Лабиринт был единственным уголком дворца, позволявшим остро ощутить собственное взросление. Звери и птицы в аквариуме кажутся такими же, как в детстве, разве что меньше удивляют; все так же уютна оранжерея и беспредельна панорама Мельбурна, открывающаяся с купола. А вот зеленые стены лабиринта становятся все ниже и ниже, и это почему-то отмечаешь с грустью, попадая туда. Когда-то они уходили в небо, а теперь едва возвышаются над головой.
– Почти точная копия Хэмптон-Кортского лабиринта в Англии! – провозгласил Эдвин.
– Ты не был в Англии, – сказал Джеффри, потеряв терпение.
Эта невинная, казалось бы, реплика тут же возымела действие: брат потемнел лицом, и над крахмальным воротом заиграли желваки. Всякому было бы обидно, если бы семейство, собравшись в путешествие, оставило его дома, чтобы не отрывать от учебы. Но только Эдвин мог раздуть из этого целую трагедию и мусолить ее вот уже три года.
– Зато я умею читать.
По его тону было ясно, что настроен он решительно. Их взгляды скрестились, и Делия, стоявшая прямо на пересечении, едва уловимо поежилась. Не здесь, – сказал себе Джеффри.
Пока они выбирались из путаных зеленых коридоров, пока шли к южному входу дворца, его раздражение улеглось. У фонтана, подпираемого могучими атлантами, он обернулся к Делии и сказал ей: «Смотрите: утконосы», и она заулыбалась, увидев на средней чаше забавные фигурки, пускающие струи из клювов. Под гулкими сводами дворца тянуло задержаться, но закат был близок, и не хотелось терять времени.
– Наверх! – скомандовал он, обращаясь больше к себе, чем к остальным. Никаких балконов: на самый верх. Одолеть одним махом все восемьдесят ступенек, чтобы не сбилось дыхание, первым ворваться на площадку – и замереть, когда перед тобой во все стороны распахнется огромный город. Пока унимается сердце, медленно идти по площадке, обводя взором, как циркулем: пожарная каланча Истерн-Хилл, шпили Независимой и Шотландской церквей, готическая башня Купс-тауэр, где делают дробь; море до горизонта и далекая гора Македон. Так было пятнадцать лет назад. Так было сейчас.
Он облокотился на край ограждения. Внизу торчал белый фонтан, и две широкие аллеи тянулись от него. Те самые аллеи, по которым они сегодня не пошли.
– Хотела бы я знать, почему они убрали лифт, – выдохнула Ванесса, навалившись грудью на каменный парапет. – За тобой не угонишься.
Джеффри обернулся: Эдвин тоже направлялся к ним. Делия с девочкой, видимо, все еще поднималась.
– Бросил девушку с ребенком на произвол судьбы? – поинтересовался он. – Хороший же ты кавалер.
– Они сами сказали не ждать, – буркнул Эдвин.
– Ну конечно. Языком молоть ты горазд, а вот помощи от тебя не дождешься.
– Можно подумать, ты сам им помог!
– Да я только этим и занимаюсь.
– Ну хватит вам, – сердито сказала Ванесса.
Но Эдвин уже распушил хвост и перешел в наступление, пользуясь тем, что на площадке они были одни.
– Между прочим, это я придумал сводить их сюда. А ты бы сидел лучше дома, раз не нравится мое общество.
– А ты бы не указывал мне, что делать.
– Это еще почему?
Каков нахал, подумал Джеффри, раздражаясь все больше.
– Как ты там говорил – я не умею читать? Ну, пару-то страниц в твоих книжках я осилил. И знаешь, там интересные вещи пишут. Например, что в звериной стае каждый занимает свою ступеньку на социальной лестнице, и не дай Бог кто-то высунет нос дальше положенного.
– Мы не звери.
– Скажи это Чарльзу Дарвину. Так что у нас там с социальной лестницей, Винни?
– Не смей звать меня этим именем! – рявкнул Эдвин, сжимая кулаки.
– Это вроде называется условный рефлекс? И ты еще говоришь, что мы – не звери? Черт побери, Винни, ты же проигрываешь по всем статьям! Разбит наголову собственной наукой.
– Да что ты в этом понимаешь? Школу сперва закончи, а потом говори о науке!
Внезапно на обочине зрения появилась Делия. Судя по ее лицу, она слышала часть разговора. Ванесса тут же устремилась ей навстречу; что-то спросила, поправила на девочке чепец. Ветер донес обрывок фразы: «Смотрите: отсюда все горы видно». Эдвин, все еще красный от гнева, стоял у парапета спиной к ним.
– Нравится вам здесь? – спросил Джеффри, подойдя. Солнце уже зацепило краем плоский горизонт, и парк понемногу затягивало тенью.
Делия пробормотала что-то утвердительное; а затем, помедлив, добавила:
– Тут где-то должна быть вода… Вы меня не проводите?
Краем глаза он поймал недоуменный взгляд Ванессы и поспешил согласиться, покуда она не вмешалась.
Они начали спускаться по лестнице. Ступенек через двадцать Делия остановилась; было слышно, как прерывисто она дышит.
– Зачем вы это делаете? – выпалила она. – Чем он вам помешал?
Джеффри отступил к каменной стене, чтобы оставить между ними достаточно пространства для малоприятной беседы, и сложил ладони на ручке трости.
– Мы спорили о науке. Вы достаточно слышали, чтобы оценить аргументы обеих сторон?
– Вы просто дразните его!
– Пусть воспитывает в себе хладнокровие.
– Зачем вы зовете его Винни? Сами же видите, как ему это неприятно.
– Я думаю, что он похож на Винни.
– Вы жестоки!
Она с размаху швырнула в него этим обвинением – мягкая, стеснительная мисс Фоссетт. Бледная как смерть, она совершенно отчетливо боролась со своим страхом и пока побеждала.
– От слов не умирают, – сказал Джеффри.
– Ошибаетесь.
– Послушайте, ему восемнадцать лет! Что вы с ним няньчитесь? Если бы он вел себя как мужчина, никто бы не посмел его унизить.
– Да вы… да вам сколько лет самому?
– Мисс Фоссетт, – медленно, с нажимом начал он. – У меня, как вы знаете, есть старший брат. Вы себе представить не можете, сколько усилий ему понадобилось, чтобы доказать свое старшинство. Успокойтесь, никто никогда не тиранил вашего маленького Эдвина – спросите хоть у Нессы. Но я не желаю терпеть в семье истеричное недоразумение. Он столько книжек про зверей прочитал, а самому невдомек, что в природе такие не выживают.
– Моя сестра тоже не выжила бы. На то мы и люди, чтобы быть милосердными.
Что-то изменилось в его лице, и по тому, как он замолчал, Делия поняла, что выиграла. Не зря Адриан был сегодня так близко. Ей сделалось легко и спокойно; и, вздернув подбородок (тоже его движение, получившееся само собой), она стала спускаться. В горле действительно пересохло, а на улице она видела питьевой фонтанчик.
– Не торопитесь. У меня к вам тоже был приватный разговор, и раз уж мы здесь…
Эти слова, сказанные привычным ленивым тоном, почему-то кольнули ее в спину, как копье.
– Собственно, это не разговор даже – так, мелочь. Тут на днях тетушка получила письмо: Ванессу пригласили в гости какие-то ваши родственники… Но вы, кажется, говорили, что у вас никого здесь нет?
Ледяной наконечник копья пронзил ее насквозь. Подкралась знакомая слабость, и, скованная ею, Делия с ужасом осознала, что время упущено. Пауза затянулась, и уже некогда было придумывать вновь обретенных родственников. Как, как она могла забыть тот разговор в магазине? Как могла поверить, что эта глупая затея сработает? Но даже для самобичевания сейчас не было сил. Единственное слово, жаркое и страшное, разбухало, заполняя голову: лгунья. Она, Делия Фоссетт, рыдавшая перед этим самым человеком из-за того, что оказалась причастной ко лжи, не дрогнув, обманула почтенную даму, прислав ей подложное письмо. Вот и все, устало подумала она; вот и все. Теперь двери их дома закрыты перед ней навсегда.
В ушах зазвенело сильно и неожиданно, и почти сразу погас свет. К горлу подкатила тошнота, и, из последних сил борясь с ней, Делия ощутила, как ее подхватывают на руки. Невыносимо долго продолжалась эта тошнота, и качание вокруг, и страх, что вот сейчас она провалится в эту яму целиком, и ничего больше не будет. Но вдруг ей в нос хлынул свежий воздух, качание закончилось, и спина уперлась во что-то твердое и надежное. Издалека донеслись чьи-то голоса – бу-бу-бу, ни разобрать ни слова; а потом мир начал обретать ясность. Прямо перед ней была светлая стена, а справа, под двускатной крышей, виднелись уже знакомые затейливые буквы: «Аквариум».
– Почему… мы здесь?
Сидевший рядом мистер Вейр пожал плечами.
– Это ближайшая скамейка, которую я знаю. Как вы себя чувствуете?
Ее все еще немного мутило, и ледяным потом намокла спина. Но самое ужасное было позади.
– Мне гораздо лучше, спасибо.
– Если вы все еще хотите пить, вон там есть вода. Я провожу, не спешите.
Делия опасливо поднялась и, опершись на предложенную ей руку, дошла до фонтанчика. В его основание был вделан круглый фонарь, который поддерживали два мраморных кенгуру. Она стянула перчатку, напилась, подставляя ковшиком ладонь под струю, и смочила лоб.
– Спасибо. Мне так неловко, что вам пришлось столько меня тащить…
– Пустяки. Вы ненамного тяжелей Тави.
Она вспомнила, как заботливо он держал девочку на руках, и почувствовала себя виноватой за то, что столько всего наговорила. Ведь это он заплатил за них сегодня, зная, что они вечно нуждаются; и нашел Агате место. А она… а они…
– Простите меня. Я не хотела этого вранья, но я думала… в общем, это нужно Ванессе.
– Значит, это она вас попросила?
– Нет! Я сама. Так хотелось помочь ей встретиться с друзьями… Ведь ваш отец не разрешает… А ей очень одиноко, только это трудно заметить со стороны. Я знаю, что обманывать старую женщину – гадко, и этому нет прощения…
Голос ее задрожал, и Делия отвернулась, силясь взять себя в руки. Жгучий стыд разливался внутри. Разве Адриан пошел бы на такое?
– Не бойтесь, – прозвучал сверху голос мистера Вейра. – Пусть Несса едет к своим друзьям. Я никому ничего не скажу.
Все еще не веря услышанному, она несмело подняла голову. Его лицо было спокойным – тонкое, как у Эдвина, но словно обрисованное другой рукой: резкими, сильными штрихами. Делия ответила полушепотом: «Спасибо», – и они медленно двинулись обратно. Солнце уже село за кроны деревьев, и в парке царил предвечерний покой. Однако на душе оставалось что-то тяжелое, невысказанное; и она чувствовала, что освободиться от этой тяжести нужно сейчас.