вас в пабе напротив вокзала! Что за дивная страна, где в пивных можно увидеть работы французских мастеров! Жаль, не всем доступно это зрелище, – он подмигнул.
Фрэнки чиркнула спичкой о коробок, не спеша раскурила сигарету и выпустила облачко дыма.
– Вы правда думаете, что мы не можем увидеть эту картину, даже если очень захотим?
– Хотите сказать, что вы готовы ради нее войти в паб? Ни за что не поверю, – засмеялся Паскаль.
– А давайте поспорим, – Фрэнки подалась вперед всем телом, зажав сигарету между пальцами. – Ставлю тот мой рисунок, что вам понравился и… что-нибудь сверху. Что ставите вы?
Он задумался, оттянув пальцами нижнюю губу; наконец ответил:
– Ужин у Фазоли для всех, кто рискнет пойти; и – еще что-нибудь.
Фрэнки и Ванесса переглянулись, и хозяйка протянула канадцу руку.
– Готовь банкет на троих!
– На четверых, – услышала Делия собственный голос.
Они разом обернулись к ней, и она, обмирая сердцем, увидела, как на лице Ванессы проступает изумленное восхищение.
– На четверых, – повторила Фрэнки, и Паскаль разрубил сомкнутые руки.
25. Публичная библиотека
Пройти под античным портиком, подняться по широкой лестнице в Квинс-холл – уже этого достаточно, чтобы в душе воцарился покой. Здесь тихо. Длинный зал тянется вдаль, являя взору перспективу строгую и величественную. Сквозь окна в потолке падает свет, и острые тени от колонн похожи на стрелки солнечных часов. Но главное таится там, в глубине галерей с мраморными бюстами по бокам. Что взять сегодня? Гексли, Дарвин, Геккель – почти все это он прочел; во всяком случае, английские издания. Но это – даже не сотая часть библиотечных запасов. Тут хватит не на одну жизнь.
Спешить на сей раз не хотелось. Тянуло побродить меж полок, выхватывая глазом имена, заглавия: вдруг наткнешься на что-то новое и редкое? В отделе истории он всегда застревал надолго – в основном, конечно, из-за Французской революции. Следом шли философы во главе с Декартом, а за ними – литературные критики и публицисты. Тут задерживаться не имело смысла, и Эдвин собрался идти дальше; но что-то было неправильно в увиденном секунду назад. Картинка исчезла, а чувство осталось, как бывает в оптических иллюзиях. Он еще раз окинул взором корешки и тут же отыскал чужеродный объект. «О любви». Что делает книга с таким названием в разделе серьезной литературы? Повинуясь любопытству, он взял ее с полки и раскрыл на одной из первых страниц.
«Вот что происходит в душе у влюбляющегося человека:
– Восхищение».
Исследование механизмов любви! Кто этот смельчак, рискнувший забраться в самые дебри человеческого сознания? «Стендаль» – было написано на обложке. Воровато оглядевшись, Эдвин зажал книгу под мышкой и быстро направился в дальний конец зала. Там, за пустующим столиком, в стороне от компании пожилых джентльменов, он углубился в чтение. Автор описывал якобы открытый им процесс кристаллизации чувства, используя для простоты наглядные сравнения. Местами эта теория звучала довольно наивно, но наблюдения были точны, или, правильней сказать, совпадали с его собственными. Вот только объекты чувств у них с автором были разными, и это, в конце концов, погрузило Эдвина в тяжелые раздумья. Он поймал себя на том, что ему все труднее улавливать смысл текста, и закрыл книгу.
Ему стало мерещиться, будто все вокруг видят его насквозь: его тайные, мучительные мечты, которые эта книжка нечаянно всколыхнула; его слабость и стыд, неудачи и разочарования. Все шло не так, как он думал. Прогулка в парке с мисс Делией, киносеанс – все было впустую. Никакого облегчения, ни проблеска чувства. Ему казалось, что он страшно и неизлечимо болен; и хуже всего – никто не скажет наверняка, сколько ему осталось.
Неожиданный удар по плечу заставил Эдвина вздрогнуть. Рядом стоял Мэттью Лоренс, учившийся классом младше. Сложением он напоминал борца – пиджаки вечно оттопыривались у него на груди – но нрав имел незлобивый и никогда не задирался первым.
– Здорово, – сказал он громким шепотом. – Всё занимаешься?
Эдвин промычал что-то неопределенное и как бы невзначай прикрыл ладонью обложку.
– Не знаешь, где тут справочники?
– А тебе по какой теме?
– Мне про спорт… Мы с Верзилой Хэнком поспорили, кто взял Кубок Мельбурна в девяносто девятом. Если окажется, что я был прав, он у меня эту страницу съест.
– Это читальный зал. Отсюда книги на дом не выдают.
– Серьезно? – нахмурился Мэттью. – Вот пакость.
Он почесал подбородок и рассеянно огляделся.
– Сам-то что читаешь?
Не успел Эдвин и глазом моргнуть, как Мэтью ловко выхватил книгу из-под его руки.
– Ого, – протянул он дурашливо. – А я-то думал, ты тут серьезными делами занимаешься. К романчикам пристрастился?
– Да не роман это, – Эдвин резко поднялся, с шумом отодвинув стул. Несколько человек за соседним столом неодобрительно посмотрели в их сторону. – Научный трактат, если хочешь знать.
– И как, пользы много?
– Не твое дело.
– Да что ты сразу на дыбки? – искренне удивился Мэттью. – Сядь лучше. Я просто к тому, что книжки тут не помогут. А если хочешь совета, – он подмигнул, – лучше ко мне обращайся.
Эдвин не ответил: все это выглядело слишком уж глупо. Еще не хватало ему задушевных бесед с Лоренсом. Но, с другой стороны, не всё так плохо; именно за этой книгой легко было спрятать то, что он больше всего хотел бы спрятать.
– Кто она? – заговорщически наклонился к нему Мэтью.
– Так… неважно.
– Сколько раз встречались?
– Не помню. Несколько.
– Плохо дело, – он покачал головой с видом врача, сидящего у постели тяжелобольного. – Если давно встречаетесь, а ты в трактаты лезешь – значит, не понимаешь ни себя, ни ее. Ты вот что: ты будь решительней. Не мямли. Девушки любят решительных, только стесняются это показать. А ты небось ходишь вокруг да около.
– Да не хожу я, – буркнул Эдвин для проформы, но продолжал внимать.
– Ты знаешь, ты попробуй выпить для храбрости. Помогает, точно говорю! Только много не пей, а то все испортишь. Начинай по чуть-чуть, а как почувствуешь, что готов…
– Прошу прощения, джентльмены, – проскрипел над головами старческий голос. – Позвольте вам напомнить, что здесь библиотека, а не место встреч. С дискуссиями – на улицу.
Оба разом поднялись и, не сговариваясь, пошли к выходу. Уже в дверях Мэтью хлопнул себя по лбу и воскликнул: «Справочник-то я забыл!», но Эдвин не стал его дожидаться. Спустился по лестнице почти бегом и, выйдя за ворота, запрыгнул в трамвай. Только тут он смог отдышаться и обдумать случившееся. Определенно, Лоренс не трепал языком зря: в школе у него была репутация «бывалого». Что, если в самом деле последовать его советам? Вдруг это поможет… поможет что-то изменить?
Погруженный в свои мысли, он чуть не пропустил остановку и выскочил в последний момент. Потолкавшись по вокзальным переходам, сел наконец в поезд и уткнулся невидящим взглядом в окно. Всю дорогу он снова и снова, будто граммофонную пластинку, прокручивал одну и ту же мысль. Лоренсова теория о том, что женщина бессознательно стремится к наиболее сильному, находила подкрепление в зоологии: достаточно вспомнить брачные турниры у животных. В конце концов он пришел к выводу, что попробовать стоит. Терять-то все равно нечего.
Дома никого не было, лишь собаки бродили, цокая когтями по паркету. Его любимое время, когда можно побыть одному. Другой возможности почти не выдавалось, разве что редкие случаи, когда Джеффри не ночевал дома – тогда можно было жечь лампу и читать в постели хоть до утра.
Эдвин распахнул дверь спальни и застыл на пороге: возле шкафа стояла Ванесса, держа в руках вешалку с одним из его костюмов.
– Рановато ты сегодня, – удивленно сказала она. – Вроде собирался в библиотеку…
– Что ты тут делаешь?
– Да вот, Мэгги сказала, твой костюм надо отдать в чистку. Не знаешь, который?
– Понятия не имею.
– Ну ладно, пусть сама смотрит.
Ванесса вышла из комнаты – босая, в темном переднике, заляпанном краской – и снова стало тихо. Он постоял, разглядывая висевшую на стене «Карту мировых рас» Коула; попытался, забравшись в кресло, выучить на завтра латинский урок, но учеба не шла. Его так захватило рассказанное Лоренсом, что не хотелось ничего другого, кроме как скорей испытать этот способ. Единственная проблема заключалась в том, что спиртное в их доме почти никогда не подавалось, разве что для больших застолий, когда съезжалось много гостей. Но ведь где-то же должны храниться винные запасы? Он скрипнул дверью, прислушался – на кухне уже гремели кастрюлями. Высокие шкафы возле буфетной были заперты. Эдвин заглянул в столовую и, не зная, чем еще заняться, вышел на веранду. Сестра сидела там с книгой, подставив ее предзакатному солнцу. Он хотел спросить про вино, но сдержался, опасаясь ее насмешек.
– Что ты читаешь?
Ванесса молча показала ему обложку.
– «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена»… Это биография?
– Трудно сказать. С одной стороны, это автобиография, с другой – нечто совсем иное.
– Так не бывает, – решительно возразил Эдвин. – Это или автобиография, или нет. У всякой книги есть жанр. Дай мне, я смогу его определить.
– Тебе не понравится. Это, пожалуй, чем-то похоже на «Моби Дика».
– А-а, – протянул он разочарованно. – Да уж, ерунда какая-то: я думал, там и правда про китов, а автор напихал в одну книгу и приключения, и философию, и пьесу…
– Господи, Эдди! – Ванесса в сердцах захлопнула книгу. – Ну откуда в тебе это? Ты хоть понимаешь, что такое художественная литература?
– А зачем в романе столько научной информации? Тот писатель, забыл его фамилию, будто пытался усидеть на двух стульях разом, а ничего не вышло. Кто хотел про китов – пролистывает страницы, которые к делу не относятся; а кому нужно чтение попроще, тот зевает над научными сведениями.
– Но я-то не зевала и не пролистывала. У тебя просто нет фантазии. В кого ты такой?