорбился Пепка, приняв очень важный вид. – Сейчас всмотрюсь повнимательней… – И он приблизился к телевизору, делая пассы над нахмуренными бровями.
– Гляди! Як красива… – всплеснула руками цыганка.
Камера показала красочные трибуны и поле стадиона, заполненное спортсменами в разноцветных костюмах.
– А дочка у него, между прочим, ворованными брильянтами спекулирует!
– Чепуха гэта… – отмахнулась цыганка, умильно глядя на радужную картинку. – Гэткая красата! – Маленькие фигурки на главной трибуне синхронно махали флажками разного цвета, и всё на экране переливалось, словно в калейдоскопе. Ворона перелетела на плечо хозяйки.
Появилось изображение умильно-добродушного мишки.
– Нет! – произнёс иностранец сурово. – Ворованные бриллианты – это не чепуха.
– И счёт в иностранном банке для честного коммуниста – тоже не хухры-мухры!
– Дар-рагия… товарыщы!.. – провещал экран, показывая крупным планом мощную челюсть.
Дальше Жора не слышал… Он в ужасе смотрел на ворону. Та защёлкала, сорвалась с цыганкиного плеча и устремилась к телевизору.
– Вор-ррованные бррильянты! – прокричала птица, заглушив дикторский голос, и села на телевизор сверху. Камера поехала ниже. Ворона наклонив голову, прокричала: «Упырь! Упырь!.. Дарррагие таварищи!», потом вспорхнула и начала виться у экрана, шумно хлопая крыльями да так и норовя клюнуть какую-нибудь из блестящих медалей.
– Кыш! – закричала цыганка. – Телевизор клюнет! Телевизор спасай!
Пепка угодливо сорвался с места и сломя голову бросился ловить ворону. Птица, широко разводя крылья, в испуге заметалась по всему дому.
Поднялся переполох. Иностранец пытался угомонить шофёра, хозяйка защищала свою питомицу. Раз пять пронёсся за нею Пепка из одной половины в другую. Наконец, ворона вылетела обратно в дверь и села на полочку у печной трубы под самым потолком. Пепка подпрыгнул, легко оторвав пятки от пола, и, как маленький реактивный снаряд, спикировал за вороной, которая вдруг сорвалась с места и упорхнула на печную лежанку, где валялся старый драный тулуп. Какой-то миг Жора слышал крики бившейся на печи птицы, видел, как Пепка пытался прихлопнуть её ушанкой, и тупо глядел на свесившиеся оттуда ноги в таких же, как у него, адидасовских кроссовках, только на пятках мигали лампочки, как на ёлке. «Кажется, перебрал!» – подумал он, ущипнув себя за колено.
– По третьей! По третьей! – кричал Пепка, одной рукой прижимая к груди вырывавшуюся ворону, другой – поднимая чарку. – Ведь мы же ещё по третьей не выпили!
– И этого достаточно! – проворчал учитель.
– Лепш гляньте, якая красата! – восхищалась цыганка, не отрывая глаз от экрана. – Ай-ай!
– Да что же тут хорошего? – искренне удивился иностранец. Он развернулся на табуретке, сидя нога за ногу и скрестив на груди руки. – Согнали людей… Нарядили в какие-то… Даже не знаю во что… И сколько ещё репетировали…
– А, может, они не хотели? – поддакнул Пепка. – А, может, они хотели на Фиджи или провести отпуск в Альпах…
– Какие Альпы! – поморщился иностранец. – В Альпы они не ездят…
– Да, вроде, ездили, шеф…
– Это уже потом, после перестройки.
– И простой учитель тоже? – Пепка кивнул на Борисовича. – Мог поехать в Альпы?
– Упаси бог! Хорошо, если ему на прожиточный минимум хватало…
– А кто ж ездил-то?
– Ну, это… смотря кто… В основном, чиновники, те, кто при кормушке, и разные там олигархи. А простому учителю да врачу, если взяток не брал, – какая же заграница? Им бы у телевизора посидеть…
Камера показала людей на трибунах, ритмично поднимающих и опускающих синие и красные флажки.
– Вот и эти… – вытер глаз Пепка. – Они б, может, тоже хотели посидеть… А их согнали на стадион и заставляют махать руками.
– И в самом деле! Почему бы им, собственно, не съездить в Швейцарию? – вдруг возмутился главный. – Они что, трудятся хуже других трудящихся во всём мире?
– Работают-то не меньше, да зарабатывают, сами знаете, шеф… с гулькин нос…
– Мы с тобой, Чесь, в Альпах были?
– Были!
– А где Збышек Пепка провёл последнее рождество в тысяча девятьсот семьдесят девятом году?
– У двоюродной сестры в Бразилии. Повидаться ездил…
– А кто наши с тобой прототипы? Всю жизнь, что ли, миллионерами были? Нет!
Какие-то смутные ощущения зашевелились в голове у Жоры… Рука подняла стакан, в нос ударила вонючая самогонка. Он силился что-то сообразить и, чуть отхлебнув, поставил стопку на стол:
– Т-т-так вы же?.. Вр-р-роде…
– Нет!.. Так мы по третьей никогда не выпьем! – обидчиво протянул Пепка. – Нас отвлекают, шеф… – На экране показалось лицо с бровями. – А он, как думаешь, заливает?
– Что́ ему!..
– Пьёт, пьёт, подлец!.. По лицу видно. Но сам-то – пей, сколько влезет, не жалко. А народ спаивать зачем? – погрозил пальцем паршивец. – Народ-то чем провинился?
– А как это у них там в басне? «…Да только тем, что хочется мне кушать»!.
– Вот-вот, шеф! Кушать хочется, а на всех – не хватает. Только тем, кто при «державе» – и перепадёт! У-уу! – погрозил Пепка кулаком бровастому на экране. – Так вот тебе для чего держава-то нужна!
– Народ, положим, голодал всегда… – начал глубокомысленно «фиолетовый».
– Естественно, народ всё стерпит! Но спаивать его зачем? Губить-то?!.
– А что он может ему предложить?
– Ну, Альпы, допустим, нет. Уровень дохода не тот. И почему он у них такой низкий?!. Ну, а вот высокую духовную культуру?
– Да что он понимает в культуре? Глянь-ка на его профиль!
Экран показал его во всей красе.
– Щёки из-за ушей торчат! – прыснул Пепка.
– Ай, срам! – засмущалась цыганка. – Навошта? Як мне, дык, яго жалка…
– Ах, вам его жаль, мамаша? А вот, вас ему, поверьте, нисколько! В хате он вашей никогда не жил и земляного пола, думаю, в глаза не видел даже в царское дорежимное время…
– И вообще, почему у них такой непроизводительный труд? Отчего кругом такая бедность?
– Страна наша багатая! – гордо сказала цыганка.
– Позвольте, мамаша, с вами не согласиться. Видел я ваш земляной пол. И вижу… как живёт ваш гениальный племянник.
– А чым ён кепска жыве? Телевизар, вунь, яки добры…
– Ну, это, допустим, следует отдать должное японской инженерной мысли и его собственным гениальным способностям.
– Выпьем за гениев-одиночек! Как прорывается трава сквозь асфальт…
– Да чем он т-такой г-гениальный? – не выдержал, наконец, Жора. – Вы его в т-третий раз т-так уже называете, а он н-на учёте в милиции состоит…
– Все мы, молодой человек, где-нибудь состоим. Кто в милиции…
– Или там в ЦРУ…
– Либо в другой похожей на эту организации, а кто у господа бога на службе. Вот, вы, к примеру, тоже не представились…
– Документики не показали!
– Да что там спорить! – прервал болтовню учитель. – Бедность! А что вы хотите? Тысячелетнее рабство сто лет как кончилось.
– Вы имеете в виду крепостное право?
– Именно так, если назвать всё своими именами. Давно ли освободились?
– Так ведь, и не освободились, если сказать по совести. Просто слова другие придумали: «счастливый коммунистический труд»! «Ударное строительство социализма»…
– Смеётесь?! Не знаете вы, молодой человек, что такое рабство! С чужих слов…
– Ну, ну… – принялся успокаивать Пепка. – Радости-то, что вы не с чужих знаете… Злиться надо не на меня. Знать надо, на кого злиться…
Заиграли фанфары. Полилась радостно-бравурная музыка.
Теперь поле стадиона меняло краски.
Людская толпа невидимо колыхалась, качественный телевизор изумительно передавал оттенки. Цветное зрелище было потрясающим.
Симпатичный мишка умилительно улетал в облака.
– Ба! Это-то и есть плагиат? – вскричал Пепка и, подбросив вверх головной убор, зааплодировал. – Браво! Браво! Вот случай, когда их история не соврала!
– Она и не собиралась врать, Чесь. Только это будет уже не их история…
Зрители прощально махали с трибун. Цыганка пустила слезу.
Фиолетовый иностранец, который оставался единственным, кто сидел спиной к телевизору, тоже повернулся и посмотрел, куда смотрели все.
– Мы никогда не поймём друг друга… – сказал он до того тихо и вновь отвернувшись от экрана, что слышать мог только Жора, сидевший напротив глаза в глаза, а, может, и вовсе ничего сказано не было…