м тазом, громоздилась целая батарея пустых бутылок: перед сном Делия наполняла их горячей водой, чтобы нагреть постели. Ведение хозяйства давалось ей без труда, и это вызывало в душе смесь ревности, уважения и трудной, неумелой благодарности.
– Пойдем, – сказала Ванесса. – Тебя все ждут.
Делия, сидевшая на кровати, вздохнула.
– Они считают меня нелепой?
– Перестань выдумывать. – Она постаралась, чтобы голос звучал как можно тверже. – Ты слишком много значения придаешь мелочам. Ну, вставай скорее, пойдем.
В мастерской уже зажгли лампы, и она снова плыла маяком в темнеющем небе. Говорили об архитектуре: Фрэнки убежденно доказывала остальным, что прогресс не остановить.
– Еще пара десятков лет, – заявила она, – и в Нью-Йорке не останется ни одной виллы. Все будут жить в многоэтажках, нравится вам это или нет.
– Но мы-то не в Америке, – резонно заметил мистер Пирс. – И чем плохи виллы?
– Вы сами, наверное, живете в городе? – Ванесса присела на ящик с книгами, предоставив Делии единственный свободный стул.
– В Карлтоне. А что?
– Если вы не жили в богатых пригородах, вам трудно представить, каково это. Ты весь как на ладони, а они – такие консервативные, такие напыщенные. Там нужно быть как все: выгодно выйти замуж, обзавестись кирпичным домом с горгульей на крыше. Там запрещают строить деревянные дома, вы знаете? А если в воскресенье ты посмеешь ударить по мячу, тебя предадут анафеме. Нет уж, жить надо или совсем в глуши, или в таких вот караван-сараях, где никому нет до тебя дела.
Она поймала себя на том, что сказала слишком много, и поспешила остудить пыл глотком вина. Ей нравился его кисловатый вкус: это был вкус разудалых пирушек у Фазоли и артистических посиделок в Темпл-корте; вкус простой, вольной жизни.
– Муравьи-отшельники, – многозначительно хмыкнул мистер Пирс. – Неизвестный науке вид. Вы считаете, это нормально, что люди станут запираться по своим норам? Сможет ли человек остаться человеком, если не будет общаться?
Гуманист, подумала Ванесса. Да еще со склонностью к морализаторству. Неудивительно, что он стал биографом. Она хотела ответить, но не смогла придумать ничего достойного: сознание вдруг потеряло ясность, и ее начало клонить в сон. Наверное, стоило все-таки поесть, но аппетита по-прежнему не было, и она выпила еще вина. Вокруг говорили о чем-то – голоса шумели, как морской прибой. Она вновь начала думать о яблоке. Если оно падает на голову, рождается открытие; но что должно упасть, чтобы этим открытием стало само яблоко?
Она смежила веки. Волны покачивали ее – прозрачные, искристые, цвета эмали номер двадцать четыре двадцать. А далеко внизу, на дне морском, сидел Ньютон, решая квадратуру круга – обнаженный и ничтожный, как муравей-отшельник.
34. Фернтри-Галли
Ванесса сказала, что помощи ей не нужно, и, вскинув этюдник на плечо, зашагала к дальнему краю платформы. Людей вокруг было немного: несколько дам в белых платьях и с зонтиками, компания молодежи в соломенных шляпах – те, кто готов был потратить львиную долю воскресного дня, чтобы побродить по настоящему бушу.
– Погода-то как разгулялась, смотрите! – воскликнула Делия, счастливо жмурясь от яркого солнца.
Повезло им несказанно. Всю неделю дни были сухими, но к субботе набежали тучи. Друзья и знакомые тут же забеспокоились, как пройдет регата; а ей, стыдно признаться, было не так жалко регаты, как своего долгожданного выходного, который тучей могло зацепить. После стольких часов монотонной работы хотелось гулять, запасаться впечатлениями впрок – одним словом, не сидеть дома. Так или иначе, вчерашний вечер обернулся настоящим праздником, и сегодня она уже не ждала большего; но судьба оказалась щедрее.
– Не отставайте, мисс Делия, – окликнул ее мистер Вейр. – Тут места дикие, легко заблудиться.
Это было правдой: сразу за платформой цивилизация заканчивалась, и тропинка уходила вглубь эвкалиптовых зарослей, где стеной стоял оглушительный стрекот цикад. Поначалу слева тянулось полотно узкоколейки, но затем и она свернула в сторону, и осталась лишь высокая, еще не выжженная солнцем трава на обочине. Справа же мягко поднимался лесистый склон горы. Тоненькие деревца с неподвижными серо-зелеными кронами устилали тропинку сетчатой тенью. Иногда видны были следы пожара, но жизнь давно взяла здесь верх, и из обугленных стволов во множестве росли молодые ветки.
За полтора часа, проведенных в поезде, они успели наговориться и теперь молчали, постепенно замедляя шаг, чтобы не нагонять идущую впереди компанию. Вскоре тропинка начала поворачивать влево. Показалось деревянное строение с полукруглой верандой, а чуть дальше – пустующий теннисный корт.
– Пойдем сразу наверх или хотите передохнуть? – обратился к ним мистер Вейр.
– Я бы посидела на обратном пути, – сказала Ванесса. – Надо гулять, пока солнце высоко.
Это звучало разумно, и Делия охотно согласилась. Мистер Вейр, оставив их ненадолго, вернулся с двумя длинными палками, которые нужно было использовать при подъеме как посох. Делии было приятно, что никто не усомнился, сможет ли она вообще взобраться на гору; никто не качал озабоченно головой, не говорил участливых слов. Но это означало, что теперь-то уж она обязательно должна подняться.
Сперва дорожка шла полого. Здесь уже не слышно было цикад, только ручеек журчал в траве да посвистывали птицы. Высоко в небе серебрились кроны эвкалиптов, а внизу, на залитых солнцем полянах, росли пышные зеленые опахала, словно собранные неведомой рукой в исполинские букеты: это были те самые папоротники, которые всякий ожидает увидеть, приехав сюда. Постепенно тропа сужалась и вслед за ручьем карабкалась все выше. Становилось жарко, а в лесу по-прежнему не было ни ветерка. Пару раз им навстречу попались несколько молодых людей; мельком оценив их запыхавшийся вид, компания продолжила свой победоносный путь с горы. Счастливчики, вздохнула про себя Делия. Подумаешь, хмыкнула Адриана.
– Давайте постоим здесь, – сказал мистер Вейр, когда они достигли маленькой, хорошо утоптанной площадки сбоку от тропы.
Судя по его голосу, ему самому привал был не нужен, но остальные члены экспедиции с радостью воспользовались предложением. Ванесса опустила наземь свой этюдник – он выглядел как неглубокий прямоугольный ящик с крышкой – и стала осматриваться. Лицо ее было серьезным. Она примеривается, решила Делия; изучает свет, тени. Жалко, что картина не может передать всего: как вода журчит, сбегая по склону; как разливаются по лесу птичьи трели и пахнет нагретой травой. А вот с помощью слов можно нарисовать все это, и даже больше. Она по-прежнему так считала, хоть Ванесса и не согласилась, когда однажды об этом зашел разговор в Орлином гнезде (так с легкой руки мистера Пирса теперь называли их студию). Любая проза, говорила она, по природе своей линейна. Даже если в тексте спрятано много смыслов, ты читаешь его постепенно, разматывая, как клубок. А картина способна тебя одним махом накрыть. И только картина может передать то, что неподвластно слову.
А есть ли на свете что-нибудь, невыразимое словами? – подумала Делия, когда они снова двинулись вверх по тропе. Вот, например, чувства. Иной раз сама не знаешь, отчего так тянет внутри: вроде бы больно, и в то же время хочется, чтобы эта боль продолжалась. Или сны – как их выразишь?
Она снова начала задыхаться и шла все медленнее, рывками, с силой вонзая посох в сухую землю. Папоротники росли здесь так тесно, что их кроны смыкались над головой. Какаду кричали хрипло и отрывисто, белыми пятнами мелькая среди ветвей.
– Еще немного, – ободряюще бросил им мистер Вейр, обернувшись. – Дай уже сюда свой чертов ящик, Несса.
– Нет, – выдохнула она.
Уже не было сил смотреть вверх, и глаз выхватывал лишь поваленные деревья, поросшие мхом, да качание темной Ванессиной юбки впереди. Тяжкий стук сердца отдавался в ушах. Она почти пожалела о своей самоуверенности – как вдруг, через несколько мучительных шагов, обнаружила себя на небольшой полянке против склона. Сквозь деревья просвечивал далекий синеватый пейзаж.
– И это все? – разочарованно сказала Делия, едва успев отдышаться. – Отсюда ведь ничего почти не видно…
– Мы еще не дошли до самого верха, – невозмутимо сообщил мистер Вейр. – Но вы можете остаться здесь, если хотите.
Напившись по очереди из фляги, они огляделись и обнаружили чуть поодаль маленький пруд. Мутная у берега, где полосой лежал яркий солнечный блик, в середине вода прояснялась и отражала изумрудное кружево папоротников и кроны деревьев, опрокинутые в безоблачную синеву. Ванесса, все еще раскрасневшаяся после подъема, стала раскладывать этюдник, и Делия мысленно с ней согласилась: место было красивое.
Ей ужасно хотелось постоять рядом и посмотреть, как из тюбиков выползают червячки красок, чтобы смешаться на палитре в разноцветные клейкие пятна; как кисть переносит их на прямоугольный кусок картона, где рождается картина; но она боялась ненароком помешать. Ванесса не раз сетовала на праздную публику, обожающую глазеть на нее и давать советы: стоит появиться с этюдником в парке, как из-под земли вырастает благолепный пожилой джентльмен или почтенная дама, которые лучше всех на свете знают, как правильно рисовать. «Мне кажется, я бы согласилась стать глухой, лишь бы не слышать их глупостей».
– Я, пожалуй, схожу наверх, – сказал мистер Вейр. – А вы подниметесь потом, если будут силы.
Делии стало обидно, что он так сказал. Теперь уж поздно было геройствовать, и самое разумное, что она могла сделать – это расстелить плед, предусмотрительно взятый из дому, и читать книжку. Женщины не лазят по горам, они должны сидеть и накапливать энергию. Еще чего! – подумала она, чувствуя, как пробуждается внутри кто-то сердитый. Ей захотелось во что бы то ни стало подняться на гору сейчас, и она украдкой, чтобы не отвлекать Ванессу, покинула поляну.
Узкая тропинка ничем не отличалась от предыдущей, вот только пения птиц уже не было слышно. Молчаливый лес обступал ее со всех сторон, и чудилось в этом какое-то насмешливое разглядывание: ну что, человечек, ты по-прежнему мнишь себя царем природы? Нет, она так не думала и старательно держалась извилистой тропы, будто Ариадниной нити. Людей навстречу не попадалось, пока за очередным поворотом она не увидела мистера Вейра, стоявшего у обочины. Заметив ее, он прижал палец к губам и показал куда-то в кусты. Делия осторожно приблизилась. В двух ярдах от них сидела буренькая птица, довольно крупная. Она по-куриному рылась в земле, и в такт ее движениям мелко вздрагивал большой ажурный хвост, отороченный двумя полосатыми перьями, изогнутыми, как вензеля. Очевидно, белая блузка Делии ее забеспокоила: блестящий круглый глаз с подозрением глянул на чужаков, и птица удалилась вглубь зарослей, неспешно ступая голенастыми ногами.