Теперь они опять повернули в сторону усадьбы. Пани Зося украдкой вытерла глаза.
– Она не слишком образованная женщина, чтобы их читать. Книги вернул мне через неё другой человек…
– Римас сказал, что ваша кормилица – колдунья… Да и вы… недалёко от неё ушли… Или я понял… неверно?
– Что вы имеете в виду?
– Мне сказали… ваш дед был женат на ведьме!
– Это Римас вам наговорил? – засмеялась девушка. – Женат был не дед. Это было слишком давно. Есть такая семейная легенда… Во времена Великого Княжества Литовского, ещё при великом князе Казимире один наш предок должен был взять себе в жёны… по всяким политическим соображениям дочку какого-то Московского князя… Принять православие… чтобы наладить отношения с Московией. Но он этого так и не смог сделать. – Девушка вздохнула. – Женился на простолюдинке. Говорят, была удивительная красавица… и колдунья… Выдумки всё, конечно!
– А с тех пор это «всё» передаётся по наследству?
– Не думала, что вы способны шутить… К сожалению, передаётся другое! Рассказывают, что князья московские послали проклятие… Они прокляли всех женщин в нашем роду вплоть до десятого колена – чтобы те умирали в родах, а на десятой род должен был прерваться.
Нарен посмотрел на девушку с тревогой. Она только засмеялась:
– Я ещё не десятая, но уже скоро. Красавица-колдунья тоже оказалась не так проста: много столетий девочки в семье не рождались. А потом!.. Но это всё суеверия! Я в эту чепуху не верю! – вспыхнула пани Зося. – Просто начались несчастья. Женщины в моём роду умирали при первых родах. Только мама …умерла, когда родился Петя. Я её хорошо помню… А потом маму мне заменила кормилица. Сейчас она пожилая женщина. Да и мне сегодня – двадцать семь… Она живёт вместе с нами, но лето любит проводить одна в старой избушке в лесу. Ягоды собирает, сушит грибы и травы. А я вот… ношу ей кое-что с кухни…
– И молоко?
– Да. Она пьёт его с травами… как англичане. Ну, а сегодня, конечно, – гости… Напекли пирогов с утра. Отнесла ей пирожных и жареного цыплёнка. Надо спешить, Нарен! – заволновалась девушка. – Мне неудобно, гости… уже проснулись.
– И каждый из них вас любит и хочет заполучить для себя?
– Но это же невозможно, – улыбнулась девушка.
– Почему?
– Невозможно, наверное… – она продолжала улыбаться.
– Разве можно получить солнце?! Да? Оно для всех! В этом, наверное, суть искусства – оно даёт нам всем красоту. Красоту – для всех, и для всех – ощущение любви.
– Вы – философ!
– А я думаю, вы намеренно оттягиваете свой выбор. Зная, что в вашем роду женщины умирают в родах…
– Вы ещё и врач!
– Мой учитель не был врачом, но к нему шли и излечивались…
– Вы правы! И я сегодня свой выбор сделаю, тянуть не стоит! Сделаю ради них, ведь каждый из них надеется и ждёт… напрасно.
– И кто же из них ваш избранник?… – Нарен представил мысленно всех гостей, они были такие разные…
– Да всё равно! Кто угодно!
– Нет, я хотел сказать… кого вы любите – одного?
– Я их всех люблю! Господи, вы удивлены?! Но это правда! Разве бы я позволила им приехать? Я была влюблена в каждого из них в своё время и знаю всех долгие годы, кого-то с детства, кого-то встретила совсем недавно…И продолжаю любить.
Нарен только качал головой и не мог оторвать от неё взгляда… Вдруг он подумал: «Она права… Как ей быть? Здесь ошибка в планах Творца, он не так устроил наш мир… Если… все они её любят и достойны этой любви, а она выберет одного – справедливо ли это по отношению к другим?»
– И вы… всех действительно любите?
Пани Зося невесело рассмеялась:
– Вы по-прежнему мне не верите? А как же заповедь о всеобщей любви к людям?
«Но это… совсем другое!» – хотел сказать Вишидананда, но слова не смогли вырваться из груди, потому что он понял: «Нет, не другое…Это он хотел сказать ей сейчас ложь!» И он вспомнил суровую местность в Тибете, где трудно выжить, и где совсем недавно в нелёгкий момент его странствий его спасла, приютив у себя, одна семья. Семь братьев имели одну жену, и каждый из них удивлялся иным порядкам, им казалось безнравственным и эгоистичным желание иметь жену только для себя!
– О всеобщей любви говорил не только ваш учитель, Нарен! Это, пожалуй, лучшее, что есть у Достоевского, и в христианстве оно тоже есть! Я в детстве часто задумывалась, как можно любить всех людей? Всех… Признайтесь, что понять это нелегко. Весьма непросто! Но в отношении детей – тут, пожалуй, легче, потому что детей можно любить всех. Только, знаете… – Она несколько секунд молчала. – У меня бывает такое мучительное чувство, оно именно мучительно, как болезнь… Вдруг, глядя на крестьянских детей, испытываешь острую жалость к какому-нибудь мальчишке, который играет вместе с другими, гоняет мяч, как все, или сидит за партой – до того острое чувство, что его трудно перенести! А в последнее время оно появляется всё чаще. Дети, деревенские дети вызывают острую жалость, как будто их ждёт какая-то страшная судьба.
– Ваш брат вызывает такое чувство?
– Нет… Я просто люблю Петю! Вы думаете… это предвидение? Можно ли будущее предвидеть?! Как обернётся у каждого судьба?
«Можно ли будущее изменить!? – вздрогнул Нарен. Вот что было для него сейчас важно. – Можно ли, если уже знаешь!» Он знал всё, что будет с ним после, он увидел это в одно мгновение, тогда, стоя рядом с ней на кочке…. Только, вдруг, это было наваждением? Поэтому он сказал:
– Зося, я тоже вас люблю! Я думаю, вам нужно поехать со мной в Америку. Я еду туда, чтобы рассказать миру про страдания моей родины, ей нужна свобода. Я думаю, надо поехать вам. Там развивается правильное общество, и люди там свободны от предрассудков, там медицина, там наука. Там женщины не умирают в родах. Им делают операции и переливают кровь.
– Я думаю, – ответила она просто, – я тоже вас люблю! Быть может, я смогла бы стать спутницей в вашем путешествии, думаю, такая спутница вам бы подошла. Но вам не нужна спутница, обременённая семьёй! А я не смогу бросить папу и брата! Они без меня пропадут, Нарен! Я хочу поблагодарить вас за подарок! – Она смотрела на него своими сияющими глазами, и они говорили больше, чем слова; прекрасней мгновения он не помнил. – Как вас благодарить?
Нарен проглотил комок в горле и покачал головой – он вдруг снова увидел всё, что с ним будет… Поэтому он сказал:
– Просто пожелайте мне…
– Чего?
– Индия… Индии… нужна свобода!
– Может быть, вы её и добьётесь!.. Что бы там ни говорили, а миром движет любовь.
Девушка быстро подошла к молодому человеку, тот трепетно склонился к её лицу, и она его поцеловала.
Поцелуй длился долго, и старик в лохмотьях, который смотрел из леса, вдруг поднял руку, стиснутую в кулак, и с досадой рубанул по воздуху, словно саблей. Он дёрнул себя за бороду, и борода полетела в траву. Он сорвал с головы седой парик, потом выплюнул что-то изо рта – и оказалось, что он молод и красив. Ему было не более сорока, или гораздо меньше того. Он был строен, черноволос, с тонкими усиками под гримом и лёгкой сединой на висках.
Когда молодые люди, пройдя мимо придорожной каплицы, скрылись из виду, незнакомец вышел на середину дороги и, глядя на перекрёсток, замахал рукой.
Послышался стук колёс, и карета, ждавшая не перекрёстке, быстро поехала ему навстречу.
– Одежду! – бросил кучеру незнакомец, срывая с себя лохмотья, и невысокий коренастый слуга с хитрым взглядом раскосых глаз подал брюки, потом – пиджак, сшитый по столичной моде.
Прежде чем сложить в мешок весь свой гримировочный антураж, молодой человек вытащил из бесформенных лохмотьев золотой брегет на цепочке и две новенькие золотые монеты.
Нарендранат Вишидананда опустил голову на подушку и вздохнул. Солнце уже не светило в окно. Оно ушло вверх, за верхушки деревьев.
Он представил вчерашний поцелуй девушки, их возвращение в усадьбу и переполнявшее его чувство счастья… Такие, как пани Зося, дарят всем это чувство, они вызывают его в душе – и поэтому благословенны, и прекрасны, как музыка, их явление на земле сравнимо с величайшими шедеврами искусства – они дарят всем ощущение любви, и в нём больше блаженства, чем в религии… Внезапно он закрыл глаза. Дальше вспоминать не хотелось. Хотелось поскорей встать, собрать вещи и сесть в дорожную карету, чтобы в смене дорожных пейзажей обрела забвение его память, но память навязчиво оживляла самую мучительную картину и последний миг счастья.
Он вечен, этот прекрасный миг… Солнце светит на белые мраморные ступени. Пани Зося неспешно поднимается по широкой мраморной лестнице…
Нарен шёл рядом, и душа была на пороге Нирваны, его заполняло чувство счастья – ощущение любви… И вдруг там, у крыльца остановилась карета. Девушка оглянулась, из кареты выскочил незнакомец, и они посмотрели друг на друга… Их взгляды встретились… Нарен перехватил её сияющий взгляд – он увидел эти прекрасные фиалковые глаза – и двери Нирваны захлопнулись навсегда, радость ушла из сердца. Так отхлынет вдруг ласковая волна во время отлива…
А ведь ничто не предвещало такого завершения прогулки! Они вместе шли по дороге, в лесу весело пели птички. Солнце ласково золотило ветки цветущих лип и волосы девушки, ярко вспыхивала роса в траве, и сверкали алмазы в лепестках золотого медальона на шее красавицы. А вокруг были вольные склоны холмов – зелёные дали лугов и перелесков… Позади остались каплица и озеро за кустами, всё было, как в сказке.
У дома их уже встречали… Гости несколько волновались, но ни у кого не было повода горевать, все были веселы и смеялись. Всё случилось, когда стали заходить в дом.
К крыльцу подкатили сразу две кареты. Из одной вышли отец пани Зоси с её братом. Они вернулись из Вильни, где был окончательно выбран для Пети университет. В другой карете приехал столичный следователь…
И радость ушла из сердца, хоть внешне всё шло своим чередом: был завтрак, счастливые улыбки хозяйки и шумные поздравлен