Делия пожала протянутую ей узкую ладонь и назвала себя. Тень, только что набежавшая на образ мистера Вейра, исчезла. А ведь они действительно похожи, подумала она, заглянув в тонкое девичье лицо, освещенное серо-голубыми глазами. Нос у нее был длинноватый, как у брата, и такой же красивый, придававший облику неизъяснимое древнее благородство. Держалась она очень прямо и оттого казалась еще более высокой.
– Ну-с, пора бы уже пойти пообедать. Мы так заработались сегодня с утра, – пояснил ювелир, обратившись к Делии со свойской веселостью, которая была ей приятна, – что забыли обо всем на свете.
– Вы тоже работаете, мисс Вейр? – она не смогла сдержать удивления.
– Почти вся наша семья работает здесь, – ответила Ванесса без особого выражения; голос у нее был довольно низкий и глуховатый.
– Подойдите-ка, мисс Фоссетт; посмотрите вот сюда.
Ей показалось, что Ванесса недовольно щелкнула языком. Послушно приблизившись, Делия посмотрела туда, куда указывал мистер Вейр. Под стеклом на витрине лежала золотая брошь, сделанная в виде птицы-лирохвоста. Тонкие линии вились прихотливо и трепетно, напоминая затейливый узор, какие она видела иногда в журналах. Вместо глаза у птицы был маленький красный камешек, а два черных самоцвета украшали боковые перья хвоста.
– Очень красиво, – прошептала Делия, пораженная филигранностью работы и фантазией мастера.
– Это все Ванесса.
– Я только нарисовала эскиз.
Девушка произнесла это без капли кокетства или жеманности, будто отмахнулась от назойливой мухи. Серьезная, подумала Делия, и не любит, когда рассыпаются в похвалах.
– Однако пора, наконец, идти, – спохватился ювелир. – Вы составите нам компанию, мисс Фоссетт?
Предложение, сделанное столь естественно, застало ее врасплох; в голове пронеслась беспокойная мысль об Агате, а вслед за ней – мучительное желание схватить за хвост ускользающую удачу. И как хорошо было бы сейчас выпить чашку чая!
– С удовольствием, – услышала Делия свой голос, на диво окрепший.
– Отлично. Тогда идемте в кафе «Париж». Ты ведь не против, Несса?
Втроем они вышли из магазина и двинулись в сторону почтамта. Мистер Вейр, неподражаемо элегантный в своем светло-коричневом костюме, шагал вдоль края тротуара, то и дело указывал набалдашником трости на здания, которые они миновали, и представлял их, будто старых знакомых на светском приеме.
– Вот здесь раньше был музей восковых фигур. Короли, преступники – как живые. Мы обожали ходить туда в детстве, и еще на Восточный рынок. Видели его, наверное? Это через дорогу от нашего магазина. Чего там только не было! Заклинатели змей, уродцы, шпагоглотатели… А мадам Зинга Ли – помнишь ее, Несса? Она предсказывала судьбу по шишкам на голове!
– Чудаков тут всегда хватало, – согласилась девушка. – Один Сэм Фентон чего стоил.
– Ох, мисс Фоссетт, если бы вы это видели! Он часто гулял здесь, по Бурк-стрит, со своим зверьем. Вообразите: идет Сэм Фентон, за ним, не отставая ни на шаг, – его ручной гусь, за гусем – утка, а позади фокстерьер!
Представив эту картину, Делия не смогла удержаться от смеха. А мистер Вейр уже показывал ей оперный театр «Тиволи» с огромным шаром на крыше («Вечерами он светится») и величественную мэрию, увенчанную тяжелой часовой башней. Еще поворот – и Делия снова обнаружила себя на Коллинз-стрит. Так замкнулось кольцо ее непредвиденной прогулки.
Они вошли в соседнюю с книжной аркадой дверь и очутились в роскошном кафе с необозримым лепным потолком. Все здесь дышало необыкновенной, иностранной элегантностью: узорные ковры на полу, венские стулья, обитые тканью, изящные жардиньерки[14] из полированного металла. У стены стояло пианино.
Их усадили за уютный столик в уголке, под большим овальным зеркалом. Делия поспешила уверить своих спутников, что совсем не голодна, а вот чаю выпьет с радостью; и, пока брат с сестрой изучали меню, она грезила наяву, воображая себя где-нибудь в Париже или Лондоне.
– Ну, чем вы занимались все это время? – обратился к ней мистер Вейр, когда они сделали заказ. – Как поживает ваша сестра?
Делия охотно рассказала, что всё налаживается, и клиенток стало много; объявление в газете очень помогло, но, к их удивлению, немало заказчиц приходит, услышав об Агате от родных и друзей. Например, младшая мисс Марвуд – леди Имоджен.
– Видите, я был прав, когда говорил о связях! Чем вы еще занимались? Что нового нашли в городе?
– Была сегодня в книжной аркаде, здесь, на Коллинз-стрит. Знаете, никогда не видела ничего подобного! Так много всего…
– Еще бы! Это же самый большой книжный магазин в мире!
– Не может быть! – изумилась Делия.
– Клянусь вам. А обезьян видели? – продолжил он расспросы, с явно искренним, почти мальчишеским интересом.
– До них я не дошла, но слышала, как кто-то говорил про обезьян. Они там и правда есть?
– А как же, целая клетка! Еще была забавная механическая курица: бросаешь в нее пенни – и она откладывает яйцо, жестяное, а в нем конфета или игрушка. Мы раньше часто ходили в эту аркаду – дома до сих пор валяются книжки, которые там печатали. Такие, знаете, красочные, с загадками, стишками…
– И с оптическими иллюзиями, – вставила Ванесса; её строгое лицо тронула улыбка, и в глазах вспыхнули такие же искорки, как у брата. – Мы все рвали эти книжки друг у друга из рук, но первым обычно успевал Боб.
– Что такое ты говоришь, Несса? Первым почти всегда был я!
Мистер Вейр с таким комичным ужасом сдвинул тонкие брови и наморщил лоб, что Делия чуть не расхохоталась.
– Amicus Plato, – возразила Ванесса наставительно, – sed magis amica veritas[15].
– Разрази тебя гром с твоими науками! Что вы смеетесь, мисс Фоссетт? Неужели вы поняли, что она сказала?
Делия кивнула.
– Вы учили латынь в школе или, не дай Бог, самостоятельно?
– Сама… Хотела пойти потом в университет изучать медицину.
Она закусила язык. Вот ведь странно – некоторым людям ты готов рассказать о себе даже то, о чем они не спрашивали. Почему чье-то любопытство раздражает или пугает, а чье-то кажется лестным?
– И чем же все закончилось?
– Отец не позволил – сказал, что это не женское дело.
Делия тихонько вздохнула от полноты чувств и украдкой посмотрела в зеркало. С лица, казалось, исчезло всегдашнее застенчивое выражение, и внимательный глаз заметил бы определенное сходство с братом. Конечно, Делия никогда не льстила себе всерьез: Адриан напоминал бы греческого бога, родись он белокурым; но что-то едва уловимое в лице, когда она чувствует себя счастливой… разве нет? Вот – блестят глаза, играет на губах улыбка – можно поклясться, что она и впрямь выглядит хорошенькой!
Внезапно её бросило в холод: Агата, должно быть, уже места себе не находит, пока эгоистичная сестра развлекается, сидя в кафе. Она совсем потеряла счет времени! Праздничное сияние погасло, и из зеркала на нее глянуло все то же испуганное, сжавшееся в комок личико.
За удовольствия надо платить, – хлестнул внутренний голос. Но как же дорого приходится платить за то, что многим достается даром…
10. Хотэм-стрит
Серебристый смех влился в бренчание гитар, и изящная розовая фигурка спорхнула с веранды в облаке воздушных кружев.
– Ну разве она не прелесть, мистер Вейр? – спросила леди Марвуд, сияя, как начищенный чайник, материнской гордостью.
Утвердительный ответ (желательно пылкий, но в меру) был в этом случае единственно допустимым, хотя, положа руку на сердце, прелестью юная леди Имоджен являлась ровно до того момента, пока не раскрывала рта. Пара длинных передних зубов делала ее до того похожей на пасхального зайца с открытки, что хотелось соболезнующе опустить взгляд. Создатель определенно чувствовал себя виноватым, раз наградил девушку хрустальным голоском и жизнерадостным нравом.
– Мистер Вейр, идемте к нам! – прокричала она. – Труди затевает что-то любопытное.
Приём в саду перевалил уже за половину. Из круглой беседки, где расположился маленький струнный оркестр, доносились популярные мелодии. Осеннее небо было до самого горизонта обложено сероватыми рыхлыми облаками, и стоячий воздух, прозрачный и свежий, дышал запахом палой листвы. Сквозь кряжистые ветви виднелся пестрый цыганский шатер, натянутый посреди лужайки; у входа переминались, толкая друг друга и хихикая, две младшие дочери Марвудов. Что им наговорят сейчас в этом шатре, можно было примерно представить, а вот исход дня Джеффри взялся бы предсказать не хуже гадалки. Все садовые вечеринки проходят одинаково: чаепитие, музыка, беседы, – и в сегодняшней не было бы ничего интересного, если бы не леди Гертруда и явление, которое ученые называют эволюцией.
Как она посмотрела на него в самый первый его визит? Да, собственно, никак. Едва удостоила внимания. Но не прошло и трех месяцев – и бездонная пропасть разверзлась между той, прежней мисс Марвуд и той, что, по словам ее сестры, собиралась устроить сейчас «что-то любопытное».
Леди Гертруда затевала игру в прятки – это вызвало легкое недовольство ее отца и недоумение у остальных, но полностью оправдало предположения Джеффри. Стоя на лужайке, она что-то объясняла гостям – стройная, как античная колонна, в своем новомодном наряде. Бедная маленькая мисс Фоссетт не преувеличивала, назвав сестру мастерицей: платье выглядело так, будто было заказано в Париже, и сидело безупречно. Прямое, великолепного бирюзового цвета, который так шел к черным волосам и белой коже мисс Марвуд, оно не струилось, как у других, но обволакивало фигуру, следуя ее естественным линиям с почти бесстыдной точностью.
Его взгляд не остался незамеченным, и щеки Гертруды порозовели.
– Вы играете с нами, мистер Вейр? Или столь несерьезные забавы не для вас?
С вызовом спросила – даже, наверное, чуть более резко, чем хотела; ярко-красные пухлые губы вздрагивают от негодован