– Римас!
Римантас Декснис, бывший учитель Петеньки, бросился ей навстречу, и всадница на белой лошади поскакала по мосту.
Снаружи что-то звякнуло и загремело, и Шурочка, включив фонарик, окончательно проснулась. Она вздрогнула от нехорошей догадки – её разбудили резкие металлические звуки.
«Кошки! Неужели забыли рыбу?…»
Она выключила фонарь и положила назад в кармашек. Луна, ещё не ушедшая за холмы, светила ярко.
«Или снова пришли собаки и рыщут там по кастрюлям?» – ей представился ночной холод снаружи, где предстояло сейчас воевать с кошками.
«А, может быть, это ежиха гремит у костра посудой?»
Что-то стукнулось в брезентовый бок палатки – справа, со стороны костра… Алюминиевый каркас вздрогнул, знакомое фырканье и сопенье послышалось под самым ухом, и Шурочка вспомнила, что рыбу она почистила и убрала в багажник, где все продукты, а единственная возможная добыча собак – кастрюля с бульоном из бараньих костей – стоит под рулем в машине.
Она сунула фонарик на место, положила голову на подушку и всё-таки стала припоминать: что ещё из съестного могли не убрать эти взрослые после вчерашней пьянки? Бабушка уехала в город с Климовичами – дня на два, собрать урожай на даче, и приходилось заботиться ей. Все оставшиеся мужчины устроили по случаю совместный ужин, как в прежние времена – с ухою, раками и шашлыками. И всё было опять, как раньше, когда ещё был жив Граф и его оранжевая палатка стояла в осинках, на пустующей теперь площадке, за деревцем раскидистого боярышника. Это было ещё до Монголии, до буддистского монастыря, Шурочка ещё не училась в школе, но запомнила эти шумные вечера у костра с приезжавшими на старой «волге» ростовчанами, с кипевшей в котле ухой и шашлычным духом на всю округу…Теплые долгие вечера… и голос со старенькой знакомой кассеты. Он вырывался из старенького магнитофона, работавшего от чьего-нибудь аккумулятора на капоте чьей-нибудь машины. Голос этот, бравший за душу своей болью и правдой, хрипел, убеждал – и болью плыл над холмами, над озером и над лесом, и слышен был на другом берегу в деревне, когда Шурочка, забытая взрослыми в разгар пирушки, отправлялась за молоком, которое, как обычно, нужно было забрать у хозяйки. И казалось: голос этот звучит уже над всем миром и рождается где-то в чёрном небе: над «бальсаном» – над серебрящимися тополями, над палатками и погружёнными в сумерки Шабанами, где коровы уже разбрелись по дворам, где орёт недоенная Буренка Фани, ещё не вернувшейся домой с фермы, и пьяненький хозяйкин муж кричит на собак, волоча в сарай мешок с ворованным комбикормом, и слышно, как тарахтит его брошенный под забором трактор, и будет тарахтеть всю ночь…
Шурочка застегнула змейку на спальнике, устроилась поуютней и начала вспоминать всё привидевшееся сейчас во сне – что пролилось сквозь брезент палатки вместе с лунным светом. Она снова закрыла глаза…
…И лошадь, скакавшая через мост, остановилась. Пани Зося ослепительно улыбнулась, её волосы подхватило ветром – они загорелись на солнце, словно волна сияющей золотой пряжи.
– Да вы ли это, Римас?
– Зосите!
«Вот они нити судьбы! Богиня!» – подумал он. – «Ах, что за встреча!»
– Да вы ли и в самом деле… – воскликнула она, живо соскакивая на дорогу. – Проезжаете поворот в усадьбу и едете дальше, даже не заглянув к нам?! Что же вы не свернули?
– Да у меня там больной, Зосите… – последовал отчаянный кивок в сторону роскошной кареты – чуда заграничной техники, на рессорах, запряжённой тремя лошадьми. – Сперва к доктору! – совсем растерялся светловолосый молодой человек в дорогой серой паре, бывшей в моде в столицах в нынешнем сезоне. Весь он был, однако, несколько помятый – совсем не в форме и как будто не выспавшийся, что, впрочем, вполне простительно в дороге.
– И каким франтом! – оглядела его пани Зося. – А карета! Вы, верно, разбогатели, Римас?!
– Да бросьте, Зосите! И карета, право же, не моя!
– Но не заехать!..
– Да если бы не больной! И потом, как-то, знаете…Я всю дорогу думал… Я ведь видел вашего папеньку с Петей…
– В Москве?
– А с ними… – смешался молодой человек, но девушка не дала ему договорить.
– И как они?!
– Всё в порядке.
– Да здоровы ли?
Молодой человек кивнул:
– Но зачем было ехать туда с Петей? – в голосе его было отчаянье.
– Вы же знаете! Петеньку надо определять в университет.
– Помилуйте! Отчего ж в Москве? Вашего брата надо учить у нас! В Вильне!
– Ах, Римас! Мы совсем… совсем бедные. Можно сказать – нищие! Папа залез в долги. Хорошо, Михаил Федотыч помогает…
– Я всегда говорил: Редько вас обкрадывает. Он – вор!
– Но что теперь делать, Римас? Не может же папенька его прогнать!.. Отец Потапа так верно служил деду. А у Редько – семья.
– Но зачем же, зачем в Москве!?.. – страдал молодой человек. – Послать… туда!.. Петю!
Лошадь наклонилась к обочине, опустив голову в траву, и хозяйка отпустила уздечку.
– Нам не на что его учить в Вильне. А у папы в Москве сестра, вы же знаете. Генеральша. Теперь вдова, богатая. У неё нет детей… Она возьмёт на себя все Петенькины расходы…
– Да, она теперь, слава богу, вдова! Вот и перебралась бы назад в Вильню или в Варшаву!
– Не так просто теперь… в конце жизни…
– Вот, Зосите, так всегда! Они забирают всё! Наш язык! Наших красавиц. Наши земли! И теперь Петя будет слуга царю!
– Римас… А сами-то что вы делали в Москве? – лукаво улыбнулась девушка.
– Как всегда! – он горько усмехнулся и развёл руками. – Надеялся продать свои картины. Увы! Не разбогател… Разве что! – он отряхнул сюртук и презрительно оглядел себя, – Да и… с голоду б, верно, помер, если б не… благодетели! Знаете, кто приютил меня? Мотюша!
– Ваш Марк? Теперь он помогает вам?
– Я жил у него…
– Да неужели?
– Семья перебралась в Москву.
– Ну и ну!
– Да, Зосите! Теперь их дела поправились. Вся родня сложилась и купила отцу Марка… купца первой гильдии.
– Сертификат?
– Да. Теперь он – коммивояжёром в фирме «Мюр и Мюрелиз»… Прекрасная большая квартира в Гнездниковском, и Марк сейчас учится музыке в консерватории.
– Да это же рядом с Петей! Будет ему хоть одна родная душа в Москве! Как я рада за Марка!
– Чего это стоило, Зосите! И чего ещё будет стоить…
– А кто же ваш второй благодетель? Вы сказали во множественном числе…
Молодые люди посмотрели в сторону кареты.
– Не угадали бы никогда! Индийская знаменитость.
– Какой-нибудь раджа!? Или магараджа? Судя по карете и лошадям…
– Выше берите!
– Так кто же тогда!?
– Знаменитый Вишидананда!
– Кто-кто?
– Да разве вы не слышали? Ах, Зосите! Это же Учитель! Мудрец. Нынешний гвоздь сезона. Звезда салонов и кумир светских дам…
Девушка покачала головой.
– Не слышали… – вздохнул художник. – Так скоро познакомитесь, надеюсь! – И в его речи послышались какие-то особенные чуть ревнивые интонации, показавшиеся пани Зосе весьма неуместными в эту минуту.
– Он знает язык?
– Великолепно. Это разносторонний талант…
– Так что же мы болтаем, Римас? Вы сказали – его нужно к доктору.
Её собеседник помрачнел.
– Да. – Он кивнул вдаль, где далеко в конце дороги за лесом, виднелись потемневшие купола православной церкви. – Больница действует? Не закрыли?
Пани Зося кивнула.
– И есть врач?
– Наш старый доктор. Хотя, говорят, в монастыре появился какой-то святой старец и лечит…
– Вы же не верите ни в каких целителей!
– Про него говорят удивительные вещи. Он будто бы из дворян и учился медицине. А теперь схимник. Народ валит к нему толпой.
– Я вас не узнаю…
– Видите?
Пани Зося обернулась, показывая рукой на другую сторону дороги, где навстречу к мосту приближалась вереница нищих.
– Верит тёмный народ. Но вы…
– Я сама себя не узнаю. Серж мне рассказал то, чему сам был свидетель. Будто бы у солдата из их полка в здешней больнице отняли руку после несчастного случая. Из-за начавшегося «антонова огня». Это факт. И тот монах отрастил ему руку.
– Но это же чепуха!
– Серж видел этого солдата с «новой» рукой. Кожа нежная. Без морщинок и без мозолей, как у младенца. Правда, солдат куда-то сразу же пропал, побоялся бедняга, что снова возьмут в солдаты, и сбежал.
– И вы верите?
– Я верю Сержу. Но почему бы и нет? Это вовсе не мистика. Выращивали же алхимики гомункулусов в своих колбах! Или могли выращивать! Не смейтесь! Я сейчас много читаю, приходится преподавать в нашей школе, мы не можем содержать много учителей… Только для химии и агрономической науки выписали приват-доцента из Варшавы… Так вот, есть новое веяние – гидропоника. Это когда растение выращивают не в почве, а в специальном питательном растворе. Пока выращивают из зерна, но пишут, что в будущем будут выращивать из клетки! Чем вам не гомункулус в пробирке?
– Так этот ваш… схимник или монах – современный алхимик?
– Говорят, он окончил Оксфордский университет!
– И ходит в рясе? – Молодой человек покосился на купола. – Православие не поощряет науку.
– Я знаю… Везите, конечно, в больницу. А можно… на него взглянуть? Он спит?
Молодой человек с улыбкой на неё посмотрел – он был выше девушки и глядел на неё задумчивым странным взглядом:
– Зосите, мы приедем… Если позволите. Нам ведь негде переночевать.
– А можете и остаться! Ведь через месяц… Помните?…
Из кареты раздался резкий сухой кашель. Одна из лошадей заржала.
Молодые люди бросились к карете. Римантас быстро остановил лошадь, потом распахнул дверцу, и девушка удивлённо застыла у него за спиной. Она ожидала увидеть спящего седого старика в какой-нибудь экзотической одежде вроде сари.
Но это был не старик. На сидении в полутьме кареты, прислонясь к стенке, полулежал молодой атлет. Глаза были закрыты, в длинных чёрных ресницах было что-то юношеское, почти детское. Возможно, он был даже моложе пани Зоси, и только вьющиеся, до плеч, волосы цвета воронова крыла да смуглая кожа выдавали индуса. Он был одет по-европейски в тёмный сюртук и белую рубашку с плотным отложным воротничком, и, видимо, испытывая то жар, то озноб, тяжело дышал и раскрывался, укрытый пледом и несколькими одеялами.